Пять женщин, предавшихся любви

Почему— то это платье запало в сердце О-Сити.

Кто это, какой благородный человек молодым отрешился от мира и оставил на память о себе эту одежду? Какая жалость! А не стал ли он служителем этого храма?

Она представила себе юношу одних лет с нею и исполнилась сочувствия к нему.

И вот из— за человека, которого она еще и не видела, ею овладела мысль о бренности жизни: как подумаешь, все мимолетно, точно сон! Не к чему и стремиться в этом мире. Только будущая жизнь истинна…

Эти мысли так глубоко запали в ее душу, что она открыла материнский мешочек с четками и надела их на руку, чтобы обратиться с просьбой к Будде. А сама беспрестанно повторяла про себя слова молитвы.

Вдруг заметила она какого-то юношу благородной внешности, который серебряными щипчиками для выдергивания волосков старался извлечь занозу из указательного пальца своей левой руки.

Мать О— Сити не могла спокойно смотреть на то, как он мучился, отодвинув сёдзи [105] , за которыми уже спускались сумерки.

— Помочь вам? — спросила она и, взяв щипчики, в свою очередь принялась за дело.

Но в старых глазах уже не было зоркости, и ей оказалось не под силу даже найти занозу.

[105] Раздвижные перегородки в японском доме.

О— Сити, видевшая их затруднения, думала между тем: «Я с моими молодыми глазами мигом бы вытащила!…» Но она стеснялась подойти ближе и оставалась на своем месте.

И тут мать подозвала ее:

— Вытащи-ка эту занозу!

Как обрадовалась в душе О-Сити! Взяв руку юноши, она помогла ему в его беде. Неожиданно он, словно забывшись, до боли сжал ее пальцы.

О— Сити не хотелось отнимать у него руку, но она стыдилась матери. Ничего не поделаешь, пришлось отойти, но она унесла с собой щипчики, а затем, догнав юношу, чтобы вернуть их, она вернула ему и рукопожатие.

С этого началось их взаимное чувство.

Любовь овладела сердцем О-Сити.

— Кем изволит быть этот молодой человек? — спросила она у служки, и тот отвечал ей:

— Это Китидзабуро-доно, по фамилии Онога-ва. Он чистокровный ронин [106] , но человек с мягким сердцем и великодушный.

Слова эти еще более разожгли чувство О-Сити, и вот она, хоронясь от людских глаз, написала любовное письмо и украдкой переправила его Китидзабуро.

[106] Самурай, не находящийся на службе у определенного господина. Служка подчеркивает мягкосердечие и великодушие Китидзабуро как черты, обычно не свойственные воину.

Случилось так, что того, кто служил ей посредником, сменил другой человек, но все же в конце концов и от Китидзабуро стали приходить письма, в которых он всячески выражал ей свою любовь.

Их чувства слились, как два потока. Да, это действительно была взаимная любовь! Их уже не удовлетворяла переписка — каждый из них любил и был любимым. Они ждали удобного случая…

Подобное ожидание и есть, пожалуй, наша жизнь в этом мире.

Терзаемые любовью, они скоротали последний день месяца, а с рассветом пришел уже и новый год.

Украсили ворота молодыми сосенками — направо, как полагается, ставит женщина, налево — мужчина. А откроешь календарь, — ну не забавно ли? — и там день женщины [107] !

Но удобного случая не было, не удавалось им соединить свои изголовья.

Миновал седьмой день января, когда собирают «для любимого семь сортов молодой травы» [108] , прошел девятый день, а за ним десятый, одиннадцатый… вот уж и вечер четырнадцатого дня! Сегодня кончаются дни сосны [109] , все «прошло напрасно, как сон»! [110]

[107] Название второго дня нового года.

[108] 7 января собирают семь разных видов молодой зелени. В поэтической антологии X в. «Кокинсю» есть стихотворение неизвестного автора: «Для любимого, выйдя в весеннее поле, собирала молодую траву».

[109] Украшения из веток сосны у ворот японского дома в новогодние праздники стоят четырнадцать дней, именуемых днями сосны.

[110] Строка из поэтического сборника XII в. «Сэндзай вакасю», «Сон в весеннюю ночь».

Первый гром — знак возлюбленному быть смелее

Ночью пятнадцатого числа забарабанили в наружные ворота храма: пришли из Янагивары — Ивовой равнины, той, где на ветках ив «как жемчуг, нанизаны капли весеннего дождя» [111] .

Всех служителей храма подняли от сна.

Что случилось? Оказывается, этой ночью скончался торговец рисом Ядзаэмон, что долго страдал тяжкой болезнью. А так как конца его ожидали, то хотят нынче же ночью совершить обряд сожжения. За тем и прибыл посланный.

[111] Строка из стихотворения поэта Содзё Хэндзё, из антологии «Кокинсю».

Такова уж обязанность служителей храма, и все они отправились с посланным. Не дождались даже, пока пройдет дождь, лишь взяли зонтики.

В храме осталась только старая бабка-стряпуха с храмовой кухни, новый послушник — мальчуган лет тринадцати да рыжая собака.

Ветер тоскливо выл в соснах, прокатился первый гром, тот, что насылает с неба насекомых (ведь так пугают малых ребят!). Всех охватил страх.

Бабка запаслась вареным горохом, которым, как известно, отгоняют бесов и спасаются от грома [112] , разыскала каморку, крытую не только крышей, но и потолком, и схоронилась в ней.

[112] Существует обычай: накануне некоторых праздников взрослые и дети варят горох и разбрасывают его по ветру, приговаривая: «Черти из дома — счастье в дом».

Мать О— Сити, как и все матери, безрассудные в любви к своим детям, беспокоясь за дочь, притянула ее к себе, укрыла полой своего спального кимоно и, когда грохотало особенно сильно, зажимала ей уши.

И О— Сити, как женщина, конечно, тоже очень боялась, но в глубине души таила другую мысль: «Сегодня, быть может, единственный случай встретиться с Китидзабуро!…» -и вслух сказала:

— Почему это люди так страшатся бога грома? Пусть он даже ударит и убьет — я не боюсь!

Это были ненужные слова: ведь от женщины вовсе не требуется, чтобы она была сильна духом. Даже служанки между собою осуждали за это О-Сити.

Наконец дело подошло к рассвету, и люди незаметно погрузились в глубокий сон. Из-за храпа не слышно было, как дождь барабанит по крыше храма. Свет луны едва проникал сквозь щели ставень.

О— Сити крадучись вышла из покоя для гостей. Но тут ее охватила дрожь, у нее подкосились ноги, и она наступила на живот крепко спавшего человека.

Дух занялся у нее от испуга, сердце сжалось, словно вся кровь отхлынула от него. Она не в силах была вымолвить ни слова. Единственное, что могла она сделать, — это сложить руки и вознести мо-литву.

Странно было, однако, что тот человек ничего не говорит ей в укор. Присмотревшись, она узнала стряпуху Умэ. О-Сити хотела было перешагнуть через нее и идти дальше, но тут эта женщина схватила ее за подол.

У О— Сити снова застучало сердце. «Она удерживает меня от греха!» -мелькнула у нее мысль, но дело было в другом. Ощупью найдя ее руку, Умэ сунула ей комок туалетной бумаги.

«Похоже, что и она занимается проказами!» И, как ни была взволнована О-Сити, забота Умэ показалась ей приятной.