Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
– Андрюха, старина, замени меня в наряде, – шепнул капитан Терехов, который был едва ли не вдвое старше лейтенанта. За глаза его звали «пятнадцатилетний капитан». В виду отсутствия соответствующего образования он служил в этом звании полтора десятка лет, не имея ни малейших перспектив на повышение. – Не в службу, а в дружбу – выручай. Моя «старуха» легла на сохранение, а у дочери температура под сорок.
– Хорошо, – легко согласился Андрей. – Только забеги к моим и предупреди, что меня не будет сегодня и завтра.
– А завтра-то почему? – удивился Терехов. – Уж, не по бабам ли собрался? – пошутил он, сглаживая неловкость ситуации.
– Завтра
– А жена волноваться не будет? – насторожился капитан.
– Она приучена первые три дня ждать, – улыбнулся Андрей. – Потом я либо сам объявлюсь, либо, – постучал он по столу костяшками пальцев, – печальную весть ей сообщит командир…
– Типун тебе на язык, – сплюнул Терехов. – Твоих обязательно предупрежу. Пока, – бросил он на прощание, торопясь на мотовоз.
Белой ночью бескрайняя тайга особенно величава. Солнце практически не заходит за горизонт, накрывая позолотой верхушки сосен. Офицеры в рыбацком снаряжении с удочками в руках не обращали внимания на эту красоту. Они сосредоточенно бродили по берегу быстрой таежной реки, напряженно всматриваясь в воду. Время от времени тишину нарушали радостные возгласы удачливого сослуживца. Когда улов перестал помещаться в ведре, компания решила разместиться здесь же, на берегу, не возвращаясь в часть. Дружно смастерили шалаш и уютно расположились у костра на крутом, практически отвесном склоне. Под мерное и регулярное «набулькивание» из фляжки и ласкающее слух кипение в котелках ухи и каши друзья повели неторопливый разговор.
– Солить сегодня будет кто-то один, – строго посмотрел на молодежь Крючков, – а то, как в прошлый раз, будем грызть одни сухари. Кого назначим ответственным?
– Николашу, – кивнул на Солопова Волгин. – У него глаз – алмаз.
Николай, хоть и числился в этой компании новичком, как-то сразу расположил к себе остальных. Был выдержан, не суетлив и, главное, знал россыпь рыбацких баек. Он достал из рюкзака самодельную деревянную ложку, присел перед костром и, основательно помешивая содержимое котелков, стал вспоминать: «Помню, пацаном взяли меня мужики на рыбалку. Ловили с резиновой лодки. По дороге долго обсуждали, какой способ крепления якоря самый надежный. Сосед на полном серьезе уверял, что бросает веревку с привязанным к ней камнем в воду, а когда тот достигает дна, свободный конец наматывает себе на ногу…» Опытные рыбаки, понимая, чем это может закончиться, заулыбались, а Тополевский, не чувствовавший подвоха, искренне посочувствовал:
– Так же ловить неудобно, нога затекает.
– Беда как раз не в этом, – усмехнулся приятель. – Я добросовестно сделал все, как меня учили. Но, увлекшись, не заметил, как лодка начала дрейфовать – камень оказался легковат и не смог ее удержать. Но его веса, – интонацией подчеркнул Солопов, – оказалось достаточно, чтобы намертво зацепиться за подводную корягу. В результате – а был октябрь – я в одночасье оказался в ледяной воде. Снасти и пойманная рыба поплыли по течению, а я, связанный с камнем прочной веревкой, изображал из себя горе-поплавок, с трудом пытаясь вынырнуть на поверхность.
– И никто не помог? – посочувствовал Крючков.
– Отчего же? Когда заметили, подошли на лодках. Едва успели. Я хоть и был мастером спорта по плаванию, уже прощался с жизнью.
– Надо же было перерезать веревку, –
подсказал Волгин.– Чем? Это я теперь тертый калач: беру на рыбалку нож, спички и запасную одежду. А в то крещение по неопытности едва не отбросил ласты. Хорошо, у мужиков нож оказался, а то некому было бы вам байки говорить, – улыбнулся Николай и, хлебнув ухи, шутливо скомандовал: – Миски готовь, раз-два!
Дважды повторять подобную команду не пришлось. Оголодавшие мужчины были наготове.
– Вкуснотища, – смачно причмокнул Тополевский. – Только бы не дождь, а то насквозь промокнем в хиленьком шалашике.
– Порыбачишь с наше, поймешь, что дело не в погоде, – исправно орудуя ложкой, подмигнул товарищам Крючков и красноречиво пояснил: – Главное, чтобы не принесло Головина.
– А он рыбак? – удивился Андрей. – С такими габаритами только неводы ворочать, а не эту мелочь на крючок цеплять.
– Федя хоть и не рыбак, но халяву за версту чует. И плохо придется тем, кто не успел съесть свою пайку, – подтвердил Антон.
– Его не зря «Ходячим желудком» кличут. Загляни он к нам на огонек, – останемся с носом. В том смысле, что без ужина. Ему одному этот котелок только на разминку, – поддержал Солопов, подсолив кашу, и стал раскладывать ее по мискам.
– Да ну? – усомнился Андрей. – Мне бы на неделю хватило.
– Потому тебя и взяли, – отшутился Крючков.
– Братцы, а я ведь видел его в районе клуба, когда мы сюда собирались, – вспомнил Антон. – Потому предлагаю выпить без нахлебников.
– Не помешает, – согласился Крючков, подставляя кружку.
Только разлили, неподалеку в кустах затрещали ветки. Все насторожились и прислушались.
– Сохатый? – встревожился Тополевский.
– Не время, скорее кабан, – предположил Крючков.
– Хозяин, – уважительно вставил Солопов и заверил: – Медведь нынче шуткует. Он сытый, мимо пройдет.
– А этот на нас прет, – в волнении вскочил Андрей.
– Точно, идет напролом, – Крючков прислушался и потянулся за предусмотрительно захваченным ружьем.
– Свои это, свои! – подал из кустов голос Головин.
Все как по команде отложили ложки и опустошили кружки.
– Заждались? – толстяк бесцеремонно плюхнулся возле костра и протянул граненый стакан. – Надо выпить, – и чтобы никто не возразил, крикнул Солопову: – Наливай – знаю, у тебя всегда есть для сугрева.
Рыбак обреченно плеснул.
– И всего-то? – возмутился нежданный гость.
Николай добавил еще немного. Головин не опускал руку. Пришлось налить ему по самые края.
– Разбавлять не будешь? – удивился Крючков.
– Зачем добро переводить? – искренне удивился Федор.
Повисла тишина. Головин споро достал свою ложку.
– Опоздал на уху что ли? – хмуро уточнил он и потянулся за кашей. – Хороша, но суховата. Так и быть, выручу, – словно бы нехотя пообещал проныра, аппетитно уплетая за обе щеки.
Настроение у всех заметно ухудшилось. Каша таяла, словно прошлогодний снег. Ел незваный гость из общего котелка, жадно и шумно. Сопел и чавкал так, что всем стало неловко. Головин без особого стеснения метал в рот все подряд – тушенку, сало, хлеб, лук. Угнаться за ним было невозможно. Все отвернулись, лишь Тополевский брезгливо наблюдал за поведением Федора. Наевшись, толстяк резко отвалился от стола и, не сказав слов благодарности, куда-то быстро исчез. Несколько минут все чего-то ждали. Потом разлили спирт, молча, словно прощаясь, сдвинули кружки, вздохнули и, опустив глаза, доели остатки пищи.