Пятая труба; Тень власти

Он опустился в кресло. Мелкие капли пота выступили у него на лбу.

— Сначала покончим с делами. Потрудитесь сейчас же написать приказ об освобождения ван дер Веерена, а затем другой — об освобождении всех арестованных по делам веры.

Он бросил на меня подозрительный взгляд.

— Но ведь, заставив меня написать эти приказы, вы потом можете убить меня, — сказал он.

— Конечно, могу. Но такого рода маленький риск неизбежен в вашем деле. И вы будете иметь утешение, что пострадали во имя Господа Бога и примете пальму мученичества. Но обещаю вам пощадить вашу жизнь, если вы подпишете приказ без дальнейших препирательств. Ваш отказ не поможет делу, ибо, если вы не подпишете приказа, я велю взять тюрьму приступом. Но, как я уже сказал, я терпеть не могу лишнего шума.

Я помолчал.

— Впрочем, мне бы не хотелось насиловать вашу совесть. Я и забыл, что вы несёте ответственность за каждую погибшую душу. Кроме того, вы только упустите случай получить мученический венец, который я постараюсь обеспечить вам, избрав для вас соответствующий род смерти.

Инквизитор затрясся как в лихорадке.

— Вы обещаете пощадить меня, если я подпишу приказы?

— Обещаю.

— А какое ручательство в том, что вы сдержите своё слово?

— Никакого, конечно. Это один из тех случаев, когда приходится рисковать. Я уже говорил вам об этом. Но время не ждёт. Решайтесь.

Он провёл рукой по лбу, взял лист бумаги и написал приказ.

— Отлично. Теперь после моей подписи пусть подпишет ещё дон Альвар. Я здесь хозяин, пока захочу. Развяжите ему руки, — сказал я, написав своё имя, — и дайте ему чернил и перо.

Дон Педро бросил на меня яростный взгляд.

— Так-то, достопочтенный отец. Я хочу, чтобы всё было в порядке. Теперь потрудитесь передать мне все находящиеся у вас бумаги, имеющие какое-либо отношение ко мне. Мне хотелось бы иметь их у себя на память о моих друзьях. Я мог бы, конечно, взять их и сам. Стоило бы только порыться в ящиках вашего стола. Но вам лучше известно, где они лежат, и поэтому вы избавите меня от лишних хлопот.

Он открыл ящик стола и подал мне связку бумаг. Я бросил на них беглый взгляд: тут находилось как раз то, что мне было нужно. Может быть, здесь были не все бумаги, но теперь это не имело особого значения: мне уже было всё равно, какие у меня друзья и враги в Брюсселе и Мадриде. Знать это было бы удовлетворением простого любопытства, не более.

С минуту мне хотелось потребовать у него также и письмо моей жены. Но у меня не было уверенности в том, что, уничтожив свой первый черновой набросок, она действительно отправила потом своё письмо. Если, послушавшись внутреннего, предостерегавшего её голоса, она не сделала этого, то я только выдал бы её инквизитору. Поэтому я решил не говорить об этом письме.

— Прошу извинения за то, что на короткое время мне придётся связать вас, как и всех остальных, — сказал я дону Педро. — На самое короткое время. Вот так. Так будет хорошо.

Я приказал моим людям отнести дона Альвара и его троих солдат во внутренние апартаменты и ждать меня в приёмной.

— Ну, дон Педро, теперь мы с вами наедине. И нам нужно поговорить о донне Изабелле.

Он дико взглянул на меня.

— Я боюсь, что её красота вредно подействовала на ваше душевное спокойствие. Вы слишком подолгу смотрели на её прекрасные глаза и белую шею.

— Дон Хаим, поверьте мне…

— Я сам видел всё. Мы теперь говорим без свидетелей, и вам нечего бояться за вашу репутацию: я не стану где-либо воспроизводить наш разговор. Но для того чтобы спасти вас от новых искушений, если когда-нибудь вы опять встретитесь с ней, я хочу выколоть вам глаза.

Выражение его лица было ужасно. Несколько минут он не мог говорить.

Наконец он вскрикнул хриплым голосом:

— Но вы обещали пощадить мою жизнь!

— Кто говорит здесь о жизни? Вы останетесь вполне здоровы. Вы только перестанете видеть. Но что же из этого? Я вам обещал сохранить только вашу жизнь, и ничего другого. Вы, может быть, поняли меня не так, но я уж в этом не виноват. Вы рассказали моей жене случай с графиней де Ларивардер. И, конечно, вы сами были бы гораздо осторожнее с человеком, способным на такую вещь.

По его телу прошло конвульсивное движение. Напрасно силился он подняться в кресле.

— Пощадите! — прошептал он.

Я обнажил свой кинжал и посмотрел на его остриё.

— А вы? Разве вы пощадили бы меня или мою жену? — спросил я.

— Пощадил бы её. Может быть, и вас, если б она того пожелала. Я люблю её, — пролепетал он.

— А, вы любите её! А она вас любит?

— Да! — в отчаянии промолвил он.

— Это она сама вам сказала?

— Да.

— Ну, за эту последнюю ложь, дон Педро, я сделал бы с вами что-нибудь похуже, чем выкалывание глаз, если б только мог придумать. К несчастью, имеющиеся в нашем распоряжении способы мучить друг друга очень немногочисленны — и ваших глаз, вы конечно, лишитесь.

Он открыл рот и хотел закричать, но я быстро всунул ему в рот платок.

Мой кинжал быстро справился со своим делом.

— Ну кончено. Теперь я погашу свечи, ибо они нам уже не нужны. Спокойной ночи, дон Педро.

Я слышал, как он тихо застонал, и вышел. Моё мщение совершилось, и донна Изабелла была застрахована от горькой участи.

Я приказал людям фон Виллингера забаррикадироваться в приёмной и, когда я уйду, продержаться в ней, если возможно, часа два. После этого они должны были спасаться, кто как может.

Мерным спокойным шагом спустился я вниз и прошёл мимо часовых дона Педро. Вероятно, они были очень удивлены, что я ухожу один, но мне до этого не было дела. Моё дело в этом доме было сделано, и они не могли уже ничего изменить.

На улице меня ждал фон Виллингер со своими силами.

— Устроили всё, как хотели, дон Хаим? — спросил он.

— Да, — отрывисто отвечал я. — Мы можем ехать.

Поставив ногу в стремя, я вдруг вспомнил об одном человеке, о котором как-то совсем было забыл: о донне Марион. Я не мог оставить её здесь одну, без всякой-защиты. После того как меня не будет в Гертруденберге, в городе наступит ад.

И однако я принуждён оставить здесь свою жену!

Я приказал барону фон Виллингеру послать за донной Марион четырёх солдат с двумя свободными лошадьми и привести её ко мне, хотя бы и против её воли.

— Хочет она или не хочет! — прибавил я. — Если её мать в состоянии ехать, тем лучше. Если не может, то оставьте её. Не могу же я спасать каждую старуху.

Я пришпорил лошадь, и мы тронулись по улице. Нам пришлось сделать порядочный крюк, так как дом инквизитора находился недалеко от тюрьмы — можно было услышать оттуда крик, — а около тюрьмы, как мне сообщили, были расположены в полной готовности силы дона Альвара. К счастью, земля была покрыта только что выпавшим снегом, заглушавшим всякий звук. Кроме того, поднялся густой туман, который скрывал нас из виду.

Я захватил с собой дюжину людей и поехал к тюрьме. Отрядов дона Альвара нигде не было видно. Они, вероятно, стянуты в одной из боковых улиц и не были видны в тумане, как и мои.

— Позовите дежурного офицера, — приказал я часовым.

Я не знал, были ли они уже предупреждены о моём низложении. Но привычка к повиновению была очень сильна в них, и они отправились исполнять моё приказание, не сказав ни слова. Вскоре вышел караульный офицер. Он был не из моего отряда: здесь уже успели произвести замену.