Пять новелл для принцессы книга 7

–  Вы хорошо его знаете?

–  А мы тут все хорошо друг друга знаем. Как буран зарядит, так все друзьями становятся.

Он остановил машину и показал на маленький желтый огонек.

–  Вон туда. Сама дойдешь. Тут тропка есть. Я тебе посвечу.

–  У меня фонарик есть. Армейский.

–  Ну, если армейский, - засмеялся шофер, - тогда не пропадешь.

Эл действительно не сразу отыскала проход среди сугробов, спотыкаясь, она остановилась у двери деревянного барака. Пахло странно, каким-то сгоревшим топливом. Дверь оказалась открытой, Эл вошла в длинный коридор, освещенный единственной лампочкой. Окно в конце коридора было плотно занавешено. Эл прислушалась, присутствие людей в таком маленьком пространстве обнаружить легко. В одной из комнат шумели голоса, что-то звякало, и звучала музыка. Эл распознала дребезжащие звуки гитары и подумала, что слух Игоря не вынес бы их. Она улыбнулась и пошла в направлении этого разнообразного сконцентрированного в одном месте шума. Эл захлестнуло волнение. Она остановилась у двери. До этого момента она не воображала встречу, а тут вдруг про себя стала репетировать текст, на ходу соображая, как себя вести. Вдруг Дмитрия там нет. В гомоне голосов ей слышались памятные Димкины интонации. Она стояла за дверью, вслушиваясь в голоса. Среди них были женские. Они что-то праздновали. Эл сняла куртку, которая мешала свободно двигаться, оставила ее у стены на полу, потерла подбородок и решилась постучать.

–  О! Еще гости!
– кричал чей-то протяжный голос.

–  Или гостьи!
– поправил его другой голос.

Эл вздрогнула. Голос был очень знаком.

–  Ну! Угадывай! Кто за дверью?!
– закричало несколько голосов.

Голоса стали тише, перешли в шушуканье и смех. Эл постучала второй раз.

–  Эл?

Раздался грохот роняемой мебели.

–  Ребят, можно я сам.

Кто-то пробирался к выходу не взирая на ворчание остальных участников праздника.

Эл представила, как Дмитрий рослый и крепкий продирается по узкому проходу к двери. Его опередили.

–  Затопчешь всех, экстрасенс.

Ей открыл мужчина с бородой и загнутыми вверх усами в одежде как у Никиты Васильевича. За его спиной Эл увидела небольшой деревянный стол без скатерти и человек десять народу, один из которых был похож на Димку, он как раз протискивался между спинками стульев и стеной.

–  Опа! Красота ненаглядная!
– проревел незнакомый мужчина у двери, и Эл обдало винным духом.

Она поморщилась и твердо заявила:

–  Я ищу Дмитрия Королева.

–  Все его ищут, - ответил кто-то из-за стола.

Но за его спиной уже виден силуэт Дмитрия. Он молчал несколько секунд, замотал головой, словно подтверждая свои мысли, потом закричал:

–  Капитан!

–  Ее так зовут?
– спросил открывший дверь мужчина.
– Это звание такое? Молода чего-то для капитана. Заходи. Покажись народу.

Для хмельного человека он соображал быстро и рассуждал здраво.

–  Я в коридоре подожду, - отказалась Эл и отошла к занавешенному окну.

Ей стало не по себе. Почти следом за ней из комнаты выскочил Дмитрий. В вязанном растянутом свитере, в ватных штанах и унтах он смотрелся совсем другим. Вся эта гора надвинулась на нее. Эл провалилась в его объятия, он подкинул ее вверх, как ребенка.

–  Элька! Элька! Господи!
– кричал он, обнимая ее, не собираясь ставить на пол.

От него пахло спиртным, табачным дымом, веяло усталостью. Эл напряглась, и он сразу ее отпустил.

Его глаза были влажными, слезы едва видны, он не улыбался и не мог ничего сказать, хоть и пытался двигать губами.

В этом свете, желтом, противном, который он не любил, стояла Эл. Что-то необыкновенное было в ее лице, такая ласка и мягкость, что сердце стало горячим, руки онемели, глаза сами наполнились слезами, и прошел хмель. Он проглотил комок, хотел прикоснуться, но руки впервые не слушались.

Эл провела рукой по его небритой щеке и потом взяла за шею, потянула на себя. Он склонился, что дало возможность очень близко увидеть ее лицо, но этот мерзкий тусклый свет и темные тени не давали ему нужного впечатления. Эл уткнулась в его лоб своим лбом.

–  Лисий ты хвост, - протянула она, называя детское прозвище.

Он опять обнял ее, на этот раз нежно. Она казалась какой-то беззащитной, поэтому он продолжал ее обнимать. В груди все так же жгло, а в уме вертелась фраза: "Все кончилось. Все кончилось". Что кончилось, он еще не сообразил. Мучительное ожидание, одиночество, эта странная жизнь в постоянной темноте. Ему хотелось плакать, но он усилием воли подавил слезы, потому что уловил в ней незнакомую слабость, даже странно стало. Это Эл, которой он нужен сильным. Он хотел сказать: "Не пропадай больше". Только эти слова он уже говорил, не помогло. Вертелись в уме банальные фразы, всякий вздор, правда длилось недолго, а потом он отдался чувству восторга. Он поцеловал Эл в щеку, снова обнял.

Эл из-за его фигуры не видела высыпавшую в коридор компанию, которая смотрела на них, мужчины с усмешкой, женщины с завистью. Дмитрий спиной ощущал взгляды, понимал их отношение, поэтому закрыл Эл от посторонних глаз, ее они не коснуться. Она было глубоко личным, и неприкасаемым, той частью души, которую посторонним не показывают. "Все кончилось", - опять вертелось в его голове.

–  Все кончилось, - повторил он.

Это был не вопрос.

–  Да, - подтвердила она.

Ему надоели взгляды в спину. Он отпустил ее, повернулся, заслоняя Эл спиной.

–  А ну, кыш все! Тут вам не цирк!

–  Она кто?
– спросила одна из девушек.

–  Она мой капитан.

***

До рейса назад они говорили о том, как он попал в вертолетчики. События были описаны в духе шуточного рассказа о документах оформленных службой времени, о так называемой легенде, по которой он и Алик теперь существовали. Раз речь зашла об Алике, то Дмитрий не удержался от резного высказывания.

–  Я просто бросил его. Я сбежал от него на крайний север, потому что терпеть уже не мог его убитое горем состояние. Эл, я его с женщинами знакомил, прости, но мы были уверены, что ты не выберешься оттуда. Это потом. Да и не важно уже. Он мне всю душу вымотал. Эл, я тебя умоляю, выйди за него замуж, а. Он сгорит. Сам такое говорю, а хочется врезать ему как в прошлые времена. Одним словом, я оставил его одного. Он живет в моей квартире, спасибо твоей маме, она каким-то образом оформила мне наследство. Они переехали.

–  Я уже знаю, мне пришлось их разыскивать, - ответила Эл.
– Это мама сказала, где тебя искать. А папа помог с билетами.

–  Значит, ты без Геликса? Тогда выходит своим ходом? Сколько ты тут?

–  Семь месяцев, - ответила она и увидела, как он изобразил возмущение.
– Мне нужен был период привыкания. Язык, быт. Я потом объясню. Я выбрала минимальное расстояние для встречи.

–  Вот как теперь это называется, - ревниво заметил он.

–  Дим, мне нужно время.

–  Сколько ты там пробыла? Я про эти миры.

Эл молчала.

–  Сколько?
– повторил он.

–  По их меркам четыре сотни лет. Я потом объясню. Когда пройдет время.

Он посмотрел внимательно, нахмурился.

–  Сама выбралась?

–  Да.

–  Эл, это важно.
– Он не сказал, что именно важно.
– Ты не похожа на себя прежнюю. Ты - человек.

Эл кивнула.

–  И как ты теперь? Что дальше?

–  Дай отдохнуть. Я устала от скитаний, от всего. Я хочу простого, мирного существования.

–  У тебя не получится, - с улыбкой снисхождения сказал Дмитрий.
– Поверь мне. Тихая жизнь хуже болота. Я дни считал, когда ты появишься. Я заявление об уходе написал на три недели раньше.

–  Твой начальник теперь меня не любит, я увела у него хорошего летчика.

–  Я там прятался. От себя. Когда ожидание превращается в пытку, меня спасает только напряжение и риск. Я дождался. Теперь все будет по-другому. Не уверен, что тебя оставят в покое. Поэтому тебе нужна защита. Это я.

–  Мне понадобиться хранитель.

–  Это я. Я знаю. Наверняка. Я тебе потом объясню, когда тебе снова захочется жизнью рискнуть. А захочется, капитан, обязательно захочется.

Дмитрий заснул, едва самолет взлетел. Его способность спать в любое время и в любых условиях можно было отнести как к достоинствам, так и к недостатком. Он предупредил, что будет спать в самолете, чтобы удержаться от дальнейших расспросов, поскольку другие пассажиры могут принять их за ненормальных. Эл хотела спросить про Хеум, что они там искали и что нашли, но согласилась с ним, что обсуждать такое прилюдно не следует.