Пьяные фейерверки

Снова стало тихо — так тихо, что было слышно, как где-то в Бриджтоне запускают праздничный салют, а под берегом заквакали лягушки. Они думали, что на сегодня бардак кончился. Но хрен там, потому что через мгновение на пирс вышел Пол со своими двумя сыновьями и посмотрел в нашу сторону. Старик держал в руке что-то, похожее на мяч для софтбола, а парень без трубы — из-за этого я считал его самым умным из братьев — поджег фитиль. Массимо не терял времени и быстренько подбросил бомбу вверх. Не успел я сказать, чтобы она заткнула уши, как заряд разорвался. Боже, от вспышки все небо заиграло, а взрыв получился таким громким, как от артиллерийского снаряда. В этот раз на берег вышли не только женщины и девушки клана Массимо — чуть ли не все проклятые соседи повысыпали улицу. И хотя большинство из них, наверное, обосрались от испуга, когда бахнула эта сука, они начали хлопать в ладоши! Представьте себе!

Мы с Ма переглянулись, поскольку уже знали, что будет дальше. Так и случилось Капитан Трубадур прижал ко рту свою сраную трубу и выдал одну длинную ноту: «Уааааа!»

Массимо, как и все наши соседи по обе стороны озера, смеялись и хлопали в ладоши. Какое унижение! Ты же понимаешь меня, Энди? Ардель? Нас порвала кучка заезжих макаронников из Род-Айленда. Я и сам не откажусь от тарелки спагетти, но не каждый день это кушать, чур их:

— Ладно, хорошо, — сказала Ма, расправляя плечи. — Фейерверки у них громче, но у нас еще остались «китайские пионы». Посмотрим, что они на это скажут.

Хотя, судя по ее голосу, она понимала, что и здесь они могут нас обыграть.

Я выставил на причале дюжину пивных жестянок и вставил в каждую по «пиону». Мужчины Массимо наблюдали за нашими приготовлениями с противоположной стороны озера. Вдруг юноша, который не считал, что умеет играть на трубе, побежал к дому за очередной партией боеприпасов.

А я, тем временем, чиркал зажигалкой под пионами, и они без сучка и задоринки поднимались вверх одна за другой. Страх, как хороши, хотя горели не долго. Переливались всеми цветами радуги, как и обещал Дед. Люди заохали и заахали — среди них и несколько Массимо, надо отдать им должное, — но потом подоспел юноша, который притащил еще одну коробку.

Как оказалось, в ней было полно фейерверков вроде наших «китайских пионов», только больше. И каждый — с картонной подставкой для запуска. Мы все это видели, потому что на краю пирса Массимо включились фонари, похожие на факелы, только электрические. Пол поджег фитили ракет, и они взлетели, рассыпая золотистые искры, которые были вдвое крупнее и ярче наших. Опускаясь в озеро, они мерцали и трещали, как пулеметы. Люди снова зааплодировали, на этот раз с большим рвением, и мы с Ма также — чтобы о нас не подумали, что мы не умеем признавать поражение. Труба продудела свое: «Уаааа — уааа — уааа».

Немного погодя, когда мы уже выстреляли все наши ничтожные петарды, Ма переоделась в ночную рубашку и клетчатые тапки и сердито затопала на кухне. Дым из ушей так и валил.

— Где они достать эти боеприпасы? — сокрушалась она, но это был, так сказать, риторический вопрос, поэтому я не успел ничего ответить. — У своих друзей из Род-Айленда, вот откуда. Потому что они имеют С-В-Я-З-И. А их дед не любит проигрывать! Это же очевидно!

Я подумал: «Как и ты, Ма», но не сказал вслух. Иногда лучше промолчать, особенно когда Ма уже набралась кофейного бренди от Аллена и осатанела от гнева.

— Ненавижу эту трубу. Ненавижу ее всем сердцем.

С этим я согласился, потому решился поддакнуть.

Она схватила меня за руку и пролила последний за вечер бокал прямо мне на рубашку.

— В следующем году! — воскликнула она. — В следующем году мы им покажем, кто здесь хозяин! Обещай мне, что в две тысячи четырнадцатом эта труба заткнется навсегда, Алден.

Я пообещал попробовать, а что было делать? Пол Массимо мог достать в своем Род-Айленде все, что угодно, а кто поможет мне? Дед Андерсен, который держит небольшую лавку «Вишневая блоха» рядом с магазином дешевых кроссовок?

Я все равно пошел к нему на следующий день и объяснил, что произошло. Он выслушал и даже не поднял меня на смех, хотя я видел, что его губы пару раз дернулись. Да, забавные дела (по крайней мере, я так считал до прошлой ночи), но какие тут шутки, когда Холли Маккозланд дышит тебе в затылок.

— Да, я понимаю, отчего у твоей мамаши крышу сорвало, — сказал Дед. — Она всегда злилась, словно фурия, когда кто-то побеждал ее. Однако, Алден, ради всего святого, это же просто фейерверки. Она все поймет, когда протрезвеет.

— Не думаю, — сказал я, но не стал объяснять, что Ма теперь редко бывает трезвой, просто переходит из одного состояния в другое: сначала «под мухой», потом «до поросячьего визга», а дальше — сон и похмелье, и так день в день. Хотя чем я лучше?

— Понимаете, дело не в фейерверках, а в трубе. Если бы в следующее Четвертого июля Ма удалось заткнуть эту сраную трубу, она бы успокоилась, — пояснил я.

— Ну, в этом я тебе не помогу, — ответил Дед. — Конечно, можно раздобыть большие и лучшие фейерверки, но я не стану их сюда везти. Во-первых, у меня могут забрать лицензию на торговлю. А во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то покалечился. Запуск салютов на пьяную голову залог несчастного случая. Но если ты такой упрямый, то тебе стоит проехаться до Индейского острова и найти одного мужчину. Здоровенный представитель племени пенобскот по имени Ховард Гамаш. Самый большой индеец штата Мэн, черт побери, если не самый большой в мире, ездит на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», а на щеках у набито тату в виде перьев. У него, как говорят, есть связи.

Наконец, связи! Именно то, что надо! Я поблагодарил Деда, записал имя Ховард Гамаш в своем блокноте и в апреле следующего года отправился в округ Пенобскот с пятью сотнями баксов в бардачке своего грузовика.

Я наткнулся на мистера Гамаша в баре отеля «Урожай», в центре города, и этот индеец был действительно таким огромным, как его описывал Дед, — где-то шесть футов восемь дюймов в высоту, а весом фунтов в триста пятьдесят. Он выслушал мое горькое признание, а когда я угостил его кувшином пива «Bud» (который он всосал минут за десять), то сказал:

— Ну, мистер Маккозланд, давайте-ка мы с вами прогуляемся до моего вигвама, где обсудим этот вопрос более детально.

Он уселся на «Харлей Софттейл» — огромный байк, но под ним эта тачка выглядела, как маленький велосипедик, на которых клоуны гоняют в цирке. Жопа свисала с сиденья по самые кофры. Его вигвам на поверку оказался хорошеньким маленьким ранчо в два этажа, а на заднем дворе был бассейн для целой стаи ребятишек.

Нет, Ардель, байк и бассейн не играют никакой роли в этой истории, но дай мне рассказать по-своему, потому что я вообще брошу рассказывать. Это интересные подробности. Там в подвале даже был кинотеатр. Чертовски хороший дом.

Фейерверки стояли в гараже, в деревянных ящиках под брезентом. Он показал мне несколько роскошных штукенций. «Если вас поймают на горячем, — заметил он, — то вы никогда не слышали о Ховарде Гамаше, по рукам?»

Я сказал, что по рукам, потому что он производил впечатление честного парня, которым меня не обдурит — по крайней мере, не на много, — поэтому я спросил, чего можно накупить на пятьсот баксов. В основном мне тогда достались «торты» — ракетные установки с охапкой римских свечей. Поджигаешь фитиль, и они взлетают целыми дюжинами. Три «торта» назывались «Пиро-обезьяны», еще два — «Декларация независимости», один «Психо-делик», который взрывался огромными яркими цветами, и еще один, особый. Я до этого дойду.