Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Путин Инкорпорейтед
Шрифт:

Либеральные сволочи, круша русскую несырьевую промышленность в 90-е и сводя экономику к «трубе», сами породили эту реальность. Ведь в такой экономике у чиновничье-сырьевой мафии, монополизирующей власть, просто нет конкурирующих отрядов элит. Например, промышленников-машиностроителей, высокотехнологичных капиталистов, агропромышленных группировок и т. д. Ведь все эти отряды, будучи сильными, могли бы стать сильной основой конкурирующих партий/движений и не дать чиновничье-сырьевой мафии (основы «Путин Инк») монополизировать власть. Что ж, недаром Юрий Мухин считает московских либералов дегенератами с дипломами о высшем образовании. Они ведь плохо учили обществоведение и историю. Они своими руками породили основу для могущества и всевластия «Путин Инк».

Во-вторых, путинцы, взяв в руки власть, продумали: «А на кой ляд нам все эти либеральные

нахлебники, лезущие в учителя? Отнимем у них собственность — и сами станем ею распоряжаться. Формально мы отберем собственность в руки государства (и тем самым объегорим глупый народ), но само государство приватизируем и превратим в подобие корпорации во главе с нами».

Именно это и случилось. И потому путинство — это вершина неолиберального эксперимента. Всегда и везде концентрация собственности в руках кучки семей плюс деиндустриализация ведут к установлению именно тиранических, крайне недемократических режимов. Путин — не просто либерал. Он — суперлиберал, «либерал 2.0». Личность поистине всемирно-исторического значения, он первым на свете доказал: либерализм есть враг демократии и в своем крайнем выражении ведет практически к новому феодализму.

За это Путина и ненавидят сейчас те самые либералы, которые еще в 2000 году считали его в доску своим. Ибо бледный подполковник показал их полное ничтожество. Более того, путинщина весьма наглядно продемонстрировала, что ждет даже западные страны, когда и там 1 % населения превратится в сверхбогатый «малый народ», а последние остатки промышленности уйдут в азиатские страны.

ВВП как «либерал 2.0»

«Но как с этим бороться?! Как скинуть с нашей шеи паразитов?» — восклицает нетерпеливый читатель. Погоди, торопыга! Чтобы уничтожить что-то, сначала нужно его постичь, познать его природу и повадки. Иначе пойдешь охотиться на рептилиюварана, а на тебя выскочит тигр — и охотнику конец. Иначе все кончится очередным позором на Болотной. Чтобы понять путинщину, нужно сначала понять глубочайший и серьезнейший процесс мирового масштаба, частью коего и выступает «Путин Инкорпорейтед». Провинциальная близорукость тут недопустима и наказуема.

И тут, дорогие друзья, мне придется поделиться с вами своими знаниями. С моей точки зрения, либерализм подобен сказочному Уроборосу — змею, поглощающему собственный хвост. Нет более последовательного врага демократии, нежели либерализм. И именно он самым логическим образом ведет к реинкрарнации сначала феодализма, а затем и к воскрешению как рабства, так и каст.

Когда я сказал это на одном из телевизионных ток-шоу, противостоящие мне московские либералы чуть слюной не захлебнулись. Для них то был шок. Либерализм — дорога к рабству, а Путин — самый последовательный либерал? Не может такого быть, потому что где свобода? Путин — грязный диктатор! Он враг либерализма!

Но меня мало интересует мнение этих пустых людишек, не способных даже понять то, о чем они в книжках читали. Наша интеллигентщина всегда славилась поверхностностью, принимая только внешнюю оболочку и звонкую фразеологию, никогда не проникая в суть. Наша интеллигентщина видит только политические свободы: выборов, слова, собраний. Но она — и мне сие известно по долгой журналистской работе — никогда не понимала экономики. Оная кажется расейским профессиональным «борцам за свободу» чем-то скучным и вообще отдельным. Для этих шизофреников политические свободы могут существовать сами по себе, отдельно от экономики.

Но мы — не интеллигенты, а коги. Когнитарии. Мы прекрасно знаем о великом открытии Маркса: надстройка сильно коррелирует с базисом. Основа — производительные силы и производственные отношения (базис) определяет надстройку (устройство общества и государства, политику). Конечно, не совсем прямо и грубо, но все-таки определяет.

Например, в жестких древневосточных обществах, где огромные массы подневольных людей трудились под централизованным руководством жрецов и чиновников на общественных оросительных системах и на хлебных полях, государство могло быть только деспотическим. Парламентов и свободных выборов в таких обществах быть не могло просто в силу экономического устройства и тогдашнего уровня технологий. Ни города-государства шумеров, ни Египет фараонов ну никак не могли породить представительной демократии, политических партий, свободной прессы. Эти государства были жесткими бюрократическими мегамашинами с людьми-винтиками и властью, сосредоточенной

в руках монарха. Соответственно, и при классическом рабовладении Эллады были возможны лишь маленькие демократические города-государства. Но и там граждане не были равны, делясь на три ранга (Афины), причем на одного гражданина с правом голоса приходилось несколько человек, лишенных гражданских прав: женщин, метеков-иногородних, рабов. При этом при объединении городов-государств в одно большое государство вся демократия моментально отменялась — воцарялась монархия.

Государство и гражданин выглядят так, как устроена их экономика, друзья.

Что выступает экономическим кредо либерализма? Свободный капитализм. Ибо именно он якобы и обеспечивает максимальную свободу личности. То есть, либерализм говорит о том, что личность имеет право богатеть. Причем каждая личность. Но это — только на словах. Если либерализм получает власть, то он под видом обеспечения прав личности открывает путь к неограниченному обогащению. Как показывает практика последних тридцати лет — обогащению немногих. Ибо время личностей-одиночек на рынке прошло — бал правят именно компании-корпорации и крупные банки, держащие в руках ключ капитализма — кредиты. Эти структуры намного сильнее личностей (мы об этом уже успели сказать), представляя из себя социальные субъекты — сверхличности со сверхинтеллектом, сверхсилой, сверхвозможностями. Либералы этого замечать не желают: они признают только личности.

Но жизнь-то чихать хотела на глупые либеральные догмы. В жизни компании и корпорации — если им не мешать — быстро приканчивают свободу. Ибо корпорации — структуры чисто тоталитарные, диктаторские. В них нет никакой демократии: там у кого больше акций — у того и больше голосов, там нет принципа демократии «Один человек — один голос». Сей принцип коренным образом противоречит капитализму. Кроме того, капиталисты и корпорации — враги конкуренции. Они ее терпят как неизбежное зло. Но идеал каждого капиталиста и корпорации (коллективного капиталиста) — уничтожить и разорить всех соперников в своем сегменте рынка и стать монополистом, пожинающим сверхприбыли. Так сказать, выбиться в цари горы. Или — коли полной монополии не получается — поделить рынок между несколькими корпорациями, сговориться между собой и создать олигополию-олигархию. В сем смысле повадки крупного бизнеса недалеко ушли от законов организованной преступности, от гангстерских понятий. (Ослы-либералы и этого не хотят понимать). Потому капитализм, за свободу коего так ратуют либералы, по природе своей враг конкуренции и демократии.

До 1980 года белое человечество шло к возможной эре демократии. Опыт говорит: таковая возможна лишь в обществе с не чисто капиталистической экономикой, а социуме с экономикой многих укладов, с сильным государственным регулированием. Там, где общество более или менее однородно, где имущественное расслоение относительно невелико. Где очень развит РЕАЛЬНЫЙ сектор, где он разнообразен (диверсифицирован), где, помимо стандартного набора прав личности, есть и другие защищенные права. Право на работу. Право на доступное жилье. Право на бесплатное образование.

Именно к такому обществу с обеих сторон шли и в СССР, и в социал-демократической Европе. СССР нужно было добавить в свою экономику капиталистический уклад и предприятия под управлением трудовых коллективов, а европейцам — больше плановости в свою экономику. Советские русские люди имели даже преимущество: в СССР ты не мог сидеть на шее государства (получать социальную помощь), если не был стар и болен. У нас тунеядство наказывалось. И этим мы отличались от европейского «социализма» в лучшую сторону.

Но с 1980 г. на Западе смешанную экономику с сильным регулированием объявили порочной и застойной, начав неолиберальный эксперимент с освобождением капитализма, с возвращением к «рыночным истокам». Потом в ту же степь побрели и русские дуралеи. Тем самым демократии был подписан смертный приговор.

Получив от либеральных политиков свободу, крупные корпорации (уже транснациональные) начинают заниматься слияниями и поглощениями (не всегда мягкими) и действуют рука об руку с крупными финансистами. Этот процесс довольно быстро приводит к концентрации собственности и основных доходов в руках одного процента населения страны. И этот процент крайне скоро осознает себя «высшей расой», особым народом, с презрением смотрящим на всех прочих. У них просыпается типично феодальная психология: мы — благородная верхушка, нам нравится то, что мы намного богаче остальных, мы призваны править всеми.

Поделиться с друзьями: