Пятая жизнь
Шрифт:
— К ужину, думаю, вернусь, но, в принципе, все в холодильнике. Ты сегодня никуда не уезжаешь?
— Нет. Но когда приду, не знаю — работа, ты ж понимаешь.
— Понимаю, — сочувственно кивнув, Юля вышла.
Щелкнул замок, и Паша вздохнул с облегчением, хотя обычно Юля не мешала ему — занятый своими мыслями, он лишь иногда замечал, что жена перемещается по квартире, возится на кухне; да, она присутствовала в его жизни, но очень незаметно, не пытаясь вторгнуться в нее, а лишь обставляя необходимым уютом. Это ощущение незыблемости быта настолько прочно отложилось в сознании, что любое отступление от правил (вроде, сегодняшнего) создавало в голове революционную ситуацию, а любая революцию приносит, в первую очередь, дискомфорт в мироощущении. Однако сегодня революции не случилось — слишком мягким получился
…Ничего, пусть побесится, — решил он, елозя во рту зубной щеткой, — куда она денется? Дела у нее!.. Да нет у нее никаких дел — поедет, небось, к кому-нибудь из девок жаловаться… и пусть только попробует прийти позже меня — так вставлю, мало не покажется!..
На столе Пашу ждали бутерброды и горячий чайник. …А еще выпендривается, — подумал он, присаживаясь к столу, — она ж не совсем дура, чтоб рушить такую идиллию. Бабки я ей даю, трахаю иногда, над головой не капает — подумаешь, нашла какие-то снимки… а интересно, что б сделала Катька на ее месте? Свалила или нет?.. Хотя она молодая — думает, дура, еще до фига чего встретит в этой жизни, а не хрена в этой жизни нет! Кормят тебя, поят, трахают и будь счастлива! Нет, больше ночевать у нее не буду — скучно; три раза в неделю на какой-нибудь хате вполне достаточно, а то одну разбаловал — права начинает качать, так еще и вторую разбалую…
— Спасибо, рыбка моя. Все было очень вкусно, — поблагодарил Паша пустую кухню и пошел одеваться.
Примерно в это время Юля поднималась по ступенькам библиотеки. Сегодня все происходило не так, как в прошлый раз — она предъявила читательский билет и высокомерно взглянув на очередь желающих записаться, легко взбежала по лестнице; вошла в еще пустой читальный зал и сразу направилась к стойке.
— Я вчера брала «Молот ведьм». Можно мне ее снова?
— Конечно, можно. Заполняйте заявку.
— Я думала, вы оставите… — Юля покраснела.
— Девушка, — библиотекарша посмотрела удивленно, — мы не в магазине, где оставляют товар «до завтра». Заполняйте заявку.
— Ладно, — Юля отошла от стойки. …Блин, зря я выкинула бумажку с этим… кодом или шифром; как он там называется?..
Она медленно спустилась в каталожный зал и остановилась перед желтыми ящичками. …И что? Я даже не помню фамилий авторов… какие-то два монаха…
— …Вам помочь или вы уже освоились? — однорукий возник рядом; причем, улыбался он без всякой издевки.
— Вы мне написали вчера… — Юля запнулась, чувствуя, что выглядит глупо, но отказываться от помощи было еще глупее, — ну… «Молот ведьм»… а я куда-то сунула бумажку…
— Это не страшно, — он выдвинул нужный ящичек и уверенно перебирая карточки, спросил, — если не секрет, с чего такая симпатичная девушка заинтересовалась инквизицией? Это работа или хобби? Обычно всех интересуют учебники по рекламе, по бухучету; в лучшем случае, детективы берут.
Голос у него был тихий и какой-то располагающий — наверное, действовала сама обстановка, близкая к храму, и Юля решила, что не будет ничего страшного, если она поделится своими ощущениями. В конце концов, разве есть что-то зазорное в том, что увидев красивый исторический сон, человек захотел поближе познакомиться с эпохой?
— Скорее, хобби, — она улыбнулась, — понимаете, пару дней назад мне приснился сон, будто я участвую в Святом суде, — это определение она почерпнула из «Молота ведьм», — все выглядело так натурально…
— А вы не допускаете, что могли жить в то время, и никакой это не сон? — однорукий повернулся и карточки сложились в аккуратную пачку, — знаете, — он задвинул ящичек на место, — могу познакомить с приятелем — он путешествует по чужим прошлым жизням, как мы с вами, по городу. Хотите?
Юля молча хлопала глазами, пытаясь понять, издеваются над ней или в мире существует нечто такое, о чем все прогрессивное человечество даже не догадывается.
— Это ж он мне сказал, что в прошлой жизни я был вором, — продолжал однорукий, отводя Юля в сторону, чтоб никому не мешать, — и знаете, что интересно? После этого мне стало легче жить, ведь одно дело
чувствовать себя просто обделенным по жизни; всем, вот, досталось две руки, а тебе, одна — это ж обидно. Начинаешь тогда злиться на несправедливость мира, ожесточаешься, а когда выясняется, что ты был нормальным, но, по стечению обстоятельств, потерял то, что имел, неоправданная зависть и злоба проходят. Обратите внимание, инвалиды войны никогда не жалуются, что они калеки; наоборот, они гордо стучат себя в грудь — мы, мол, за Родину кровь проливали, а, вот, инвалиды детства, изначально чувствующие свою убогость, всегда давят на жалость. А у них, может, тоже была война, только в прошлой жизни.Юля громко сглотнула, моргнула несколько раз, вникая в простую и, казалось бы, логичную теорию, но сознание отказывалось воспринимать ее всерьез.
— Вы действительно верите в это? — спросила она тихо.
— Понимаете, — улыбка однорукого стала шире, обнажив неровные зубы, — вера — очень занятная штука. Однозначно можно верить только в Бога, и то, если впитал эту веру с молоком матери и никогда не задумывался о его реальном существовании. Все остальное — информация, которую подсознание услужливо извлекает в нужный момент, а мы используем ее в своих интересах. Вот сейчас, например, у меня нет необходимости верить в то, что у меня могла быть другая, воровская жизнь; мне даже странно думать об этом. Но когда на меня смотрят, либо с жалостью, либо с насмешкой, я сразу начинаю защищаться и вспоминаю, что когда-то прожил такую бурную жизнь, которой многие позавидовали б, а рука — это лишь издержки той жизни. Я сразу чувствую себя не только на уровне, но и выше многих, не знающих и не помнящих ничего, кичащихся лишь физическим здоровьем. В этом суть веры — она всегда поиск спасения и ничего более; остальное, относящееся к нашей теперешней жизни, познается только на основании личного восприятия.
Последние слова показались Юле знакомыми, но она так растерялась, что не могла вспомнить, где их слышала.
— А ваш приятель, он кто?
— Он — колдун, — увидев изумление на Юлином лице, однорукий добавил, — не бойтесь. Он — белый колдун.
— Что значит, «белый»?
— Сам я не силен в магии, но он объяснял так — любое колдовство, есть процесс насильственного вторжения в естественно протекающий жизненный процесс. Но вторгаться можно по разному. Черный колдун — это исполнитель желаний; своего рода энергетический киллер, который слепо выполняет заказ, совершенно не заботясь о последствиях. А белый колдун помогает людям открыть их собственные способности, о которых порой они даже не подозревают. То есть, жизнь продолжает течь естественным путем, но у человека появляется ее новое видение и осознание; проявляются неожиданные возможности, которые он реализует уже по своему усмотрению. Наверное, это ближе к психологии, чем к магии… кстати, приятель этот закончил психологический факультет университета; но все магические атрибуты у него присутствуют — и магические шары, и кресты… и чего там только нет!..
Юля вдруг поняла, что ей уже не хочется читать «Молот ведьм» с его убогой логикой и тяжелым средневековым языком, выискивая там спорные крупицы знаний. …Зачем? — подумала она, — какие ведьмы? Да если загонять иголки под ногти и жечь каленым железом, то любой признается не только в связи с Сатаной, но и в том, что он сам и есть Сатана! Наверное, этим уродам просто нравилось мучить женщин, а потом убивать их. Что меня вчера так завело? Бред ведь полный! А если можно узнать сразу про все жизни…
— Так что? — продолжал однорукий, — звонить колдуну?
— Да, — Юля уверенно кивнула.
— Тогда скажите, как вас зовут?
— Юля.
— Меня — Алексей. Подождите минутку, — он направился к столику с телефоном, а Юля перевела взгляд в зал, показавшийся ей огромным муравейником, где задумчивые «муравьи», с умным видом копавшиеся в ящичках, на самом деле решали ничтожные задачи, типа, как сдать экзамен или заработать денег, чтоб потом прожрать их. …Если б они знали, то что знаю я! — подумала Юля с восторгом, — вдруг однорукий говорит правду, и мои прошлые жизни будут открываться одна за другой, яркие и неповторимые!.. А эти горе-ученые смогут лишь читать о тех временах в книжках…