Пятерка Мечей

На улице была зима, что подтверждал и календарь, который висел на стене. По всем данным сейчас был конец января, и гусеница никак не могла попасть на кухню через окно. В конце концов, кто-то мог просто разводить гусениц, одна из которых сбежала! Люди, бывает, даже тарантулов держат в городских квартирах… и ничего. При мысли о тарантулах господин Пономарев несколько приободрился, и черная гусеница уже не казалась ему исчадием ада. По крайней мере, она не кусается!

Мохнатая гостья заползла в пепельницу, и Артем потрогал ее ложкой. Никакой реакции! Он осторожно взял в руки пепельницу, подошел к форточке и стряхнул гусеницу за окно.

– Прости, дорогая, – вздохнул сыщик. – Но я тебя сюда не приглашал!

Он поставил пепельницу на стол. Гусеницы в ней не было. Артему захотелось выпить, но в холодильнике ничего, крепче пива, не оказалось.

– Завтра же куплю водки!

С этой мыслью он улегся на диван и уснул. Ночью ему снилось, как кто-то залез через окно в квартиру Изабеллы Юрьевны. Блондинка спала, ничего не подозревая, а неизвестный в маске и с огромным ножом подкрался к ее ложу, примериваясь, куда нанести смертельный удар… Артем очень кстати оказался в засаде в шкафу госпожи Буланиной, он выскочил и нажал на курок табельного оружия… Оглушительный треск заставил его подпрыгнуть, и… сыщик убедился, что это звонит его будильник. Пора было вставать и собираться на службу.

Глава 37

После похорон Лизы в театральном доме наступило относительное затишье. Берта Михайловна помогала готовить еду на поминки и очень сдружилась с Анной Григорьевной. Мать Лизы не могла оставаться одна в квартире Альшванга и уходила ночевать к Эдерам.

Изабелла Юрьевна пустилась в загулы, чтобы развеять тяжелую тоску, которую вызывает у людей смерть еще совсем молодого, здорового человека.

– Видишь, Дина? – говорила она госпоже Чиляевой. – Мы не знаем, когда жизнь, полная удовольствий, захлопнет двери перед нашим носом! Поэтому я не желаю терять ни одной драгоценной секунды!

Роскошная блондинка принимала у себя двух любовников, которые изрядно успели ей надоесть. Кроме того, один из студентов, снимающих квартиру на втором этаже, – высокий, красивый араб с блестящими коричневыми глазами начал усиленно оказывать ей знаки внимания.

– Восточные мужчины обожают блондинок! – хихикала Изабелла.

Араб приходил к ней в гости по вечерам с полной корзиной продуктов и выпивки. Утром, уставший и довольный, он старался незаметно проскользнуть к себе, но неизменно сталкивался то с Николаем Эдером, спешившим на работу, то с пожилой актрисой, которая выносила завтрак котам.

Егор Фаворин тоже оставался в поле зрения госпожи Буланиной. Она выжидала момент, когда он возвращался из театра, «совершенно случайно» оказываясь у него на пути.

– Как поживают ваши котики? – сладчайшим голоском спрашивала она музыканта.

При этом ее глаза делались большими и страстными, а лицо покрывалось горячим румянцем.

– Спасибо, хорошо, – бормотал Фаворин, стараясь проскользнуть мимо Изабеллы Юрьевны в свою квартиру. Он был счастлив, когда ему удавалось проскочить незамеченным. Настойчивый интерес госпожи Буланиной к его скромной персоне вызывал у музыканта недоумение и робость.

Супруги Авдеевы держались в стороне от событий. Людмила Станиславовна целыми днями пропадала на работе, ее муж тоже приходил поздно. Все новости они узнавали последними, в основном, у Динары, с которой жили дверь в дверь.

Сама же Дина Лазаревна пребывала в глубочайшей депрессии. Она почти не спала, раздумывая, как выпутаться из ужасного положения. Нежданно-негаданно, ее новое занятие, которое сулило развлечения и доход, обернулось каким-то необъяснимым кошмаром. Все меры, предпринятые ею, не дали результата. Господин Вольф не отвечал на телефонные звонки. Он то ли уехал, то ли отключил телефон… Квартира Альшванга вызывала у Динары суеверный страх. Треск рассыхающихся полов, шорохи и стуки наверху приводили ее в ужас. Она посоветовала Анне Григорьевне продать квартиру как можно скорее.

Бедная женщина все еще находилась в шоке, оплакивая любимую дочь. Но к словам Динары отнеслась с пониманием.

– Проклята эта квартира! – шепотом сообщила она цыганке. – Не знаю, кем, но проклята! Лизонька мне говорила… а я ее не слушала. Думала, это все болезнь ее! А выходит, она была права. Поверьте, Дина Лазаревна, – я теперь там сама ни на минуту одна не останусь! Особенно ночью… Так и кажется, что кто-то кругами ходит и мается, стонет или вздыхает…точно не разберешь. И платье по полу шуршит… Аж жуть берет!

Берта Михайловна помогла соседке написать объявления о продаже и расклеить, где только можно. Через пару дней в театральный дом начали ходить покупатели. Район был расположен близко к центру города, дом поражал старинной основательностью, простотой форм и большими внутренними помещениями. Квартира Альшванга, огромная, отлично отремонтированная, с высокими потолками и просторной ванной производила на покупателей впечатление. Цену за нее Анна Григорьевна просила немалую, но вполне приемлемую, если учесть метраж и расположение дома. Люди приходили, смотрели, восхищались, и… уходили. Никто пока реально не собирался приобретать злополучную квартиру.

– Вы, голубушка, к маклеру обратитесь, – советовала Берта Михайловна Эдер, к которой временно переселилась Анна Григорьевна. – Он быстрее все это сделает. Придется, конечно, заплатить ему за услуги, но зато вы не будете знать никаких хлопот!

Николай, сын старой актрисы, явно тяготился присутствием постороннего человека в квартире, и Анна Григорьевна предложила молодому человеку пожить пока у нее.

– Там никого нет, тихо, спокойно… два телевизора, – в комнате и на кухне, – так что отдыхайте, Коля, сколько хотите! Вот вам ключи и чувствуйте себя, как дома!

Он согласился. На утро следующего дня Берта Михайловна встала рано, как всегда, и вышла на лестничную площадку. Ее привлекло кошачье мяуканье.

– Ах ты, господи! Что ж это Изабелла за своим Яшкой не смотрит?! – возмутилась она.

В углу, на плетеном коврике, который она постелила для своих полосатых питомцев, разлеглась персидская кошечка господина Фаворина, рядом с которой, нежно мяукая, примостился Яшка.

Берта Михайловна растерялась. Пока она соображала, как ей поймать персидскую красавицу, чтобы та не рванула в подвал вместе со своим полосатым кавалером, в квартире Альшванга распахнулась дверь и оттуда, всклокоченный, с выпученными от страха глазами, выскочил Николай. Коты опрометью бросились вниз по лестнице, а старая актриса застыла на месте с открытым ртом.

– Что?! Что такое?! – вопил ее дорогой Коленька, оглядываясь вокруг, как очумелый. – Что это было?! Боже мой! Мама… Что ты здесь делаешь?

Его взгляд остановился на Берте Михайловне и стал чуть-чуть осмысленнее.

– Коля! – изумилась она. – Что с тобой? Тише! Соседей разбудишь… Ты знаешь, который час?

– Какой, к черту, час? При чем тут часы?! Я чуть с ума не сошел в этой проклятой квартире! Она… она… хотела меня задушить!

– Кто? – Берта Михайловна не на шутку перепугалась. – Ты здоров, Коленька? Идем домой… выпьешь чаю, и все пройдет. Тебе что, страшный сон приснился?