Пятеро против всех
Шрифт:
— Что — как?
— Насчет моего предложения?
— Раз подарки и букеты завтра, — значит, и ответ тоже завтра.
— А сейчас никак нельзя? — Артист горестно закряхтел.
Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом.
— Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь!
…Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар-птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию.
Когда я вернулся со своих «военных сборов», Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка,
— Врешь ты все — поедешь, — вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно — я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит…
На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал — затопинским столяром и плотником.
И вот когда я достругивал ту самую жар-птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь.
Черная «Волга» — и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные «Волги»!
Из «Волги» выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка.
— Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич.
— Куда еще?
— В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать.
— Замминистра? — переспросил я, полагая, что ослышался.
— Так точно.
Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же… Вишь, как все обернулось — могла бы Родина срок дать, да решила наградить… Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку.
— Ну что ж, — сказал я майору, — давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? — На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах.
Майор взглянул на часы:
— Да-да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее!
Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило.
Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха — все были в темных костюмах одинакового покроя — ну точь-в-точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже.
Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как-то просто и по-домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран.
— Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем…
— Это точно, — не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне.
— Ну примите от нас хоть «спасибо».
Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял.
Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны,
конечно, приятно — еще одна побрякушка на пиджак, а с другой — досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если б нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы «чехи» свою вакцину реализовать?— Ну что, может, забуримся куда-нибудь — кресты обмыть, и вообще… — с каким-то странным выражением лица предложил Артист.
— В ресторанчик потом, если не расхотим. Еще одно дело важное есть, — сказал я. — Где тут поблизости фрукты продают?
В кабинете у прокурора Сержио Адамо было многолюдно. Сегодня он устраивал для журналистов пресс-конференцию по поводу успешной операции, проведенной совместно с отделом по борьбе с наркотиками. Благодаря этой операции с десяток наркокурьеров и трое оптовиков оказались в тюрьме.
— Рассаживайтесь, рассаживайтесь, господа, — попросил журналистов прокурор. У меня для вас не больше часа.
Журналисты утихомирились и начали задавать Адамо вопросы. Сержио отвечал уверенно, сыпал остротами. Пресс-конференция проходила в веселой непринужденной обстановке.
Неожиданно дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник… следователь Адриано ди Бернарди. Он был очень худ, глаза его странно блестели. На нем был новый дорогой костюм.
— Адриано? — На мгновение прокурор растерялся, потом произнес радостно: — Слава богу, ты жив! Когда ты вернулся?
— Сейчас. Из аэропорта — и прямо к тебе.
— Господа журналисты, позвольте вам представить следователя прокуратуры Адриано ди Бернарди, который только что вернулся из долгосрочной командировки в ужасную Россию. Ему там многое пришлось пережить. Он попал в чеченский плен. Бандиты требовали за него огромный выкуп. Мы здесь сделали все, чтобы его освободить, но… Да, думаю, он вам сам все сейчас расскажет.
По рядам прокатился гул. Журналисты в предвкушении сенсации наставили на Адриано диктофоны и камеры.
— Нет-нет, никаких интервью, — помотал он головой и подошел к столу прокурора.
— Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! — Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился.
— Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России?
— Как? — улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов.
— Мудак! — произнес Бернарди по-русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал.
Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу.
— Кстати, господа! — остановился он в дверях. — Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. — Сказав это, Адриано хлопнул дверью.
Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос.