Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки

Маколей не скрывает сомнительных способов обогащения молодого Мальборо. По мнению этого историка, Джон Черчилль принадлежал к числу государственных деятелей, считавших верность убеждениям признаком тупоумия, честность вздором, патриотизм - пустым звуком. Целью таких людей являлась лишь защита низких, эгоистических интересов, а наиболее пригодными средствами ее достижения почитались измена, вероломство, продажность, готовность сегодня служить любому делу, чтобы завтра оставить его, если это сулило личную выгоду. Мальборо превосходил в этом отношении всех политиков своего времени. Он был одинаково способен с холодной невозмутимостью совершить и поступок, требующий исключительной отваги, и мелкую гнусность, если она только вела к его пользе.

Считалось, что Черчилль, нанесший своей изменой страшный вред Якову и ненавистный для всех якобитов, будет верно служить Вильгельму из чувства самосохранения. Но те, кто так думал, плохо знали Мальборо. Почувствовав непрочность, как тогда казалось, трона Вильгельма, Черчилль решил устроить так, чтобы при возможном возвращении Якова сохранить свое высокое положение и богатства. Не прошло и двух лет после того, как он покинул лагерь Якова и бежал к Вильгельму, и в Сен-Жермен, где жил изгнанный король, стали приходить письма, выражающие самое глубокое раскаяние. "Мои преступления, говорилось в одном из этих писем, - являются мне теперь в их настоящем виде, и я содрогаюсь от ужаса при их созерцании. Мысль о них живет со мной днем и ночью. Я сажусь за стол, но кусок не идет в горло; я кидаюсь на кровать, но сон бежит от меня. Я готов пожертвовать всем возможным, пренебречь всем дорогим, обратить в прах мои богатства, лишь бы только избавиться от гнета больной души". При этом, уверяя Якова, что сознание вины мешает ему, Черчиллю, есть днем и отдыхать ночью, он втайне насмехался над своим бывшим повелителем. Потеря полгинеи куда более была Способна испортить его аппетит и расстроить его сон, чем все ужасы встревоженной совести. Целью Мальборо было отобрать у Якова документ, в котором содержалось бы прощение за измену. Однако наученный горьким опытом Яков соглашался помиловать Мальборо, только если он загладит свое предательство какой-то исключительно важной услугой делу Стюарюв. "Прежняя его измена, сопряженная со всем, что могло сделать ее неподражаемой, - пишет Маколей, - поставила его в то неловкое и за-1 руднительное положение, в котором находится всякий артист, после юго как создаст свой шедевр. Мальборо теперь нужно было превзойти себя самого, затмить прежний блеск новым, еще более ярким. И действительно, второе его мастерское дело в искусстве измены могло возбудить удивление даже у тех, кто вполне оценил достоинства первого. Чтобы почитатели его талантов не могли сказать, что во время революции он изменил своему королю по каким-то другим, а не по эгоистическим мотивам, Мальборо решил теперь изменить своему отечеству. Он послал в Сен-Жермен план тайной экспедиции, подготовленной Вильгельмом против Бреста, и Яков передал этот план Людовику XIV. В результате экспедиция окончилась провалом, и более 1000 английских солдат сложили свои головы на французском берегу для того, чтобы удостоверить Якова в раскаянии лорда Мальборо". Такую оценку давал вигский историк характеру Мальборо, основывая ее прежде всего на тайном послании Черчилля в Сен-Жермен, получившем название по месту неудачной высадки английского десанта "письмо о заливе Камаре". Маколей, как и почти все современные ему историки, не сомневался в подлинности этого письма, занимающего важное место в летописях разведки. С конца XIX в. вопрос о подлинности письма Мальборо стал предметом ожесточенных споров в английской историографии. Споров, от исхода которых зависит наше представление о многих событиях тайной войны после "славной революции" 1688 г.

Основной вопрос - откуда французы получили сведения о подготовке английской экспедиции? Примерно через полвека после рассказанных событий, в 1741 г., в библиотеку Шотландского колледжа в Париже поступили бумаги Дэвида Нэрна, начальника канцелярии якобитских министров Мелфорта и Мидлтона, около дюжины томов оригиналов и копий переписки претендента (сына Якова II) и его приближенных со своими сторонниками, в том числе и письмо Мальборо.

Уже через несколько месяцев, в начале 1742 г., к бумагам проявил повышенный интерес ученый-историк и одновременно разведчик Джон Кэрт (английский министр Уолпол подослал его с тайными поручениями к претенденту, явно пытаясь одурачить главу якобитов). Путем подкупа или просто кражи Кэрт сумел заполучить бумаги Нэрна. Это все происходило за несколько лет до последней попытки восстания якобитов в 1745 г., и добыть их архивы было важно отнюдь не только в интересах исторической науки. Через много лет, уже после смерти Кэрта, якобитская корреспонденция была передана его вдовой в Бодле-ану - библиотеку Оксфордского университета, но вскоре часть бумаг была опубликована в Лондоне под названием "Подлинные документы, содержащие историю Великобритании от Реставрации до перехода престола к Ганноверской династии". Издателем этих материалов был не кто иной, как Джеймс Макферсон, прославившийся публикацией поддельных древнекельтских сказаний - знаменитого "Оссиана". Доказательства его подложности были приведены много позже, но сомнения в подлинности были высказаны вскоре после появления первого издания мнимого кельтского эпоса, причем таким крупным литературным авторитетом, как известный критик Самуэль Джонсон. В ответ Макферсон представил копии древнекельтских оригиналов, которые являются несомненно мастерской поэтической стилизацией. Таков был издатель бумаг Нэрна.

Репутация Макферсона как виртуозного мистификатора, конечно, была принята в расчет теми историками, которые пытались подорвать доверие к опубликованным им документам. Маколей, как уже говорилось, не сомневался в аутентичности "письма о заливе Камаре". Но ему возражал Д. Пейджет. Всемирно известный историк не удостоил ответом эти возражения, возможно, считая, что годы предадут забвению старания его оппонента. Так вначале и случилось. Однако, как не без ехидства заметил вмешавшийся в следующем веке в эту дискуссию Уинстон Черчилль, время - вещь долгая. Доводы Пейджета были еще в конце XIX столетия подхвачены другими исследователями.

В 1894 г., ровно через два века после отправления "письма о заливе Камаре", им занялся историк Е. Ллойд. Это письмо, дошедшее до нас только в копии, являлось зашифрованным сообщением, посланным генералом Эдвардом Сэквилом якобитскому министру Мелфорту и содержащим план высадки отряда генерала Толмэша. Сэквил же будто бы получил эти сведения от Мальборо. Е. Ллойд доказывал, что французы узнали о подготовке экспедиции из других источников (в частности, от лорда Годолфина) и начали оборонительные работы задолго до получения письма от Сэквила. Иначе говоря, Мальборо сообщал якобитам и французам лишь то, что было им и так известно.

Через три года, в 1897 г., А. Парнел уже повел атаку на самую подлинность письма, доказывая, что сохранившаяся копия была сочинена или, во всяком случае, сильно изменена по сравнению с оригиналом и что это было проделано Дж. Макферсоном, человеком с якобитскими симпатиями. Парнел пытался отрицать связь с якобитами не только Мальборо, но и других лиц из окружения Вильгельма III. В 1920 г. Д. Дэвис убедительно показал несостоятельность доводов Парнела. И, наконец, в спор ввязался не кто иной, как Уинстон Черчилль - дальний потомок Мальборо.

Уинстон Черчилль приступил к составлению жизнеописания Мальборо в годы вынужденного удаления от государственных дел. Позади остались разрыв с торийской традицией семьи, участие в либеральных правительствах, возвращение в 20-х годах XX в. в ряды консерваторов. Однако часть руководителей тори не простила У. Черчиллю ни его прежнего либерального отступничества, ни умения более проницательно, чем они, оценивать политическую ситуацию. Время руководства страной во второй мировой войне было еще впереди, но и в начале 30-х годов У. Черчилль мог во взлетах и падениях собственной политической карьеры усматривать аналогию с перипетиями жизненного пути своего прославленного предка. Для Уинстона Черчилля Мальборо - полководец, закрепивший своими победами буржуазный политический строй в Англии, заложивший своей борьбой против притязаний Людовика XIV на европейскую гегемонию основы для осуществления Великобританией ее "исторической миссии" - создания Британской империи. Недаром в предисловии к своему многотомному "Мальборо" Черчилль пишет о том, что угроза, которая олицетворялась "королем-солнцем", была такой же или даже большей, чем опасность, исходившая от Наполеона или кайзера Вильгельма II (и Гитлера - добавлялось в трудах, вышедших из-под пера Черчилля в последующие десятилетия).

Реабилитация Мальборо была тем нужнее, что его сурово обличали люди, носившие самые прославленные имена в английской литературе и историографии, - Свифт и Поуп, а через столетие - Теккерей и Маколей. "Я колебался, следует ли предпринимать этот труд, - пишет Черчилль.
– Однако двое из наиболее одаренных людей, которых мне довелось знать, настойчиво советовали мне взяться за работу. Лорд Балфур со всей редкой утонченностью его большого ума, холодного, критического и склонного подвергать все исследованию, убеждал меня в этом с покоряющим воодушевлением". Лорд Розбери сказал: "Конечно, вы должны написать о герцоге Джоне (как он всегда называл его). Это был потрясающий человек". Я ответил, что с детства читал все, что мне попадалось на глаза, о нем, но рассказанная Маколеем история предательства экспедиции против Бреста является препятствием, которое я не мог преодолеть. Тогда старый, уже с трудом передвигавшийся государственный деятель поднялся из-за обеденного стола и направился вдоль полок прямо в один из уголков своей обширной рабочей библиотеки, твердо зная место, где стояло исследование Цейджета. "Здесь, - сказал он, беря в руки этот неизвестный теперь, труднодобываемый шедевр, - здесь содержится ответ Маколею".

Два премьер-министра (один - консервативный, другой - либеральный), подталкивающие министра, который был членом либерального и консервативного правительств, а впоследствии стал главой консервативных и коалиционных кабинетов, к восхвалению Мальборо, который ухитрялся не раз занимать место и среди тори, и в рядах вигов! Картина достаточно красочная и сама по себе, и тем более в том свете, что этот социальный заказ на апологию сопровождается прощением предательства, вовсе не опровергнутого Пейджетом.

Разумеется, Уинстон Черчилль пытается отвергнуть как клевету все пятнающее доброе имя Мальборо, утверждая, что наветы позаимствованы Маколеем и другими историками у авторов скандальной хроники тех лет. Это действительно так, но трудно было ожидать, чтобы сомнительные похождения молодого офицера были отражены в протоколах Тайного совета или в других правительственных бумагах. Впрочем, в некоторых случаях такие официальные свидетельства все же имеются, например нотариальные документы о различных имущественных приобретениях Мальборо явно за счет подарков его поклонниц. В таких случаях Уинстон Черчилль строит свою защиту, ссылаясь на нравы эпохи и на то, что ведь даже в XX в. в Англии часто женятся на деньгах. Впрочем, защита не могла достигнуть цели. "В двадцать лет он делал деньги из своей красоты и силы, в шестьдесят - из своего гения и славы" - эта уничтожающая фраза Маколея о Мальборо так и остается, по существу, неопровергнутой.

Уинстон Черчилль использует для атаки против традиционной истории "письма о заливе Камаре" и другое средство - новую интерпретацию событий тайной войны XVII в. Правда, эта тема имеет для него и самодовлеющее значение. Вернее будет сказать, что сам вопрос о роковом письме рассматривается для апологетического жизнеописания Мальборо и для возвеличивания современных ему английских политиков путем нового объяснения их связей с якобитством. Ведь обычно их портреты, жалуется Черчилль, "скорее напоминают китайских мандаринов, чем европейских государственных деятелей". Это касается Мальборо, Шрюсбери, адмирала Рассела, Годолфина, Сандерленда, Галифакса, позднее Сомерса и других менее крупных фигур. Их обвиняют в том, что они вступили в связь с изгнанным королем и предательски выдавали ему государственные секреты, военные планы, обещали отвратить армию от исполнения ее долга, распахнуть двери страны перед иностранным вторжением и обеспечить реставрацию с помощью французских штыков.