Пять к двенадцати

Леандер отстегнул реактивный ранец и вылез из летного комбинезона с сияющей улыбкой на лице и лазерным пистолетом в руках. Дайон увидел оружие и сдержал желание уничтожить то, что, несомненно, заслуживало уничтожения.

– Что? Ты не рад мне?
– мягко спросил Леандер.
– Дорогой деревенский юноша, прошло так много времени с тех пор, как мы вдохновляли друг друга на героические подвиги.

– Гораздо меньше ста лет, жаба. Как ты нашел меня?

– Надеюсь, ты не забыл о своем говорящем сердце?

– Все, что тебе нужно было сделать, - это отключить его на расстоянии. Что тебя удержало?

– Маленькая загвоздка - ахиллесова пята. Было необходимо совершенно точно установить ее местоположение.

– И это тебе удалось?

Сильфида вышла из дома и присоединилась к ним. Леандер сердечно ей улыбнулся и с почти отсутствующим видом повернул ствол лазерного пистолета в направлении живота женщины.

– Я так думаю, дорогуша. Действительно так думаю... Я был в отъезде последние несколько месяцев - всецело в интересах Потерянного Легиона, как ты понимаешь. Но ахиллесова пята определенно существует, и, следовательно, мы оба находимся в позиции для ведения переговоров.

– Нам не о чем договариваться.

– Ты меня разочаровываешь.

– A rivederci. [Прощай (ит.)]

– Очень жаль. Я, конечно, знаю, что лично ты выражаешь крайне малый интерес к тому, чтобы продолжать дышать. Но, - он снова взглянул на Сильфиду, - мне так же очевидно, что твое безразличие не распространяется, как это кратко сказано в какой-то книге или где-то еще, на третье или четвертое поколения.

Дайон вздохнул:

– Слово "переговоры" предполагает наличие двух сторон, ублюдок. Что, в конце концов, ты предлагаешь?

– Полную и абсолютную свободу. Окончательную и почетную демобилизацию из Потерянного Легиона.

– Дайон, кто это?
– нервно спросила Сильфида.
– Чего он хочет?

– Чего ты хочешь?
– спросил Дайон.

– Одну маленькую услугу, которую ты окажешь нам двенадцатого ноября.

– А именно?

– Двенадцатого ноября, - продолжал Леандер, - королева Виктория Вторая - Боже, благослови ее инъекции жизни - собирается открыть новую сессию парламента. Как и у всех англичан, наши сердца теплеют при мысли об этом традиционно пышном празднестве. Но, как это неоднократно случалось ранее, оно может оказаться довольно-таки унылым. Потерянный Легион решил внести в него кое-какие оживляющие черты.

– Как?

– Путем преобразования его в государственные похороны, - ответил Леандер.
– Последние несколько сот лет, насколько мне известно, ни один владыка Британии не погибал от руки убийцы. Я уверен, Виктория была бы необыкновенно польщена, узнав, что она выбрана исправить это досадное упущение.

– Ты очень наблюдателен и непреклонен в своих решениях.

– Конечно. Но не только. Подумай над этим, Дайон. Это драматично, это смело, это ужасно и совершенно восхитительно-шокирующе. Это такая штука, которая заставит половину доминант Англии пережечь от волнения все свои предохранители.

– Это такая штука, которая повлечет анализы первой степени в количестве достаточном, чтобы успокоить весь твой Потерянный Легион на веки вечные.

– Да, такой риск в самом деле есть, - согласился Леандер.

Дайон холодно улыбнулся ему:

– Позволь мне угадать, кому предназначено раньше всех заработать первую степень.

– Это будет твое последнее дело, - сказал Леандер.
– После него ты сможешь с почетом уйти в отставку.

– А из головы моей сделают кашу. Нет уж, спасибо. Пусть кто-нибудь другой стяжает себе славу. Лучше всего - ты.

– Что это?
– спросила Сильфида с беспомощным замешательством.
– Это какая-то шутка?

– Да, любовь моя, мы так веселимся, - объяснил Дайон.
– Этот джентльмен хочет, чтобы я в обмен на ничего разрезал королеву Викторию пополам.

– Не на ничего, а на то, чтобы ничего больше не делать, - поправил Леандер, со значением посмотрев на Сильфиду.
– А также в обмен на твое гарантированное мирное разрешение от бремени.

– Обычно, - объяснил Дайон, - он живет под мокрым камнем, и продолжительная сухая погода его расстраивает.

– Конечно, - вкрадчиво сказал Леандер, поднимая лазерный пистолет, если тебя не интересует благополучие третьего и четвертого поколений - или даже второго, - мы можем, некоторым образом, устроить все отныне и навеки.

– Не так быстро, скорпион, - крикнул Дайон.
– Откуда я знаю, что это будет последний гамбит? Леандер вздохнул:

– Разве между нами нет полного доверия?

– Нет.

– Ты меня огорчаешь. Ну ладно... Вот здесь подписанное мною лично признание, что я несу персональную ответственность за покраску членов парламента и планируемую смерть королевы. Это гарантия твоей свободы. Я уверен, при малейшем недопонимании между нами ты или твоя прекрасная инфра будете знать, что сделать с этой бумагой.

Дайон посмотрел, на темнеющее небо и поежился.

– Здесь холоднее, чем ты думаешь. Пойдем внутрь и обсудим твою маленькую попытку государственной измены за стаканом-другим болеутоляющего.

– Прекрасно.
– Леандер убрал лазерный пистолет.
– Кстати, если я не вернусь в Лондон завтра к полудню, ты будешь мертв и, следовательно, совершенно не способен узреть столь интересующее тебя будущее твоих отпрысков, потенциальных или уже имеющихся. Это было бы очень грустно, не правда ли?

– Возможно, - согласился Дайон.
– Как бы там ни было, твое сообщение принято к сведению. Сильфида заплакала.

– Это кошмар, - рыдала она, - этого не может быть. Все, что мы хотим, - жить и любить друг друга и чтобы нас оставили в покое. Почему кто-то хочет разрушить все это?

Дайон нежно поцеловал ее:

– Это вопрос на шестьдесят четыре миллиарда львов, любимая.
– Он взглянул на Леандера.
– И ответ чрезвычайно прост. Потому что какой-то ублюдочный шутник устроил так, что легче богатой доминанте пролезть сквозь игольное ушко, чем бедному жигану попасть в царствие небесное.

17

Стояло прекрасное тихое утро. В пьянящем, как вино, воздухе чувствовался легкий аромат мороза. Дайон, одетый в летный комбинезон переменчивого цвета, с гоночным реактивным ранцем за спиной, распростерся лицом вниз на крыше Мемориала погибшим в первой и второй мировых войнах в Уайтхолле. Дуло его лазерной винтовки с оптическим прицелом осторожно покоилось между толстыми столбами низкой балюстрады Кенотафа. [Памятник англичанам, погибшим в I и II мировых войнах]. Эта балюстрада была пристроена в начале двадцатых годов, когда телевидение еще базировалось в основном на земле, а для съемок государственных событий требовались удобные и выгодные позиции.