Пять похищенных монахов

Взгляд его прыгал по раздевальному залу в поисках брюк и вдруг наткнулся на древних римлян, которые выходили из парилки. Подозрительная молния вылетела из его глаз.

– Где брюки, Лысый?! – крикнул Моня, подбегая к Тибуллу.

Поэт оторопел:

– Какие брюки?

– Пропажа, товарищ! – пояснил Мочалыч.

Тибулл подлетел к своему трону, схватил собственные шоколадно-вишневые брюки, махнул ими, как вымпелами.

– Эти?! – крикнул он на весь зал. – На! Бери! На! Нужны мне твои брюки! У меня восемь пар в гардеробе!

– А у меня знаешь сколько? – воскликнул Тиберий, не желая отставать от поэта. – Знаешь, сколько у меня пар?

– Постойте, – влез Мочалыч. – А ботинки целы?

– Ботинки? – туповато повторил Кожаный. – Не знаю, где ботинки.

Между тем ботинки он давно уж успел надеть. Он вообще оделся с ног до головы, и только одной важнейшей детали не хватало, чтоб завершить его человеческий облик.

– А знаешь, сколько у меня ботинок? – продолжал наседать Тибулл, но Кожаный отмахнулся и вдруг подошел ко мне, развернул пальцами простыню.

– Может, ты видал, кто взял мои брюки?

Сердце мое стукнуло в последний раз. Я высунулся из простыни, выставил голову, как под топор палача.

«Я не знаю, кто взял ваши брюки», – хотел сказать я и не мог. В этой истории мне была отведена только одна фраза. Одна-единственная. А большего, как ни крути, я сказать не мог.

– Еще бы, – сказал я, и топор взлетел над моей головой.

– Подкидыш! – сказал Кожаный. – Подкидыш, собака такая!

Со свистом топор рассек воздух и отрубил мою голову. Голова покатилась по полу в мыльный зал, но Моня ловко поймал ее за уши.

– А ну отпусти его! – крикнул Крендель, вскакивая с места.

– Кто? – крикнул Кожаный. – Ты? Подкидыши!

И он протянул руку, чтоб схватить Кренделя, но тут послышался сухой и официальный голос:

– Гражданин! Ваши документы!

Прямо по плечу Моню барабанил пальцами Перегретый с дубовым веником на голове.

Белый медведь

– Чего? – сказал Кожаный, резко оборачиваясь. – Чего такое?

– Документы! – повторил Перегретый и сделал мизинцем особенный жест, каким обычно требуют документы.

Кожаный окаменел. В голове его с огромной силой столкнулись два неожиданных факта: пропажа брюк и требование документов.

– Как же так, – сказал Кожаный, отступая на шаг, – у меня украли брюки, и у меня же требуют документы.

На щеках его вздулись желваки, в голове метались тревожные мысли, которые я читал примерно так: что это за человек с веником, почему требует документы и, главное, имеет ли право требовать их? Веник на голове говорил, что никакого права у Перегретого нет, но, может, этот Перегретый вовсе не Перегретый, а Переодетый и под веником – форменная фуражка?!

– Если не предъявите документов, придется вызвать милицию, – сказал возможный Переодетый.

– Да, да, надо вызвать милицию, – подтвердил неожиданно и Тибулл, злопамятно глядя на Моню.

– Какая милиция, что вы, ребята! – заволновался Мочалыч. – Ботинки здесь, сейчас брюки найдем.

– Пускай покажет документы, – настаивал Тибулл. – Вот, например, мои документы, и я могу их показать.

– Успокойся, успокойся, – оттягивал поэта Тиберий. – Не лезь, убери документы.

– Ну нет, кто я без документов? – упрямился Тибулл. – Я всегда боролся за правду и сейчас буду бороться. Пускай покажет.

Вокруг стал собираться банный народ. Голые короли подымались со своих тронов, прислушивались к разговору.

– Какие в бане документы! – крикнул кто-то. – Кожа да мочало!

– В бане все голые!

– У нас нос – паспорт!

– Нету документов, – сказал Кожаный, чувствуя поддержку. – Они в брюках.

– Проверим, – неожиданно сказал Перегретый, подошел к аптечному шкафчику и вытащил брюки.

Кожаный крякнул и бросился к нему, но Перегретый ловко взмахнул простыней. Она распахнулась, накрыла Моню и Перегретого и на глазах превратилась в белого медведя.

Медведь ворчал. Качаясь, постоял он на четырех лапах и лениво лег на пол.

Банные короли охнули, вскочили на своих тронах, стараясь через спинки разглядеть, что происходит. Тиберий и Тибулл поджали ноги, завороженно глядя на белого медведя, который ворочался на полу.

– Береги инвентарь! – крикнул Мочалыч, подбегая было к медведю, но тот ринулся на пространщика, зацепил его и сшиб с ног, а сам стукнулся задом в стену, затрещал и развалился на две половины.

Из разорванной шкуры выскочили Моня и Перегретый. Но, конечно, это был уже не Перегретый, и даже не Переодетый, а просто Одетый с ног до головы.

В кепке и в костюме, в брюках, закатанных выше колен, у стены стоял Василий Куролесов. В одной руке он держал веник, в другой – черные хромовые брюки.

– Так ты еще в костюме! – взревел Кожаный.

– Нож! У него нож! – крикнул кто-то. – У него в венике нож!

– Нож? – сказал Кожаный. – У тебя нож в венике?

– Да, нож у него! – снова крикнул розовый голый король. – Вон блестит через веточки.

Кожаный отступил и вдруг схватил брюки, которые лежали в кресле Тибулла, вспрыгнул на подоконник и махом вылетел за окно.

Раздевальный зал влажно ахнул. Тибулл бросился за ним, делая такие жесты, которые хотелось назвать хватательными движениями.

Мы кинулись к окну, разом перегнулись через подоконник. Я был уверен, что Кожаный лежит под окном с переломанными ногами, но увидел другую картину.

Кожаный, оказывается, еще и не приземлялся. Он летел вниз, но медленно, очень медленно. В первую секунду я даже подумал, что его поддерживают в воздухе волны пара, которые вываливали из окон первого этажа, но понял, что ошибаюсь.

Под окном бани стоял человек в соломенной шляпе, из-под которой высовывались огромные рыжие усы. Он смотрел вверх и пальцем подманивал приземляющегося Моню.

Кожаный брыкался в воздухе, изворачивался, размахивал Тибулловыми брюками, стараясь улететь в сторону, но палец неумолимо манил его к себе, и Моня Кожаный мягко приземлился, наконец, прямо в руки старшины Тараканова.

Крушение надежд

К бане подъехал автофургон из города Карманова. Кожаный и старшина Тараканов, обнявшись, взошли по лесенке внутрь его, и фургон выкатился в переулок. Все тетеринские банные короли выставились в окна, провожая его.