Пьяная Россия. Том первый

Бывало, к собранию гостей присоединялась бабушка Анны, Анфиса Сергеевна. И касаясь тонкими белыми пальцами кого-либо, робко дотрагиваясь до плеча мужчины или женщины, она шептала трагически:

– Какое несчастье состариться и умереть!

Анфисе Сергеевне сочувствовали, ей уступали мягкие кресла и диваны, но она, игнорируя, лишь покачивала головой и говорила, скорбно глядя на гостей:

– Как жаль, что я так и не дождусь лекарства от старости!

И вскрикивала вдруг, пугая присутствующих:

– Как бы я хотела продлить молодость и вальсировать, ах, вальсировать по паркету рука об руку с молодым мужчиной!

И Анфиса Сергеевна, несмотря ни на что, начинала кружиться, пока внучка, Анна, не уговаривала ее подняться к себе, в комнаты. Передавая на руки нянечке, специально нанятой для ухода за бабушкой, она делала страшные глаза и грозила карой небесной, если в следующий раз та не уследит за своей пациенткой.

Нянечка кивала, но как только Анна отворачивалась, гримасничала. Впрочем, няня была молода, ей было скучно в обществе Анфисы Сергеевны, которая почти весь день спала, в мягкой постели, погрузившись в такой долгий сон, что иной раз казалось, будто старушка и не дышит вовсе. Нянечку звали Ольгой, едва закончив медицинское училище, получив диплом медсестры, она, по знакомству, попала в дом Романовских и была счастлива спокойным сытым бытием своим, а также приличным жалованьем.

Пациентка ее, Анфиса Сергеевна, конечно, была дамой старомодной и со странностями, но Ольга предпочитала не обращать внимания, делая вид, будто ее не касаются чудаковатые и иной раз необъяснимые поступки старушки. Анфиса Сергеевна любила покричать, посердиться, но сердилась она, в основном, на… бесов.

Ольга признавала, что у Анфисы Сергеевны на самом деле пропадают иногда мелкие вещицы, необходимые в домашнем обиходе, объяснить их пропажу она не могла, разве что грешила иной раз на домработницу Юлию Евгеньевну.

Юлия Евгеньевна жила в особняке с начала девяностых, когда Романовские доказали через суд права на свой фамильный особняк и отбили дом у городской библиотеки. Была Юлия Евгеньевна важной, суровой теткой, но любила, когда никто не подсматривал, танцевать. Для того, она вставала на цыпочки, воздевала руки кверху и кружилась, изображая балерину, правда, старый пол предательски скрипел, но это ничего, главное, ведь не это. Одухотворенная и счастливая, выходила она тогда из своей комнаты, заставляя призадуматься дворецкого, по совместительству дворника и садовника, Илью Степаныча, который тоже любил помечтать, но мечты его сводились, как минимум к бутылке красненького, а как максимум, к объятиям Юлии Евгеньевны. Первая мечта всегда была осуществима, а вот со второй возникали проблемы.

Полупьяным, Илья Степаныч был способен на безрассудные поступки. При этом он не терял ни сил, ни сообразительности. Взобравшись как-то по водосточной трубе на второй этаж, он до смерти напугал Юлию Евгеньевну и она, едва не столкнула его вниз, заметив ухмыляющуюся физиономию, возникшую в окне своей спальни. Пьяным, Илья Степаныч делался несговорчив и чрезвычайно обидчив. Повсюду ему мнились заговоры, частенько оставляя домработницу с няней в кухне, где они любили чаевничать по вечерам, он уходил, якобы, к себе в апартаменты, сам же прокрадывался обратно, чтобы подслушивать. В разговоре двух дам, пусть даже о погоде, ему чудилась скрытая ирония и он, негодуя, вскакивал в кухню с криком протеста, чем неизменно пугал до икоты Юлию Евгеньевну и под смех Ольги, ретировался, огорченный, недоумевающий. Сильно пьяным Илья Степаныч делался, просто буен. Бежал на улицу, дрался с прохожими, нередко вступая в бой с крепкими парнями из полиции и уже будучи закован в наручники все равно сучил ногами и норовил ударить головой.

Изредка, раз в год, не чаще, на день рождения Анны, приезжала из-за границы сестра, Татьяна. Ходила с несчастным видом по комнатам, совершенно не спала, а только все сидела возле книжного шкафа, лихорадочно листая замусоленные страницы старинных книг, которые в семье Романовских хранились несмотря ни на что. Книги, большей частью на латыни были не востребованы остальными домашними, но Татьяна читала с необыкновенным вниманием и на вопрос Анны, что же она там хочет отыскать? Татьяна отвечала, едва подняв голову, что мучает ее тайна, тайна семьи Романовских…

Так и тут, незадолго до дня рождения Анны, сестра приехала и занялась чтением домашней библиотеки.

– Что еще за тайна? – насмешливо осведомилась Анна, устраиваясь в мягком кресле, с комфортом закинув ноги на журнальный столик.

– Дед, – коротко ответила Татьяна, со страхом взглянув в глаза своей обожаемой младшей сестрички.

Анна нравилась ей. Они были, как лед и пламя, противоположны и по духу, и по телу.

Анна, стройная, независимая, аристократичная, а Татьяна полновата, зависима от мужа и всегда вид имела такой, как бы это сказать помягче, побитый, что ли.

– А, что дед? – удивилась Анна, с интересом разглядывая свои полированные, покрытые перламутровым лаком, ногти.

– Он приходит ко мне во сне, – шепотом сообщила Татьяна. – Злится и требует развестись с мужем!

– Чем же твой благоверный ему не угодил?

– Думаю, он недоволен подлостью и изменой!

– Погоди! – встрепенулась Анна. – Твой муженек тебе изменяет?

Татьяна отмахнулась:

– Все его гулянки происходят по пьяни и абсолютно несерьезны! Ну, ходит налево, с кем не бывает!

Анна заметно оживилась, заерзала в кресле:

– Кто он? Хорош собой?

Татьяна отвела взгляд, толстые щеки ее покрылись румянцем:

– Перестань, Анька! Пойми, я скучаю! Мой муженек постоянно занят и днем, и ночью пропадает на работе, а мне что делать прикажешь? Хоть бы ребенок был…

Татьяна вздохнула, но тут же воодушевилась:

– Любовник что надо, но всего лишь месяц встречаемся, я вот и думаю, а вдруг!

– Забеременеешь? – закончила мысль сестры Анна.

– Ага! – Татьяна закусила губу, мечтательно поглядела в глаза младшей сестры.

Анна оглядела сестру, прикинула и так, и этак:

– Вижу тебя с ребенком!

– С мальчиком, девочкой? – воскликнула, моментально придя в восторженное состояние, Татьяна.

Анна присмотрелась и объявила торжественно:

– Мальчик! У тебя сын будет! – и предостерегающе подняла палец. – И не заставляй меня смотреть его имя, итак трудно!

– Спасибо, спасибо! – визжала Татьяна, сама не своя от счастья, обнимая сестру и осыпая ее лицо поцелуями.

– Вот, если бы ты помогла мне еще от деда избавиться, – помрачнела Татьяна.

– Да пошли ты его именем Люцифера, – пренебрежительно отмахнулась Анна.

– Думаешь, меня послушается? – сомневалась Татьяна.

– Пригрози! – кивнула Анна и, подумав, решила. – Пожалуй, сама попробую ратовать, чтобы деда забрали на тот свет!

– Ура! – вскрикнула Татьяна.

Анна была сильна.

– Такой уж я уродилась, – говорила она.

Домашние обращались к ней всегда и при любых случаях. Домашние – отец с матерью. Но о них особый разговор.

Старшие Романовские, Вера и Георгий постоянно отдыхали, преимущественно в азиатских странах. Оба любили море и обожали жару. Но не это главное, с рождением Анны, сила рода иссякла, полностью перейдя в маленькую дочку. И ничего нельзя было поделать. Самый старший Романовский, дед, внезапно потеряв возможность управлять бесами и мстить обидчикам, сошел с ума и бросился с моста в реку, вылетел из тела, но не ушел, а беспокоясь о своей дальнейшей судьбе, побаиваясь Владыки Мира, остался возле родственников и объявил себя хранителем семьи Романовских. Его настойчивые приставания никого не трогали, кроме слабенькой во всех смыслах Татьяны. Но об этом уже было сказано.