Пять дней
Шрифт:
— За что вы его так ценили?
— С ним я забывала про все на свете. Вы когда-нибудь видели словарь синонимов?
— У меня их два.
— Тогда вы точно с приветом.
— Не спорю. А вы — нет?
— С приветом, еще с каким. Однако, возвращаясь к разговору о словаре синонимов… знаете, за что я его люблю? Он не такой косный и официозный, как обычный тезаурус. В нем есть и глубина, и широта в том, что касается эквивалентных слов. Настоящая находка для повернутых на семантике.
— Повернутые на семантике. Мне нравится.
— Это я и есть. Всегда такой была.
— Хотя ваше настоящее ремесло — естественные науки?
— Естественные науки — это «ремесло»?
— По-моему,
И снова я устремила на него пытливый взгляд, ибо редко встретишь человека, способного произнести столь выразительную фразу во время обычного разговора. Ричард заметил, что я по-другому смотрю на него. Он застенчиво улыбнулся, быстро нагнул голову, уклоняясь от моего взгляда, а я невольно подумала: о боже, неужели в моих глазах он прочел интерес или — того хуже — влечение? Я снова покраснела. А потом — теперь одно накладывалось на другое — заметила, что он увидел, как изменился цвет моего лица. Поэтому я попыталась разрядить атмосферу:
— Вы искусно играете словами…
— А я, похоже, вас смутил…
— Нет, это я сама себя вогнала в краску.
— Почему?
— Потому что…
Я не могла озвучить ему свою мысль: потому что вы умны и нравитесь мне, а вы не должны мне нравиться, на то есть десятки очевидных причин.
— Прежде мне никто этого не говорил, — сказал Ричард.
— Что?
— Что я искусно играю словами…
— Но жена ваша наверняка…
Едва эти слова сорвались с моих уст, я тут же пожалела о них. Ибо я поняла, что переступила черту дозволенного.
— Простите-простите, — поспешно сказала я. — Мне не следовало намекать…
— Вы ни на что не намекали. Вопрос вполне резонный. Я люблю слова. Люблю играть словами. Люблю живописать словами, хотя в повседневной жизни, если учесть характер моей работы, мне это редко удается. Да, было бы замечательно, если б мой партнер по жизни, моя жена, ценила мое умение играть словами. Но когда такое было, чтобы ваша супруга могла по достоинству оценить ваш образ мыслей? По-моему, тот, кто этого требует, хочет слишком многого. Не так ли?
Он произнес все это с такой легкостью, с такой иронией в голосе, что я невольно рассмеялась.
— Я не считаю, что вы требуете слишком многого, — возразила я. — Мой отец часто говорил, что одна из проблем умного человека состоит в том, что он непреднамеренно дает понять другим, что они дураки. Это, конечно, сильно задевает. То, что у вас есть способности, талант, особое видение мира — все то, чего, по их мнению, у них нет.
— Умение играть словами вряд ли можно назвать талантом. Это скорее хобби. Как коллекционирование моделей поездов, марок или старых авторучек.
— Это более интеллектуальное занятие, чем все вышеперечисленное.
— Значит, вы считаете себя интеллектуалкой?
— Едва ли.
— Вот видите! Мы с вами сшиты из одной ткани производства штата Мэн. Оба увлекаемся семантикой. Оба можем часами исследовать мир синонимов. Оба обожаем родной язык. Но ведь это не значит, что мы с вами умные люди, верно?
Я кивнула с улыбкой:
— Точно.
Я подняла бокал, он поднял свой, мы чокнулись.
— За низкую самооценку, — сказала я.
— Иными словами, за коварное искусство недооценивать себя.
— Вы пишете?
Мой вопрос, казалось, ошеломил Ричарда.
— Почему вы спрашиваете?
— Интуиция. Ваше знание языка, любовь к языку…
— У меня почти нет опубликованных вещей…
— Но вы писали, пишете?..
Ричард поднес ко рту бокал, осушил его.
— Четыре месяца назад один мой рассказ напечатали в малоизвестном журнале в Портленде.
— Но это же здорово. Что за журнал?
— «Портленд
магазин». О стиле жизни. Рекламирует роскошные рестораны и магазины. Дома и квартиры со стильными интерьерами. Отели, в которых можно провести романтический уик-энд. Всякое такое.— И в вашем рассказе тоже фигурировали роскошные рестораны, дома со стильными интерьерами и романтические уик-энды в гостиницах на побережье, где приносят завтрак в постель?
Ричард улыбнулся:
— Что ж, сам напросился.
— Вы извиняетесь за то, что вас напечатали в журнале, который пишет о стиле жизни?
— Ну, это же не «Нью-Йоркер». [22]
— Возможно, и там вас однажды напечатают.
— Мечтать не вредно.
— Нужно мыслить позитивно, — сказала я.
22
«Нью-Йоркер» (The New Yorker) — литературно-публицистический журнал-еженедельник, издаваемый в Нью-Йорке. Основан в 1925 г.
— Говорите прямо как Норман Винсент Пил.
— Кто это?
— Автор «Силы позитивного мышления». Его преподобие Норман Винсент Пил. Его труд, пожалуй, первая американская книга о самосовершенствовании.
— Написанная священником.
— Священником пятидесятых годов прошлого века. В сравнении с нынешними христианскими ортодоксами он, можно сказать, светский человек.
— Мне казалось, вы — сторонник «семейных ценностей».
— У вас хорошая память, — парировал Ричард.
— Слава богу, что вы не стали цитировать мне «Книгу откровения».
— Я не религиозный человек.
— И не поддерживаете утвердившихся в вере?
— Просто мне не нравится, что «мягкие» либералы [23] отрицают все христианское.
— Говоря как либерал — хотя и здравомыслящий, — думаю, что даже наиболее здравомыслящих республиканцев из тех, кого я знаю, беспокоит, что политическая программа харизматических христиан [24] идет вразрез с основополагающими американскими идеями об отделении церкви от государства и о правах человека, таких как право женщины распоряжаться собственным телом и гражданские права гомосексуальных пар с точки зрения правовой защиты брака.
23
«Мягкие» либералы — либералы, от которых знаешь, чего ждать (не способные ни на что новое).
24
Харизматическое движение (от греч. «дар [благодати], дарование») — движение внутри христианства, в основном среди протестантских общин, также получившее распространение среди католиков. Оно провозглашает, что в его деятельности в соответствии с 1-м посланием апостола Павла коринфянам проявляются дары Святого Духа: исцеление, пророчество, различение духов, чудотворение, иные языки. Во многом учение и богослужебная практика пересекаются с пятидесятничеством.
— Вообще-то, я ничего не имею против всего того, что вы перечислили.
— А я, похоже, вещаю, как оратор с трибуны.
— Против этого я тоже ничего не имею. Вы — здравомыслящий либерал, я — здравомыслящий республиканец… хотя многие наши современники сочли бы это за тавтологию.
Ричард озорно улыбнулся мне, и я опять невольно подумала: а он умен. И спорит умно, языком владеет превосходно, находчив и сообразителен.
— Может, поделитесь, про что был ваш рассказ? — попросила я, меняя тему разговора.