Пятерняшки для фитоняшки
Шрифт:
Оба мальчика быстро раздышались и из всех сил орали. Я очень переживал что попадут под ИВЛ* и радость от того что они дышат сами умножилась именно в этот момент, когда на свет достали третьего младенца. Возмущённо хнычущую девочку и я сразу отметил, она тоже дышит сама. Маленькая царица. Я ведь на самом деле изначально хотел только её, чтоб любить, баловать и носить на руках. Кто же знал, что в придачу к царице идут и четыре гнома. Но я давно всех их хотел и любил всем сердцем, старался для них и очень переживал, что что-то пойдёт не так. За Синичку особенно, ведь она так вымоталась за последние недели. Такая операция для её организма серьёзное испытание. Не меньше, чем вынашивать пятерню, конечно, но после такой нагрузки
Общий вес детей составил восемь килограмм триста шестьдесят четыре грамма и самой крупной была именно девочка. Двухсот грамм не добрала до круглой цифры в два килограмма. С детьми было всё хорошо, они дышали сами и вес каждого был достаточным, чтоб отправиться не в реанимацию, а в палату интенсивной терапии. Детей мы уберегли, а вот все мои опасения за Таню были не напрасны. Её пришлось спасать. Матка вовсе не сокращалась после таких объёмов и началось кровотечение.
В какой-то момент встал вопрос об удалении, но Егор Семёнович сотворил чудо. Несколько переливаний крови и почти двое суток Таню не могли вывести из наркоза. Очень ожидаемо меня так накрыл страх за её жизнь, что я заперся в душевой и сидя на полу ревел, вгрызаясь в собственное колено, чтоб не орать. Я не смог быть сильным от начала и до конца. Сорвался. Танино состояние выбило из колеи, и я находился в подвешенном состоянии. Даже дети, с которыми всё было хорошо существовали для меня эти двое суток словно во сне. Я ходил к ним, смотрел на них сквозь стёкла кувезов, даже держал их за крошечные ножки, но не осознавал этого. Мысли и душа были в реанимационной палате с Синичкой. В этом же состоянии я сделал несколько фотографий детей, смутно понимая, что не запоминаю их, таких крошечных и смешных. Тревога за Танину жизнь стирала всё, даже очень значимое, по сути.
Смог полностью осознать и принять счастье стать отцом только в момент, когда Таня открыла наконец-то глаза и мы вместе смотрели на фотографии. Я трое суток не спал и не ел, подыхал я без неё пока она балансировала на грани между жизнью и смертью. Но моя Синичка выкарабкалась к нам и задышалось сразу легче.
Впереди нас ждал её долгий восстановительный период, и я предполагал, что он лёгким не будет.
* ИВЛ-искусственная вентиляция лёгких
Татьяна
— Сюда вот садись. — Максим пытался меня усадить в кресло.
Оно не инвалидное, конечно, но на колёсиках.
— Я не стану. — отказалась с нажимом, — Мне Егор Семёнович сказал больше двигаться, расхаживаться. — объяснив свою точку зрения, я снова взглянула на себя в зеркало.
Страх божий. Белое как бумага лицо украшали серо-синеватые круги под глазами. Всего сутки как меня из реанимации перевели в палату, а выглядела я как труп с того света. И вот так идти на свидание к малышам?! Чуть не разревелась от отчаяния, ведь для них хотелось быть самой красивой, а не подобием зомби. Глупость, конечно, но именно так я и думала.
— Наши дети меня испугаются. — спрятала волосы под голубую одноразовую шапочку и стала ещё страшней, закусив от безысходности губу.
— Не говори глупостей. Ты самая прекрасная мама на свете. Идём, раз ты хочешь пешком, стоит поторопиться. А это я возьму с собой, вдруг устанешь на полпути. — Максим распахнул дверь палаты, и пропустив меня вперёд, покатил кресло-каталку волоча за собой.
Как же он был прав. Вся моя храбрость и решительность потонули в боли, расплывающейся по всему животу. Там, где ещё несколько дней назад копошились сразу пять жизней, творился армагеддон. Каждый шаг я делала словно мазохист какой-то, доставляя себе очередную порцию ноющей боли. Послеоперационный бандаж помог немного, но всё равно очень больно. И медленно. Вот таким запомнилось мне начало моего пути на первое свидание к деткам.
— Всё! Не могу больше. — хныча,
простонала, хватаясь за стенку ещё крепче, не дойдя и до лифта, а это всего пять метров от моей палаты.— Прошу моя королева! Ваша карета подана! — кривляясь, Макс подкатил мне эту карету, и я медленно опустилась на неё, что тоже далось с трудом.
Голову ломило от боли, меня трясло и в целом стало так плохо, что страшно и я не могла представить, как я буду в таком состоянии ухаживать за пятью младенцами.
До палаты интенсивной терапии доехали за то же время, что я плелась два метра от своей палаты. Под наших малышей была выделена целая комнатка, а за стеклянными переборками были и другие малыши.
Нас поприветствовала милая женщина в халатике с ярким детским рисунком. Именно такие приятные люди и должны работать с малышами, иначе и быть не может. От них веет теплом и добротой.
— Здравствуйте. Меня зовут Анна Константиновна, я врач педиатр. Вы пока пообщайтесь с малышами, а потом я вам расскажу всю информацию.
— Спасибо. — поблагодарила её сбивчиво, мне скорей хотелось деток увидеть.
Первым кувезом был Юлин. На бирке была лишь надпись Бойко и сокращённо девочка, дата, время восемь тридцать и рост с весом. Целых тысяча восемьсот грамм и сорок пять сантиметров. Мне она показалась такой большой, настоящий младенец, хотя Катин Андрюша был в два раза больше при рождении.
— Такая сладкая малышка. Кати дальше. — всех натерпелось посмотреть, подержать на руках каждого малыша, и я паниковала.
— Это Влад, а это Саша. — пояснил Макс, имена им написали на бирках вокруг ручек чтоб не перепутать малышей.
Мальчишки были поменьше, чем Аня ненамного, но разница была так явно заметна. Пальчики совсем тоненькие и просвечивали. Максим покатил к последнему кувезу.
— Это Витя и Егор. — одного из мальчишек назвали в честь нашего врача волшебника Егора Семёновича.
— Я могу их подержать? — обратилась к медсестре, стоявшей молчаливо в сторонке.
Я думала расплачусь, когда увижу наших детей, но нет. Слёз не было, только чувство тревоги и радостное волнение трепыхались в груди.
— Можете. Сейчас пеленку принесу. — Максим откатил меня к стене, медсестра постелила на плечо и грудь тёплую прогретую пелёнку, — Детки ещё тепло плохо сохраняют. — пояснила она.
— Давайте Юлю, а то она одна. — мило вступился Максим за свою царицу.
— Так всех придётся подержать. Чтоб никому обидно не стало. — хохотнув, ответила медсестра, ловко достав из кувеза доченьку.
— Такая тяжёленькая. — медсестра, уложив на грудь дочку, накрыла её сверху краем пелёнки и показала, как правильно придерживать крошку.
Максим встал слева от меня, и мы оба любовались личиком нашей дочурки.
— Нос курносый, твой. — шёпотом заявила я, не перестав улыбаться и всё ещё не веря, что я мама наконец-то.
— Ну, скажешь тоже. Смотри какой носик тонкий и изящный, как у тебя. Да она твоя копия. — безапелляционно заявил Макс, а я не стала с ним спорить.
Малышка спала, совсем не плакала, лишь изредка причмокивала маленькими губками. Она побыла на моих руках совсем ничего, а я запомнила её так, словно видела всю свою жизнь. Затем была встреча с мальчишками. Они все были так похожи и в то же время разные, но у каждого курносый папин нос, что Максим упорно отрицал.
Все малыши крепко спали, один лишь Влад на несколько секунд открыл свои глазки. Яркие невероятные синие глаза. Я так радостно обалдела, но Максим потом огорчил, сказав, что цвет глаз сменится совсем скоро.
Разговор с Анной Константиновной о состоянии малышей приободрил ещё больше. Все здоровы, осталось только набрать вес и научиться сохранять тепло. А ещё она уверила, что выпишут меня не раньше чем деток и я могу быть спокойна за это.
Максим
— Теперь ты спокойна? — поинтересовался у жены, как только вернулись в её палату.