Пять к двенадцати

– Ты же не выключишь меня, старина, не правда ли?

– Да, шут гороховый. Если и ты в свою очередь не выключишь меня. Леандер улыбнулся:

– Esprit de corps [корпоративный дух (фр.)]. Мне это нравится. Сейчас его так недостает... Ты один, надеюсь?

– Твои надежды не беспочвенны. Добрая доминанта отправилась ненадолго прошвырнуться по Европе. А теперь говори, что тебе надо, и возвращайся в ад.

– Мы должны встретиться, братец призрак.

– Я еще не забыл твой юмор в туманном парке.

– Это хорошо. День уже назначен.

– Да принесет этот день нам наш дневной хлеб и простит нам наши прегрешения... Кто же играет с остатком моей жизни?

– Верховное командование, дорогой. Пути его таинственны и неисповедимы.

– И его неслучайный приказ должен быть выполнен любой ценой, подхватил Дайон.
– Итак, жить мне осталось меньше, но зато я могу смеяться громче. Очень интересно. Ну а теперь позволь мне вернуться к моей маленькой сказке, и я обещаю тебе прекрасную ночь.

– Не так быстро, друг моей юности. Надо утрясти кое-какие детали.

– Так утрясай их и прекрати тратить попусту драгоценный остаток моей жизни.

– Ты знаешь бар "Виват, жиган!"?

– Я знаю бар "Виват, жиган!".

– Я встречу тебя там завтра в полночь.

– Тебе надо будет быть чрезмерно удачливым. Леандер лучисто улыбнулся:

– Я надеюсь. В противном случае, ты можешь стать чрезвычайно мертвым.

Он отключил связь, тем самым лишив Дайона возможности послать парфянскую стрелу [Отступая, парфянские всадники забрасывали противника тучей стрел. В переносном смысле "парфянская стрела" - меткое, бьющее наповал замечание в конце спора] в сторону противника.

Дайон трижды пнул кровать и пожалел, что здесь нет Джуно, которую он мог бы задушить, а ее безжизненное тело сбросить с балкона, с высоты полумили, на землю.

Но Джуно здесь не было, и не было никого, кого можно было бы убить, изувечить или с кем можно было бы заняться любовью. Потерпев поражение, расстроенный Дайон уселся перед экраном двадцать на тридцать и снова принялся смотреть "На Западном фронте без перемен".

Он успел увидеть, как рука молодого немецкого солдата протянулась, чтобы коснуться бабочки. И успел увидеть, как французский снайпер пресек это движение пулей.

9

Она была маленькой, тонкой и такой мягкой, какой может быть только инфра. Почти ребенок - двадцати пяти лет, может быть, - но нищета, или полунищета, уже оставила на ней свой знак. Брошенная на произвол судьбы, она состарилась бы очень быстро. К шестидесяти, если бы ей удалось избежать рождения слишком большого количества детей и прожить так долго, она сделалась бы совершенной старухой. Джуно нашла ее поющей песни в мюнхенской пивной за жалкую плату. Она была почти чистокровной англичанкой по имени Сильфида.

Джуно привела ее в момент, когда Дайон при помощи старинного карандаша пытался накорябать очередную поэму. Он вспоминал свое столкновение с Леандером в Сент-Джеймском парке и творчески преломлял его. Дайон вычеркнул слова "капля росы" и написал вместо них "дождевая капля". Он считал, что нельзя позволять искусству, особенно если стихи сентиментальные, слишком близко соприкасаться с жизнью. Это может быть опасно для искусства. В конце концов он прочитал:

Капля дождя превратилась в стеклянный собор, Тишина прокатилась как гром у него в голове. Он спал, как тот, кто не живет. Он бодрствовал, как тот, кто не умрет.

Тогда-то в сопровождении Сильфиды и появилась Джуно, похожая на трирему, тянущую на буксире ялик.

– Привет, мейстерзингер. Я скучала без тебя.

– Привет и прощай. Я совершенно не скучал. Как тебе понравились мюнхенские жиганы?

– Они гораздо любезнее здешних. Что ты пишешь?

– Твою эпитафию... Что это за ребенок, которого ты, ясное дело, где-то украла?

– Ее зовут Сильфида, и она собирается родить мне сына.

Дайон внимательно осмотрел девушку, чье чрево он должен был оплодотворить. Она была испугана, но выглядела далеко не отталкивающе. И то и другое ему понравилось.

– Enchante de faire votre connaissance, [Счастлив, познакомиться с вами (фр.)] - сказал он, отвешивая церемонный поклон.

– Merci, monsieur. J'espere que notre connaissance sera tres heureux pour tous. [Спасибо, месье. Надеюсь, наше знакомство окажется весьма удачным для всех (фр.)]

– Твой французский почти так же ограничен, как и мой, - сказал Дайон.
– Как удалось этой суке заманить тебя обратно в Англию?

– Пожалуйста, не надо, - сказала Сильфида нервно, - доминанта Джуно была очень добра ко мне. Она уже дала мне тысячу львов.

– Еще тысяча - после зачатия, - добавила Джуно, - и, наконец, тысяча после рождения ребенка.

– Живого или мертвого?
– спросил Дайон со злобой.

Хорошее настроение Джуно мгновенно испарилось.

– Не играй слишком грубо, малыш, - посоветовала она, - и не обижай мою инфру. Она получает деньги за зачатие, а не за то, чтобы ее обижали. Дайон засмеялся:

– Мою инфру! Черт побери, кем ты себя воображаешь? Султаном семнадцатого века?

– Переключи трансмиссию. Мы провели в полете полдня и довольно устали. Будь любезен, закажи что-нибудь поесть.

При упоминании о еде Дайон вспомнил, что и сам голоден. Он пил слишком много, но не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Подойдя к вакуумному люку, он заговорил в приемное устройство:

– Приборы на три персоны. Авокадо, фаршированные креветками, мексиканская клубника с коньяком, чеширский сыр, датское масло, финский хрустящий хлебец. Напитки: два литра розового вина, пол-литра хеннеси, черный кофе, сливки, сахар. Через десять минут. Все.

– О, Стоупс!
– воскликнула Джуно с восхищением.
– Этот человек создает поэмы и в области гастрономии.

В порыве чувств она обняла его.

– Не трожь меня, корова, - огрызнулся Дайон.
– Ведь последний ужин того стоит, не правда ли?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу этим сказать, что жизнь очень часто бывает короче, чем мы думаем, и никто не может извлечь квадратный корень из завтрашнего дня.

Джуно снова стала наливаться гневом.

– Кто или что сделало яичницу из твоих транзисторов, юнец? Ты как медведь с испорченным усилителем. Если ищешь драки, ты ее получишь.