Пьяная боль

Каждая клеточка тела ноет от тянущей боли из-за неудобного кресла и долгого сидения в этой мелкой тачке. Кажется, что меня всунули в консервную банку и постепенно сжимают её прессом. Горячим прессом. Потому что дышать в душном салоне, в котором не придумали кондиционер — нечем.

Но другого выхода у меня нет.

Если я буду вести наблюдение из своего внедора, то точно не останусь незамеченным для Полли, а так, хотя бы есть маленький шанс посмотреть на нее со стороны и, возможно, увидеть дочь.

Свою дочь. Я — отец.

Пиздец…

Крохотная девчушка с черными волосами и столь же темными глазами, что и мои. Моя маленькая копия. Тут даже тесты не нужны, чтобы понять, кто отец.

Омрачает моё счастливое отцовство только одно — дистанция.

Сначала я честно выдержал всю Полину беременность и не появлялся на её глазах, боясь вызвать стресс и возможные, связанные с ним, плачевные последствия.

Она и правда очень много настрадалась из-за моей тупости и трусости, поэтому усугублять ситуацию с моей стороны выглядело бы весьма эгоистично.

Единственное, что я себе позволял, чтобы она знала и помнила, что я рядом и всегда готов прийти на помощь — это смски.

Смски, ни на одну из которых она так и не ответила. Почти полтора года я шлю смс, на которых не получаю ответа.

Почему?

Потому что мы условились, что она ответит на мои смски только тогда, когда будет готова. Прошло уже полтора года, но ответа я так и не дождался. Единственное, что мне остается — это вот так наблюдать за ней на расстоянии и оставаться максимально невидимым, чтобы не злить её не заставлять еще больше от меня отдалиться.

Деньги на обеспечение её и дочери я регулярно отправлял на ее счет и, как выяснилось позже, она не сняла с него ни копейки. Уверен, что более упёртой девушки нет во всем белом свете.

Затем я придумал передавать деньги через её мать, которая хоть и не выказывала мне особой симпатии, но от помощи не отказывалась. Единственное ее условие было, чтобы я не давал так много денег, потому что появление тех сумм, что я ей подкидывал, будет сложно объяснить должностью помощника кондитера.

Смски писать так и не перестал, даже не получая на них ответа. Это единственная ниточка, за которую мне было позволено держаться.

Однажды, после рождения дочки я не выдержал и перешел черту, явившись к ним домой без стука. В какой-то момент я посчитал, что будет правильным быть рядом с ними, хотят они того или нет.

Я сходил с ума от того, что не могу быть рядом с девушкой, которая занозой сидит в моём сердце и разуме. Не могу быть с девушкой, которая является самой желанной для меня, но останавливает холодом огромных голубых озер.

Я перешел черту и был за это наказан. Она исчезла. Вместе с дочкой. Просто взяла и пропала на десять дней, не поставив в известность о своем местонахождении даже собственную мать.

Телефон, по которому я бы мог ее выследить, оставила дома. Взяла минимум вещей и спряталась.

Это были самые невыносимые десять дней неизвестности в моей жизни. Таким образом Полина на наглядном примере показала, что значат ее слова о том, что чем ближе я оказываюсь, тем дальше от меня она бежит.

И я остановился. Принял дистанцию, установленную ей, и довольствуюсь тем, что имею.

И сейчас, вместо того, чтобы отсыпаться после очередной сумасшедшей ночи с Арчи и его расследованием о поджоге дома, в котором жила Даша — девушка, из-за которой он чуть не лишился рассудка, так же не имея возможности к ней приблизиться, я наблюдаю за салоном красоты, надеясь хоть одним глазом взглянуть на Полли. Убедиться в том, что с ней всё в порядке и со спокойной душой уехать отсыпаться в особняке.

Арчи… Вспомнив друга, которого с годами всё больше считаю своим братом, невольно улыбаюсь. Сложно поверить в то, что этот абсолютно холодный, закрытый в своем внутреннем мире человек, сможет в один из вечеров осознать свои ошибки и признать, что жизни не представляет без той, что убежала от него когда-то дождливой ночью.

Сколько он злился, сколько беспорядочно бухал и трахался — знали только я и отец, но каждый раз он засыпал с именем этой не менее странной, чем он, девушки на устах.

Теперь он тоже отец. Отец, который едва может скрыть волнение в момент, когда его маленькая дочь. Его маленькая копия подходит к нему сама и просит взять её на руки. Отец, который в полной мере осознал, что получил счастье, не заслуживая его, и делает всё возможное, чтобы хоть на йоту стать его достойным.

Её достойным. Той девушки, что снова перевернула его мир и заставила смотреть иначе на многие вещи. Достойным той девушки, долгий взгляд на которую, он позволяет себе только тогда, когда она не видит.

В наших с ним историях есть один момент, который очень веселит моего батю: девушку Арчи зовут Дарьей, а его дочь — Полиной; мою девушку зовут Полиной, а дочь — Дарьей. Теперь он ждет не дождется того момента, когда мы, наконец, встретимся в полном составе и познакомим наших девчонок. Хотя, он уверен, что Полли и Даша просто обязаны быть знакомы, так как таких совпадений просто быть не может.

Улыбаясь своим мыслям, отлепил затылок от подголовника и в тысячный раз взглянул на вход в салон красоты. Улыбка в один момент слетела с лица, а на смену ей пришел волчий оскал, которым я прямо сейчас собирался порвать ушлёпка, от которого Поля принимала цветы, стоя на крыльце.

Прижав к груди букет, она мило улыбалась тощему щеглу, который смущенно мял свежую весеннюю траву кроссовком.

Серьёзно?! Она приняла цветы от какого-то ущерба, а от меня — нет?

Схватился за ручку двери, чтобы прямо сейчас добраться до тощего обсоса и лично свернуть ему шею, но, вспомнив, как Поля может меня проучить за то, что я опять нарушил дистанцию, сдержался.

Дождался момента, когда она скроется за дверью салона и только потом вышел из тачки, чтобы вломить между глаз пацану, который всё ещё за каким-то хреном возился на заднем сидении своей черной малолитражки.

— Слышь, — позвал я его и, когда пацан выпрямился и высунул голову из салона машины, схватил за груди и почти положил на багажник. — Еще раз увижу тебя рядом с Полиной, цветы будут носить тебе на могилу. Доступно?

— Д-да, — затряс тот головой, почти теряя сознание.

Отпустил его и брезгливо отступил назад.

Пацан практически сполз на асфальт и на трясущихся ногах сел за руль своего ржавого корыта. Завел движок и, так и не закрыв заднюю дверцу, умчался прочь, подняв в воздух облетевшие лепестки цветов черемухи.