Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
Уже на выходе Надеждин дал слово Бедоносовой:
– Анна Алексеевна, а у вас есть вопросы?
– Нет. Но есть добрый совет. Не балуйте жену, перекладывая ее обязанности на свои плечи! – она вскинула голову и гордо удалилась.
Полковник дружески хлопнул подчиненного по плечу:
– Решай все сам. Это просто активистка-любительница.
– На Руси зря фамилий не давали, – заговорщицки шепнул Андрей.
Надеждин улыбнулся и кивнул в знак согласия. «Но ведь другие не хотят заниматься общественной работой», – тихо пояснил он.
В выходной, гуляя с сыном, Андрей заметил, как у близлежащего
– Па, а что дают?
– Пиво.
– Пива? Я тоже пиву хочу.
– Наш парень, – усмехнулся толстяк и предложил: – Товарищи, давайте пропустим кормящего отца без очереди! Он честно стоит.
Мужчины не стали возражать и расступились. Продавец, хитро улыбнувшись, посмотрел на Андрея и подмигнул:
– Вам на двоих?
– Да, – по-взрослому уверенно выпалил сын.
В толпе дружно засмеялись. Тополевский не стал злоупотреблять доверием людей и купил положенные две бутылки. Денис, наблюдая, как отец пытается рассовать пиво по карманам, деловито шепнул:
– Па, на меня тоже дали?
В этот момент к ним подбежал Куримов с авоськами в обеих руках.
– Андрей, вернись взад, скажи, что я тоже стоял, – попытался развернуть он соседа. – Жаль, я поздно тебя увидел. Пошли, а?
– Совесть не позволяет!
– Не жадись. Сам взял, помоги товарищу.
– Не могу, – нахмурился тот. – Меня самого пустили без очереди.
– Это еще почему? Ты же не баба и не инвалид.
– Пропустили как кормящего отца.
– Точно! – радостно хлопнул себя по лбу Куримов и припустил трусцой. – Сгоняю за Надькой, пусть подгребет с коляской.
Андрей посадил сына на плечи и нос к носу столкнулся с ухмыляющейся Бедоносовой.
– Вы понимаете, что очередь за пивом не место для прогулки мальчика?! Как не стыдно с малых лет приучать ребенка к пагубным привычкам! – заорала она на всю улицу.
Но прохожие не обращали на крики активистки ни малейшего внимания. Видя, что поддержки ждать неоткуда, дамочка сникла. Андрей скользнул равнодушным взглядом по побагровевшей физиономии блюстительницы семейных нравов и, ни слова не говоря, удалился.
– Хам! – в бессильной злобе прокричала вслед Анна.
– Па, тетенька злая как Баба Яга, – признался сверху Денис.
– Ее Кощей Бессмертный не любит, – отшутился отец.
После обеда Андрей принес в кухню газеты и картонные коробки. Куримов самодовольно кивнул на четыре бутылки пива.
– В отличие от некоторых Надюха сообразила взять на двоих, – хвастливо заметил он. – Молодец, что подбросил идею с коляской.
Тополевский не отреагировал и принялся упаковывать столовые приборы и посуду.
– Куда это ты собрался? – заволновался сосед.
– Тебе же со мной плохо, вот я и переезжаю.
– Куда? – насторожился Иван.
– На новую квартиру.
– Тебе выделили отдельную квартиру? – выронил вилку и на мгновение потерял дар речи Куримов.
– Да, как офицеру, работающему на старте с личным составом. Таким специалистам дают в первую очередь, – процитировал Андрей их недавний разговор.
Иван от злобы закашлялся. Надежда вскочила и со
всего маха заехала мужу кулаком по спине. Тот взвыл от боли.– Где мы теперь будем хранить свои продукты? – заскулила она. – Без холодильника молоко быстро скиснет.
– Обращайтесь к новым соседям, – сухо порекомендовал Андрей.
– К каким соседям? – налетела на Ивана жена. – Нам снова подселят кого-то?! Ты же обещал, что мы останемся одни!
– Ненавижу, – сквозь зубы процедил соседу Куримов. – Я никогда больше руки тебе не подам…
Спустя много лет Иван стоял на наблюдательном пункте с протянутой для приветствия рукой. Тополевский не счел нужным отвечать прохвосту. Дела и даже мысли Куримова были настолько «скользкими», что друзьями он так и не обзавелся. А те, кто вынужденно находились рядом, старались держаться от него подальше. Андрей решительно шагнул в сторону явно постаревшего и обрюзгшего сокурсника и в самое ухо, чтобы не слышали остальные, крикнул: «Да пошел ты!» Развернувшись, он направился к машине. «Ненавижу!» – как и прежде злобно выдохнул вслед Иван. Его дрожащая от очередного приступа гнева кисть так и повисла в темноте…
Андрей какое-то время молчал. Маша налила ему чаю.
– Встреча не из приятных, – согласилась она. – Выходит, Ванина карьера так и не задалась. После наполеоновских планов увяз он здесь основательно.
– И поделом! – муж провел рукой по волосам, стирая из памяти неприятные воспоминания. – Вычеркнули и забыли!
За окном раздался призывный сигнал автомобиля.
– За мной. Когда вернусь, не знаю, но ты не волнуйся, – Тополевский стремительно притянул к себе жену, поцеловал, посмотрел ей в глаза и шепнул. – Я тебя очень люблю, – и уже на пороге уточнил: – Нет! Я просто живу тобой!
Глава одиннадцатая
Маша с Никитой весь день трудились в обычном режиме – снимали первые городские кварталы, старты и МИКи, беседовали с ветеранами. По пути в гостиницу, проезжая вдоль Дома офицеров, журналистка обратила внимание на красочную растяжку. «Торжественный вечер, посвященный дню города», – вслух прочел Никита. Коллега улыбнулась: текст рекламы ничем не отличался от афиши, которая украшала вход в ГДО много лет назад.
…До торжественного вечера оставалось чуть меньше четверти часа, когда у входа в Дом офицеров притормозила черная «Волга» начальника космодрома. Из нее с достоинством вышел Митрофанов. Ада, одетая в костюм кирпичного цвета с переброшенной через плечо чернобуркой, осталась в салоне. К командиру подбежал Тищук, представился. Генерал что-то шепнул ему на ухо, лицо капитана вытянулось от удивления, но возражать он не осмелился и спешно направился внутрь здания.
В зале практически не осталось свободных мест. Массивный занавес был недвижим, в то время как на самой сцене беззвучно метались десятки людей, занимая места на широких скамейках. Спустя несколько минут хор замер в готовности. Дирижер удовлетворенно проверил наличие солистов, сжал на удачу кулаки и спустился в оркестровую яму.
– Даша, перед минутой молчания сделайте небольшую паузу, чтобы успели включить метроном, – инструктировала ведущую Маша.
– Марья Андреевна, – отвел ее в сторону Тищук, – Митрофанов просит, чтобы вы сопроводили его жену в зал. Она ждет в машине. Это приказ, – нахмурился он, читая в глазах женщины безусловный протест.