Пять миль

Правда в том, что я сдерживала эти слезы очень, очень долгое время. Шесть лет, если быть точной.

Я умываю лицо и вытираю его насухо бумажным полотенцем, после чего наношу макияж.

По дороге к месту назначения мы больше ни о чем не говорим. Через некоторое время Джейс притормаживает машину и сворачивает на большую круговую подъездную аллею перед впечатляющим особняком, усеянным мотоциклами братьев. Мы находимся всего в нескольких милях от мексиканской границы, и я задаюсь вопросом, нет ли в этом доме секретного туннеля или чего-то подобного, ведущего на другую сторону. Вскоре я отбрасываю это подозрение, когда вижу пожилого мужчину, который стоит на балконе второго этажа и разговаривает с Дорнаном.

Эмилио.

— Где мы? — спрашиваю я Джейса, глядя на двух мужчин, которые курят сигары и оживленно размахивают руками.

— Это дом отца Дорнана, — говорит Джейс, глядя на мужчин с нечитаемым выражением лица.

— Значит, он твой дедушка? — спрашиваю я, хотя и так знаю. Я встречала этого человека. Человека в тени, который охранял двери и молча наблюдал с края сцены в Va Va Voom, когда Дорнан и его сыновья забрали у меня все шесть лет назад.

— Наверное, да, — говорит Джейс, явно не в восторге от этой информации.

Джейс не делает движения, чтобы выйти из машины, поэтому я тоже не делаю. Я мысленно фиксирую в памяти свое окружение, на случай, если мне понадобится использовать эту информацию позже. На каждом углу квадратного участка земли стоят высокие башни, на каждой из которых сидит охранник в черном одеянии и с пулеметом наперевес.

Восхитительно.

Джейс поднимает руку, чтобы открыть свою дверь, и я протягиваю свою, останавливая его.

— Подожди, — тихо говорю я. Он поворачивается ко мне, его лицо пустое, маска.

Я беру ближайшую ко мне руку и ласково сжимаю ее.

— Просто... я бы хотела, чтобы все было по-другому, понимаешь?

Он смотрит вниз на мою руку, затем кладет свою вторую ладонь сверху и нежно похлопывает меня.

— Да, — говорит он, с выражением покорности в глазах.

Он выходит из машины, и я медленно следую за ним, крепко прижимая к себе сумочку.

Здесь, в Тихуане, жарко, духота и смог. А я-то думала, что в Лос-Анджелесе проблемы со смогом. Он не сравнится с густым, спертым воздухом, который прилипает к моей коже и заставляет меня чувствовать себя грязной, как только я выхожу из машины. Полагаю, это реальность того, что каждый час тысячи машин проезжают через узкий пограничный переход.

Дорнан замечает нас и приветствует нас движением подбородка, делая затяжку сигарой, слушая, как говорит его отец. Я быстро оглядываю Эмилио, отмечая его дорогой дизайнерский костюм и седые волосы, и удивляюсь, как сын итальянского наркобарона стал президентом байкерского клуба Братья Цыгане.

Но я, конечно, знаю. Я точно знаю, как он это сделал. Он просто убивал и убивал, пока не получил всю власть. Это самый простой способ подняться на вершину.

Устранить конкурентов.

Джейс поднимается по длинной лестнице из гладкого камня, ведущей к двойным входным дверям, и ждет, пока я догоню его, прежде чем он постучит. Молодая девушка, одетая в черно-белую униформу горничной, открывает дверь еще до того, как его рука снова опускается. Я догадываюсь, что они ждали нас.

— Они наверху, — говорит девушка, указывая на витиеватую лестницу перед нами, которая поднимается на второй этаж.

Прежде чем подняться по лестнице, мы проходим через причудливо выглядящее фойе, и я думаю, была ли я когда-либо в доме, через который протекало столько денег, как через этот. Это грязные деньги, хотя - об этом можно судить по ошметкам штукатурки, выбитой из стен, в которых так явно видны пулевые отверстия, и по тому, как горничная суетится вокруг, словно ее жизнь зависит от уровня ее работы. Возможно, так оно и есть. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что она, вероятно, какая-то рабыня. Запертая в этом доме и принадлежащая Эмилио. Он такой же больной ублюдок. В детстве я всегда боялась к нему подходить.

Когда мы поднимаемся по лестнице, я вижу Дорнана через открытую дверь. Он все еще стоит на балконе, разговаривая с отцом, но останавливается, чтобы подмигнуть мне. Во мне что-то всколыхнулось, и я подмигнула ему в ответ, чувствуя, как адреналин заново бурлит в моих венах.

Он отрывается от отца и идет внутрь, его сигара все еще во рту. Он несколько раз затягивается сигарой, затем убирает ее и щелкает пальцами другой руки, чтобы привлечь внимание остальных братьев, которые стоят и слоняются по большой официальной гостиной, выглядя сердитыми и скучающими.

Эти братья всегда выглядят скучающими.

Джейс вбегает в комнату рядом со мной.

— Извини, пап, - говорит он. — Дерьмовые пробки.

Дорнан кивает, пожимая плечами.

— Невозможно проехать на машине посреди всех, как на байке, — говорит он, успокаивая Джейса, который заметно расслабляется.

— Внимание, — говорит Дорнан, и каждый сын обращает свое внимание на него. — Нонно хочет кое-что сказать вам всем.

Эмилио входит в комнату с балкона, его сигара в руке сбоку. Он проходит мимо Дорнана и останавливается передо мной, окидывая меня взглядом, как будто я кусок убитого на дороге мяса, от которого воняет.

— Кто она, блядь, такая? — спрашивает он с тяжелым итальянским акцентом, дыша мне в лицо грязным сигарным дымом. Его золотой зуб сверкает в солнечном свете, проникающем в тусклую комнату, и мне приходится бороться, чтобы не вздрогнуть. Я так хорошо помню этот зуб, эту злую ухмылку.

— Сэмми, — осведомляет его Дорнан.

— И? Какого хрена она делает в моем доме?

— Падре, пожалуйста, — говорит Дорнан, отстраняя его. — Сэмми, спускайся вниз. Эмануэла покажет тебе, где нас ждать.

Я поворачиваюсь на каблуке и выхожу из комнаты, закрывая за собой дверь, на моих губах играет призрак улыбки.

Час спустя я стою на балконе, выходящем из большой гостевой спальни, которая кажется холодной словно больничная палата, все стены белые и высокие потолки. Солнце начинает блекнуть на горизонте, и я могу только предположить, что Дорнан и его сыновья либо планируют нанести удар сегодня вечером, как только стемнеет, либо подождут до утра. Если они нанесут удар по складу колумбийцев сегодня вечером, я упущу свой шанс уединиться с их мотоциклами и подложить свои бомбы, и все это будет напрасной тратой времени.

Боже, надеюсь, я смогу остаться наедине с этими мотоциклами на пять чертовых минут.

Жду. Наблюдаю за дверью. Самодельные бомбы Эллиота прожигают дыру в моей сумке, или, по крайней мере, так кажется.

Это все еще так рискованно. Я знаю, что, несмотря ни на что, я не могу присоединиться к ним в поездке. Даже если у меня есть поддельный паспорт, что вполне возможно, если мне придется приблизиться к этому пограничному переходу, меня обнаружат. Возможно, я смогу обмануть Дорнана и его сыновей, но я не смогу обмануть собак-ищеек, сканеры и вооруженных полицейских.