Путы любви

От злости лицо Руода побагровело.

– Они живы только потому, что ты этого не сделал. Я уничтожу любого, кто встанет на моем пути.

Никогда прежде Даре не приходилось наблюдать братьев, ненавидящих друг друга. Она недоуменно смотрела на них. Здесь была не просто минутная злоба по поводу необдуманного поступка, они ругались даже не из-за нее. Это была очевидная острая борьба, несмотря на то, что Лаоклейн скрывал свои чувства и эмоции, а Руоду это удавалось хуже. Сейчас Дара ясно видела, как похожи были братья. Злоба еще больше подчеркивала схожесть линий их густых темных бровей, их крепких подбородков.

Напряженное молчание было нарушено взрывом смеха, который сопровождал Руода, повернувшегося, чтобы уйти. Его замешательство длилось лишь минуту. Когда Кинара проходила мимо него, он схватил ее за руку. Она вздрогнула, но не запротестовала. Те, кто видел это, тоже молчали. Дара поняла, что ошиблась, когда решила, что служанка – еще ребенок. Блестящие волосы пшеничного цвета струились на руке Руода, которой он обнял Кинару за плечи. Они вышли из зала.

Оставив свои мысли, Дара повернулась и увидела, что Лаоклейн разглядывает ее с неподдельным интересом, как будто он оценивает ее реакцию на происходящее в зале. В смущении она посмотрела на него. Он же ответил ей чем-то наподобие улыбки:

– Похоже, что Руод быстро утешился, после того, как потерял вас, госпожа.

В волосах Дары заиграли отблески огня.

– Другого и не следовало ожидать, мой господин, и если бы эта девушка была кем-то еще, а не просто шотландской девкой, я бы пожалела ее.

Едва уловимое выражение злобы коснулось его лица и тут же исчезло.

– Я сомневаюсь, что Кинара нуждается в твоей жалости. Возможно, она тебя жалеет. Она, по крайней мере, свободна и уверена в своем положении в этом замке.

Дара нахмурилась:

– Райландов никогда не следует жалеть.

– Может быть это так, но не будь так уверена, пока не узнала меня.

С подчеркнутым достоинством она поднялась и сказала:

– Милорд, я не сомкнула глаз прошлой ночью. Ты разрешишь мне отдохнуть?

Дара очень сильно устала и держалась из последних сил. Ленивый взгляд Лаоклейна, полный презрения, не мог заставить ее сожалеть о трусливой попытке сбежать.

Она поднялась наверх в просторный, плохо освещенный зал, холодный из-за сквозняков и каменного пола. В факелах, застывших вдоль стен, огонь погас. Несмотря на всю свою усталость, Дара не могла заснуть. У нее не было сил продолжать борьбу. Но ни эта холодная комната, ни закрытая на засов дверь не могли заставить ее смириться со своим положением.

Она ничем не укрылась. Ее согревала накидка Макамлейда. Дара думала о том, что ее надменность стала причиной того, что она оказалась в этой неуютной комнате. Она вновь посмотрела на толстую, теплую накидку, пахнувшую лошадьми, кожей и лесом. Эти знакомые запахи успокаивали ее.

Не в состоянии думать о событиях прошедшей ночи, Дара начала вспоминать то, что происходило гораздо раньше. Эти воспоминания тоже отзывались болью, но не такой сильной, как случившееся накануне. Дара вспомнила свою мать, по которой она скучала всю свою жизнь. Она была совсем малышкой, когда ее мать, Джоселин Райланд сбежала, не выдержав холодов северной Англии. Сбежала, оставив мужа, который ее проклял. Смерть отца пятнадцать лет спустя положила начало еще одной трагедии. Кервин стал во главе семьи, но он был слишком молод. Ему не хватало отцовской мудрости. Действия его были безрассудны. Снова и снова, в течение нескольких месяцев после смерти Тейна Райланда, Кервин совершал набеги на шотландские деревни, расположенные вдоль границы. Он сжигал их, грабил, убивал жителей. Его стали бояться и. ненавидеть.

Но Дара любила его, несмотря на всю его жестокость. Любила так же, как и другого своего брата Бранна, чей характер был гораздо спокойнее. Братья же, вспыльчивые и нетерпеливые, никогда не пренебрегали сестрой, боготворившей их. Неразлучные в юности, они остались такими же и в более позднее время, когда после смерти отца Бранн получил завидное место при дворе, а Кервин стал новым графом Чилтоном. Даже тогда их любовь выстояла. Братьев и сестру связывала верность и необходимость друг в друге. Дара была уверена, что Бранн сделает все, чтобы как можно скорее вырвать сестру из заточения. Не в силах превозмочь усталость, Дара наконец заснула. Но сон ее был таким же беспокойным, как и мысли.

ГЛАВА 3

Атдаир готовился к отражению атаки. Лаоклейн удостоверился, что в его владениях полный порядок. Лучи разгоравшегося солнца еще не добрались до затененных лесных тропинок. Наездников обдавало холодком. Впереди был тяжелый день. Лицо Ниалла было мрачным и беспокойным. Все утро Лаоклейн ждал, что брат сам расскажет, почему у него такое настроение, и, не дождавшись, спросил:

– В чем дело? Ты сошел с ума? Почему ты зол на весь свет и на меня?

– Это Руод близок к помешательству! Разве тебя не беспокоит то, что он натворил?

В лесу кто-то крикнул по-птичьи, и Лаоклейн остановился послушать ответный крик. Затем произнес:

– Если бы меня не беспокоило, я бы не стал просить своих людей быть поближе к дому и держать оружие наготове. Оставшийся в живых Райланд может последовать примеру брата, будет жечь дома и убивать семьи. Мы должны быть готовы к этому. Руод большой мастер по части интриг и затруднительных положений. Я привык решать проблемы по мере их возникновения. И эту я тоже решу.

– Ты слишком много времени уделяешь его проступкам, – раздраженно сказал Ниалл. – Он был несчастьем для нашей матери со дня своего рождения, бедой для всех нас.

– Руод не виноват, что он незаконнорожденный. Здесь вина Дункана. – Однако эти слова не прозвучали упреком. – Нельзя винить его и за горе, причиненное нашей матери. Я сожалею о том, что он появился на свет, но в этом нет его вины.

– Ну, хорошо. А что ты скажешь о его деяниях? Любому, кто встречается ему на пути, он старается сделать больно. Тебя, Лаоклейн, он ненавидит, старается причинить тебе как можно больше горя.

Ниалл говорил страстно. Видя лицо брата, ему становилось легче. Оно выражало силу и решительность и не предвещало никакой снисходительности к Руоду в будущем. Ниалл был молод, но он был из рода Макамлейдов, а потому проницателен. Он знал о чувстве особой ответственности Лаоклейна за каждого из рода Макамлейдов и боялся, что это будет его гибелью. Особенно когда он старался помочь Руоду.

– Я знаю гораздо лучше тебя, что замышляет Руод, – прямо сказал Лаоклейн. – Не бойся, Ниалл, он не застанет меня врасплох.

– Тебе лучше от него отделаться, пока он не причинил еще больше зла!

Их лошади разошлись, чтобы пробраться сквозь заросли кустарника, и когда наездники вновь оказались рядом, Лаоклейн сказал:

– Я давно понял, что гораздо лучше встретиться с ядовитой змеей на дороге, где ты можешь убить ее. Змея опасна, когда она свисает с ветки дерева и ты ее не видишь.

Молча, они выехали из леса и оказались в поле, покрытом жнивьем. Ниалл слишком хорошо знал своего брата, чтобы надоедать ему своими предупреждениями о Руоде, но успокаиваться он не собирался. Многолетнее наблюдение за своим сводным братом научило его не доверять ему. И все же каждый раз Лаоклейн одерживал победу в их продолжительной битве умов. Когда-нибудь братья померятся силами с оружием в руках, но, к счастью, они слишком медленно двигались в этом направлении.

Лаоклейн не был тем братом, какого многие хотели бы иметь. Он не отличался ни терпимостью, ни открытым выражением своей любви, но это был человек, заслуживающий уважения и пользующийся авторитетом. Как бы жестоко он ни подавлял слабости и юношеский страх, он никогда не выказывал презрения или раздражения. Ниалл считал, что брат обладает большим даром – гордостью. Она вселяла уверенность, делала человека находчивым. Эти черты были очень важны для такого человека, как Ниалл.