Пять разбитых сердец

– Приснилось? – шепнула Адель, послушно опускаясь на подушку под мягким давлением мужских рук. – И ты тоже… мне снишься?

– Конечно! – сев рядом, сказал мужчина. – Ты же просила навещать тебя почаще… во сне.

Девушка счастливо улыбнулась и, покрепче прижав к себе недавнюю потерю, закрыла глаза.

Когда дыхание Ады выровнялось, Нир аккуратно переложил ее к стенке и, разувшись, лег рядом. Вот теперь действительно можно было нормально поспать. Ради нескольких часов покоя даже целой горсти лунной пыли [16] не жаль. И пусть Двуликий хоть песни в соседней комнате горланит, хоть на люстре вниз головой висит, пределов номера он покинуть не сможет, а утром и силы закрыть портал появятся. Теперь главное – проснуться вовремя и уйти до того, как очнется от навеянного сна фея. А то испугается еще, обнаружив в своей постели настоящего жениха, а не плод ночных грез.

16

Лунная пыль – порошок, вызывающий сонливость и слабые галлюцинации.

Темный повернулся на бок и заправил светлую прядь за ушко девушки. По ее бледной щеке скользили причудливые тени от еще не истаявшего колдовского тумана, а подбородок, видимо для большей надежности, прижимал к плечу ухо Мурзика. Глядя на нее, Ниру захотелось плюнуть на свой маскарад и продолжить путешествие без личины рыжего. Ну или хотя бы проинформировать невесту о своей вынужденной маскировке. «Рассказать или нет?» – над этим вопросом он думал несколько минут, а потом решил позволить девчонке самой догадаться, кто есть кто. Раз ей так нравится играть в сыщика, что ж… пусть развлекается.

Улыбнувшись собственным мыслям, мужчина притянул к себе спящую фею и, обняв ее так же крепко, как она игрушку, поцеловал в макушку. Вот когда спит, самый настоящий цветочек, трогательный и беззащитный… только уж слишком благоухающий. Благоухающий? Нир приподнялся и окинул взглядом комнату. На тумбочке возле кровати красовался роскошный букет дорогих цветов, туго перетянутый синей лентой. Темный встал, прошипел что-то не совсем приличное и, вытащив из-под банта приложенное к подарку письмо, прочел:

«Моя дорогая Аделаида, я весьма впечатлен Вашими художественными талантами, но смысл послания, увы, не уловил. Надеюсь на пояснения при личной встрече, которая непременно состоится в самом ближайшем будущем.

Искренне Ваш, Арэт».

– Вот что может быть непонятного в этом? – буркнул Нир, сложив пальцы в хорошо известном всем жесте. – Может, надо было нарисовать карту путешествия к Эрашевой бабушке и подписать пункт назначения? Тогда бы точно понял, – развязывая ленту, раздраженно процедил он.

Оконная рама со скрипом распахнулась, и букет ароматных филерий с тихим шелестом полетел вниз. А синяя лента, после недолгих раздумий темного, отправилась в карман спящей феи. Ведь это был всего лишь сон, а значит, почтовый артефакт должен также быть на месте, как и отосланный с ним котенок.

Илоланта, выбравшаяся во двор поразмять кости, задрав голову, разглядывала фасад гостиницы и гадала, откуда именно выбросили охапку жутко вонючих растений, которой она только что схлопотала по макушке. Великолепное ночное зрение зор-зары мгновенно выхватило мужчину, захлопывающего створки окна. И все бы ничего, если б это окно не располагалось в комнате Адель, а у незнакомца на запястье не светилась серебристая вязь узора, характерная для брачного браслета. Лола хитро прищурилась и игриво подкинула лапой один из выброшенных цветков. Находиться в компании феечки становилось все интереснее.

Глава 22

Адель вяло ковыряла вилкой в тарелке и старалась не смотреть на сотрапезников. Они все… все ее раздражали. Лола, сидящая за столом с цветочком в когтистой лапе, нервировала дурацким хмыканьем. Жози – многозначительными гримасами. Рыцарь – тем, что перед ним опять, непонятно почему, было ужасно стыдно. А рыжий… рыжий раздражал уже одним только фактом своего существования, не говоря уже о присутствии за завтраком.

Рано утром это кудрявое чудовище, появлению которого не удивился даже Ирвин, приветственно раскинуло руки навстречу фее в холле у лестницы, как раз когда она уже всему нашла объяснение. И чересчур сильно смятой кровати (спала беспокойно), и тяжелому, дурманящему запаху филерий (кто-то по коридору пронес – вот и просочился аромат под дверь), и странному явлению жениха во сне (не в первый раз), и даже наличию Мурзика на своей подушке (ну не могла же она, в самом деле, его Ниру отослать?!). Все было понятно, кроме одного: в распахнутом вороте рубахи Ритэра красовался тяжелый серебряный медальон. Точно такой же, как тот, что таинственно мерцал в лунном свете на бледной коже Нира, приснившегося ей ночью. Что это? Игры подсознания, пытающегося объединить двух столь разных мужчин, которые одинаково ее бесили? Или все-таки обман? А если обман, то кто обманщик: Нир, Ритэр или собственные зрение и разум? Допустим, воображение сыграло с ней дурную шутку и наделило образ жениха приметой надоедливого рыжего. Но почему медальон? Фея никак не могла вспомнить, был ли он у Тэри раньше или появился этим утром. Как не могла с уверенностью утверждать наличие или отсутствие перстня на пальце жениха – такого, который носил алхимик.

Масла в огонь размышлений щедро плеснула Жозефина, ехидно поинтересовавшись, что это господин Вестмар делал ранним утром в комнате госпожи Грэниус? Адель, как раз пытавшаяся если не поесть, то хоть чаю выпить, при этих словах подавилась и закашлялась. Рыжий же, невинно похлопав ресницами, пояснил, что ошибся дверью: заглянул на секунду, увидел, что комната не его, и проследовал к себе, в соседнюю. А все прочее – не что иное, как домыслы неких особ с чрезмерно развитым воображением и странными представлениями о приличиях. Пока Тэри, смеясь, уворачивался от попыток Жози отвесить ему подзатыльник, а фея отмахивалась от стакана с водой, услужливо поднесенного Ирвином, пасть открыла Илоланта. Демонстративно понюхав порядком измятую веточку филерии, зор-зара чихнула и, почесав коготком нос, спросила, не знает ли кто-нибудь, что за не в меру расточительная личность пыталась ночью засыпать двор цветами?

Услышав странный вопрос, рыжий на миг замер, недобро прищурившись, и тут же схлопотал от ведьмы по уху. Рыцарь нахмурился, вперив тяжелый взгляд в алхимика, но промолчал. Фея взглянула на цветок в лапе Лолы, затем на медальон на загорелой груди Тэри и вздохнула. Мог ли этот прохвост прийти к ней в комнату под видом Нира? Возможно, если нашел способ наложить качественную иллюзию. Но ведь для этого он, как минимум, должен знать, как выглядит темный! А если они знакомы, и жених, отправляясь в неведомые дали, с присущей ему странной заботливостью приставил к ней опекуна? Да нет же, нет! Как-то не соответствует это все поведению Ритэра. Вернее, соответствовало бы, если бы не одна маленькая деталь – поцелуй в купальне. Так какой смысл Тэри прикидываться Ниром? Никакого! А если наоборот? Если это Нир изображает из себя алхимика? Пф… глупости!

Адель снова вздохнула. В полусне она еще могла не заметить неизбежные огрехи иллюзии: голос, пропорции, – но в ярком свете дня спутать высокого, худощавого, бледного Нира с мускулистым парнем, который ниже его на полголовы? Абсурд! Всем известно, что при помощи магической маски можно подправить черты лица, цвет кожи, глаз и волос, но уж никак не рост и комплекцию! На подобное способны только магистры с врожденными данными иллюзионистов, а обладающие этим даром очень редки. Или все-таки…

Фея рассеянно изучала расставленные на столе блюда, в поле зрения попала рука Тэри, потянувшегося за яблоком. Из-под манжеты на миг выглянула белая вязь брачного браслета. Девушка моргнула. Показалось или нет? Хотя даже если нет – рыжий ведь тоже помолвлен. Ада скользнула взглядом по рукаву к распахнутому вороту рубашки, задержалась на медальоне и посмотрела мужчине в глаза. Светло-серые! Адель ущипнула себя за руку – правый глаз алхимика позеленел и подмигнул фее.

– Что высматриваешь, красавица? – усмехнулся рыжий и надкусил яблоко.

Девушка непроизвольно разжала пальцы, выронив вилку. Раздавшийся от ее падения звон вывел фею из состояния полутранса. Ритэр, недоуменно вздернув брови, как ни в чем не бывало таращил на нее свои ярко-зеленые глазищи.

«Надо поесть! Срочно! – подумала Ада и снова подвинула к себе тарелку. – А то уже галлюцинации от голода начались. Или все же…»

Вот это «все же» девушка и решилась прояснить часом позже: перед тем, как отправляться в путь. Ну и пусть рыжий покрутит пальцем у виска, он и так о ней не слишком высокого мнения. Но лучше она задаст прямой вопрос, чем сойдет с ума, гадая, померещилось ей или нет, было или не было и что вообще происходит.

Адель положила Мурзика на сиденье кареты рядом с Жозефиной, сказала ведьме с Лолой, что сейчас вернется, после чего развернулась и решительно зашагала к Тэри, спускавшемуся с крыльца гостиницы с сумками в руках. Но не успела она преодолеть и пары метров, как взмыла в воздух, подхваченная сильным лапами, покрытыми золотистой чешуей.

Закат был прекрасен: тонкие полоски нежно-розовых облаков медленно-медленно плыли над темным лесом. Они ярко выделялись на фоне оранжевого неба и багрового солнца. Высоко в небе уже появился полупрозрачный силуэт луны. Все это великолепие было превосходно видно с черепичной крыши, на которой сидела фея. Волосы ее, светлые, с платиновым отливом, собранные утром в строгую прическу, давно растрепались, а все шпильки растерялись во время полета. В метре от Ады лежал пестрый ковер, на котором, закинув руки за голову, развалился Арэт. На подносе, парящем между девушкой и драконом, на фарфоровых тарелках возвышались горки фруктов, стояла открытая бутылка вина. Того самого, цвет которого Адель сравнивала с заходящим солнцем, держа хрустальный бокал в вытянутой руке.