Пятая Космическая

– Нет, это все не то, – вскрывая банку тоника, заявил развалившийся на древнем кожаном диване Воротов. – В женщине важен запах. Ее нужно ощущать. А пялиться на рисованные сиськи это не удовольствие, суррогат.

– Где его взять, запах? – усмехнулся рядовой Шубин, не считая Деппа единственный боец с «чистыми, как совесть, погонами». – На всю нашу суперсекретную базу только одна женщина имеется и та командира.

– А ты не завидуй, – строго сказал капитан. – Вот шлепнем Дюссона, кончится заварушка, будут и тебе женщины.

– А мне много не надо. – Шубин вздохнул, – мне бы домой, к жене. Она у меня всем женщинам женщина. И запах там, и ощущения... Все на месте.

– А я по ребятишкам соскучился, – негромко признался старшина Галл. – У меня их трое.

– А по жене?

– И по ней, хотя... по детям больше.

– Странная штука жизнь, – задумчиво глядя на разведенный в старом камине огонь, проронил Блинов. – В ней так много всякой всячины, а если задуматься, весь смысл сводится к одному, к ней самой.

– Смысл жизни в самой жизни? – заинтересовался Дигемба. – Трижды на операционном столе лежал, ни разу в голову не приходило.

– Все зависит от устройства головы, – с усмешкой ответил Блинов. – Вот для Сато или Одзё смысл жизни в смерти, так самураи?

– Верно, господин капитан. – Сержант Одзё вежливо поклонился. – «Путь самурая ведет к смерти... Это не особенно трудно. Будь тверд в своей решимости и иди вперед». Так сказано в Хагакурэ, писании древнего самурая Ямамото.

– Знаю, читал. – Блинов кивнул. – «Если укрепляя свое сердце решимостью жить так, словно твое тело уже умерло, Путь будет свободен». Не ручаюсь за точность цитаты, но примерно так, да?

– Примерно, – согласился Одзё.

– Не понимаю, как можно желать смерти и видеть в ней смысл жизни, – пробормотал Депп. – Смысл в победе, еще куда ни шло, но что толку погибать, не достигнув цели?

– Важно видеть разницу, – терпеливо выслушав лидийца, пояснил Одзё. – Погибнуть, не убив врага, плохо, но жить, не достигнув цели, – хуже, поскольку это трусость. В гибели нет бесчестья. Вот в этом и заключается Путь самурая.

– Философия не мой конек, – Гарри покачал головой. – Я все равно не вижу смысла ни в смерти, ни в жизни.

– Ты слишком многое потерял, – негромко сказал Дигемба. – И Родину, и жизненные ориентиры. Ты замкнулся. А из запертого помещения не увидеть ничего.

– Все это чересчур сложно. – Депп махнул рукой. – Если ты такой умный, ответь мне всего на один вопрос: как меня угораздило стать земным разведчиком и почему я не ощущаю себя предателем? Я знаю, что должен это ощущать, но во мне нет раскаяния. Я будто бы стал пустой бочкой, в которую теперь можно налить что угодно. Я трус или просто маленький человек, который понимает, что не в силах изменить мир?

– Может, дело в том, что ты стал воином вовсе не той армии, которая уничтожила твою планету? «Возрождение» – это не Федерация и даже не Альянс. Это третья, новая, чистая и честная сила. Хотя, откровенно говоря, я не знаю, Гарри. Но если я признаю, что ты маленький, бессильный человечишка, это будет означать, что и я такой же, а мне это не по нутру. Я не люблю самокопаний, да еще в таком уничижительном варианте. Вот в чем уж точно нет никакого смысла.

– Согласен с предыдущим оратором, – лениво заявил Воротов. – Где-то, не помню где, слышал шикарную фразу: «Жизнь такова, какова она есть и больше никакова».

Он негромко рассмеялся. В тон ему хмыкнул Шубин. На некоторое время в комнате воцарилась мягкая, насыщенная расслабляющим теплом камина тишина, которую нарушил сержант Одзё:

– Что толку говорить другим, что это слухи.Когда твое собственное сердце спросит,Что ты ответишь? [7]

– Красиво, – Гарри вздохнул, – но в том-то и дело, что я не могу ничего ответить даже своему сердцу, понимаешь?

– Если ты не чувствуешь раскаяния, значит, для себя ты прав. Ты служишь господину, как настоящий самурай, Гарри, и лично я тебя уважаю за это больше, чем презираю за то, что ты не мстишь убийцам своих родных и близких.

7

Из Госэвакасю (пер. А. Боченкова).

– Спасибо за прямоту.

– Пожалуйста. – Одзё поклонился, игнорируя его иронию. – Сказать человеку правду, значит помочь ему. Это правильно. Так предписывает бусидо.

– А мстить?

– Тоже, но не господину, а его врагам. Ты ощутил гири – долг благодарности, Преображенский стал близок тебе. Если ты сохранишь глубокое ощущение гири и верность господину, твой дух укрепится, и ты найдешь слова, чтобы ответить своему сердцу.

Некоторое время Гарри молчал, задумчиво глядя на бездымный огонь в старинном камине, потом поднялся и, не глядя на Одзё, проронил:

– Наверное, ты прав, самурай. Наверное, прав...

...К началу августа командой была обретена отменная физическая форма, а Южная Сидония стала виртуально вторым домом, но шпион по-прежнему молчал. Между тем марсиане и их новые союзники провели несколько диверсий в Колониях, чем и вынудили Ван Ли перейти от тренировок к делу.

– Придется положиться на удачу, – встретившись один на один с Преображенским, сказал полковник. – Я думаю, наиболее вероятно, что база замаскирована под Торнтон-хаус или усадьбу Элмера.

– Пойдем двумя группами и взорвем оба объекта, – сориентировался Павел. – Это не проблема.

– Как раз наоборот. – Ван Ли покачал головой. – Согласно моим расчетам, если вы пойдете сразу двумя группами и без точной наводки, одна из команд погибнет.

– Это вы на своем суперкомпе рассчитали?

– Да, на нем.

– А если ваш агент выйдет на связь?

– Тогда все будет в порядке.

– Значит, выйдет, – уверенно сказал Преображенский. – «Согласно моим подсчетам», мы и так потеряли уйму хороших людей. Лимит этой войны исчерпан.

– Ваши бы слова, да до слуха судьбы, – вздохнул Ван Ли. – Хотите взглянуть?

– На ваш прогноз? Надеюсь, это не столбики цифр?

– Нет, это нечто вроде фрагментарного, немного мутного видеокадра. Идемте.

Они прошли в западное крыло старого особняка. В комнате Ван Ли, насколько было известно Преображенскому, до сих пор не бывал никто, кроме хозяина. Павел с интересом осмотрелся. Убранство выглядело крайне скромным, ничего лишнего, даже странно. Полковник прожил в комнате две недели, а выглядела она так, будто он только что сюда въехал. Ни одной детали, характеризующей хозяина, Павел не нашел, как ни старался.