Пять песен мира

Гнетущая пауза. Спустя секунд пять дежурный затравленно ответил:

— Слушаюсь, — и завершил звонок. Монитор погас.

— Чего вы уставились? — Ривз с едва ли не открытой ненавистью взглянул на Фарвелла. По покрасневшей щеке Ривза скользнула капелька пота, и он сдвинул брови на переносице. — Идите! Приступайте к выполнению своих обязанностей! Займитесь защитой Омеги!

— Есть, — равнодушно ответил Фарвелл, и вытянулся в струнку, стукнув себя кулаком по груди. В глазах его совсем ничего не изменилось. Взгляд оставался спокойным и невозмутимым.

Когда Фарвелл вышел из кабинета в коридор, двери за ним закрылись. Два бойца, охранявшие ее, тут же стукнули себя кулаками по груди.

— Господин Главнокомандующий! — хором отчеканили они.

— Оставить, — скучно отмахнулся Фарвелл. — Интересные грядут времена. Интересные.

Бойцы с непониманием переглянулись, но отвечать ничего не стали, продолжая стоять с кулаками у груди, как воинские статуи.

Фарвелл зашагал по коридору, и направился к высокому окну, чувствуя на спине непонимающие взгляды. Рядом с окном висел проводной телефон, кнопочный, в нем даже сенсорных технологий не использовали. Его тут повесили на случай, если беспроводная связь накроется, и повесили очень предусмотрительно.

Фарвелл, обычно, никогда не перечил Ривзу, и всегда качественно выполнял все его приказы. Однако в критической ситуации Ривз показал себя впервые. И показал с наихудшей стороны. Впрочем, думал Фарвелл, чего еще было ожидать от трусливого политика?

Даже как-то не верилось, что Ривз приказал сбросить жилое кольцо с населением в сто тысяч человек. И ладно бы, муки совести, так ведь Ривз и об экономическом ущербе такого решения не подумал. «Верховного консула волнует исключительно собственная шкура, — с неприязнью подумал Фарвелл. — Нет. Такой приказ если и выполнять, то не совсем так, как Ривзу захотелось. Скинуть бы жирного борова с престола. Он явно не достоин народа, которым управляет. Но…. Весь Правительственный совет у него под ногтем. В доле практически все. Кормушкой никто рисковать не захочет. А инициативу со сбросом тоже поддержат все. Звуковики появились так внезапно…. Страх перед ними затуманит рассудок людям. Всем. Всем, кроме меня. Мне следует искупить грехи, совершенные в прошлом, и это идеальный момент хотя бы немного очистить совесть перед Линдой».

Фарвелл понимал, что настало время менять что-то в действующем правительственном режиме. Еще минуту назад он бы даже не подумал о таком, но слова Ривза обо всем…. Об экономических реформах, о том, что он на самом деле видел в собственном населении, о том, что на бюджетные деньги он собирался купить Ирме особняк. Тут даже гением не надо было быть, чтобы понять, что Ривз собирался покрывать дорогие подарки не из своего кармана.

Когда Фарвелл задумывался, то окружающие смотрели на него с интересом, и представляли, наверное, одно и то же. О высокой степени технического склада ума Фарвелла ходили байки и легенды, а кто-то даже полагал, что в его голове находился искусственный мозг, в котором вращались шестеренки.

Фарвелл о чем-то подумал недолго, снял трубку телефона, набрав нужный номер и нажав на кнопку вызова.

— Дежурный Демьяна на связи, господин Главнокомандующий. Докладываю — связи с Демьяном нет, Альфа и Омега питаются от резервных генераторов. Что прикажете делать?

— Значит так. Слушай мою команду, — с силой начал Фарвелл, да с такой, что у дежурного даже мысли не возникло ослушаться. — Сейчас ты, без лишней суеты и паники, связываешься с полицейскими экипажами на маршрутах, и передаешь распоряжение лично от меня: «С помощью громкоговорителей оповестить всех и каждого о ситуации, сложившейся на Третьем жилом кольце. Попутно вести поиск и отправку выживших к эвакуационным пунктам рядом с посадочными площадками. ВВС Демьяна мобилизовать полностью. Из самых умелых и опытных пилотов организовать заградительные отряды, которые должны перетянуть внимание противника на себя. Менее умелых посадить за штурвалы грузовых аэролетов, и отдать приказ заниматься переброской выживших на аэродромы Альфы кольца. Приказы Ривза и его заместителей игнорировать, оправдывая это отсутствием электроэнергии и проблемами со связью».

— Господин Главнокомандующий, связи с Демьяном нет. Как я свяжусь с полицией?

— Идиот? Телебашня, по-твоему, зачем стоит? Под ней станция проводной связи, которая подключена ко всем стратегически важным объектам Дираксиса.

Фарвелл вспомнил, что Дираксис имел три кольца, отделенных друг от друга на значительное расстояние, именно потому наземная эвакуация была невозможной. Сообщение между кольцами доступно лишь по воздуху. Правда, кое-что, все же, кольца соединяло, а именно — оптоволоконные кабели, в экстренном случае способные обеспечить связь. Из-за них казалось, что на этих тоненьких проводках держались кольца, хотя на самом деле их удерживали магнитные двигатели.

Ривз отказывался снабжать все средства связи электромагнитной защитой. Говорил, мол, зачем? Откуда у звуковиков возможность применить электромагнитный импульс? Дорого. Недопустимо. Но Ривз, тайком, выделил денег из собственного кармана и обеспечил электромагнитной защитой проводную систему связи, и связной центр под телебашней Демьяна тоже удалось защитить.

Фарвелл увидел в стекле отражение своего лица, погруженное в волнующие тона красного тревожного света, и задумался. Стоило ли ему идти наперекор Ривзу? Стоило ли нарушать приказ? Фарвелл чуть наклонил голову вперед, и его глаза прикрыло полоской мрачной тени.

Конечно, было целесообразнее беспрекословно подчиниться, но Фарвелл смотрел на себя в стекле и понимал, что это не лицо человека, способного бросить невинных на верную смерть. Из-за него, в прошлом, многие пострадали, и он не хотел допустить этого снова.

И ладно, если бы Ривз принял решение экономически правильное, но так он и от этого был крайне далек. Ему хотелось не только сбросить вниз несколько сотен тысяч человек. Он без страха собирался пожертвовать целым рядом важных стратегических объектов, и противоречил сам себе.

Все из-за страха перед угрозой, с которой никогда не сталкивался.

Нет. Решение Ривза казалось иррациональным с любой точки зрения. И с экономической, и с моральной.

Оставалось понять, как было провернуть операцию так, чтобы никто этого не заметил. Радиосвязь широкого диапазона опасна — прослушать ее достаточно просто, даже если она вскоре стала бы активной. Локальной радиосвязи слишком мало, уж очень узок охват.

«Тогда как же мне организовать….» — задумался Фарвелл, и тут же нужная мысль вспыхнула в его голове, будто удар молнии.

— Господин Главнокомандующий? — Дежурный не постеснялся напомнить о себе. — Это все?

Фарвелл понимал, что вряд ли кто-то подумал бы о том, что нужно анализировать эфир на наличие проводных переговоров. Хотя, даже если подумали бы, то до этого момента времени будет предостаточно на проведение операции.

Даже если Государственная служба безопасности и обнаружит побочный канал связи в эфире, то предпринять никто и ничего не успеет.

— Еще не всё….

Фарвелл подробно расписал дежурному схему установки связи между патрулями и эвакуационными пунктами. К счастью, телебашня была подключена к старой сети электропитания, которая, как и резиденция, питалась от резервных бензиновых генераторов, которые с помощью электромагнитного импульса из строя не вывести.

Началась операция гладко. Определенное количество потока беженцев удалось наладить через оповещение патрулями с помощью громкоговорителей служебных машин. Но спустя считанные минуты после начала вторжения телебашня рухнула, не выдержав сейсмической активности. Центр связи тоже накрыло. Благо, что удалось согласовать порядок действий с ВВС Демьяна, удалось кого-то вытащить, но это было от силы десять или пятнадцать тысяч человек, что много меньше, чем планировал Фарвелл.

Спустя какое-то время он стоял на балконе штаба аэродрома Омеги, и, скрестив на груди руки, наблюдал, как первые аэролеты плавно садились на посадочные площадки, и как оттуда высыпали беженцы. Весенний ветер обдувал щеки Фарвелла короткими порывами, но нес с собой отнюдь не аромат цветущих деревьев и эманации романтики. Ветер пропитался запахом гноившихся ран, запахом пота, и доносил до ушей жалобные звуки человеческого плача и слезных молитв.