Пятиборец

Андрей смерил Фарнама ледяным взглядом и сел на самый краешек жуткого «трона», стараясь как можно меньше касаться сиденья, подлокотников и спинки, впитавших вместе с потом и кровью все страдания тех, кто сидел здесь до него.

—Обратите внимание на эту простую, но, поверьте мне, весьма действенную штуку, — Фарнам указал на прислоненный к стене выкованный из железных полос и скрепленный болтами странный инструмент. — Это Аист, или, если вам будет угодно, Дочь Дворника, называется. Как видите, здесь есть отверстия для головы, рук и ног. Позиция испытуемого тщательно продумана. Когда ваши члены, упаси Дева, будут втиснуты в отверстия Аиста, то уже через несколько минут столь неудобное положение тела приведет к сильнейшему мышечному спазму в области живота.

Фарнам зажмурился, отчего стал похож на сытого кота, который греется на солнышке.

—Далее, господин Брюс, спазм начинает распространяться в грудь, в шею, в руки и ноги, становясь все более мучительным. По прошествии некоторого времени еретик переходит от простого переживания мучений к состоянию полного, поверьте мне, безумия.

—Хватит трепаться, — устало произнес Андрей. — Займись лучше делом!

—Как грубо! — вздохнул Фарнам. — Вижу, что наш Аист не произвел на тебя особенного впечатления. Тогда, может быть, больше понравится Трон? Если ты думаешь, что на него садятся, то ошибаешься. Отверстия в спинке — для ног, а цепь — для удержания тела. Еретика подвешивают вниз головой, и сиденье Трона впивается ему в спину. Поднимать голову в таком положении весьма и весьма затруднительно. Трон, дружище Брюс, пользуется у нас особой популярностью, потому что почти не оставляет повреждений на теле, но прибавляет еретикам разговорчивости. К сожалению, Свод рекомендаций Трибунала Священной Экзекуции позволяет использовать Трон во время допроса только один раз. Но мы-то с тобой знаем, что законы для того и созданы, чтобы их обходить. Все просто: называем следующую сессию продолжением первой, и ты можешь восседать на Троне хоть целую вечность... Ага! Вот и наш лучший правдоискатель, господин Бэквард! Второго такого мастера своего дела не сыскать во всем Ноулдоне. Да что там в Ноулдоне. Во всем королевстве! Очень надеюсь на твое благоразумие, Брюс. Если признаешься сразу, нам не придется торчать здесь всю ночь и поверять теорию практикой.

Вошедший в пыточную камеру палач отличался колоритной внешностью и необычным нарядом. Короткий красный жилет не скрывал мускулистых волосатых рук и оставлял открытыми заросшую черным волосом грудь и белый рыхлый живот. На Бэкварде были узкие панталоны, тоже красного цвета, и грубые деревянные башмаки. Одутловатое, слегка припухшее лицо выглядело так, словно он не выспался. Маленькие, лишенные ресниц глаза мрачно взирали из-под кустистых рыжих бровей. Лысый, словно полированный, череп блестел в свете факела, а в опущенных уголках губ здоровяка притаилась скорбь. При виде палача Андрей вдруг почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. Фарнам подал знак писцу, и тот начал допрос:

—Верно ли, что вас зовут Эндрю Брюс?

— Да.

Последовал перечень вопросов, поставленных так, чтобы можно было не вдаваться в подробности и отвечать односложно. Писец обмакнул гусиное перо в чернила и склонился над свитком. Палач сосредоточенно раздувал мехами угли жаровни. Все выглядело настолько обыденно, что, когда Фарнам спросил Андрея о том, не был ли он послан в королевство трудами, тот чуть было не ответил утвердительно, но вовремя опомнился.

—Нет! — отрицательно покачал головой Брюсов. — Я до недавнего времени даже не подозревал о существовании вашей страны!

—Так-так. Упорствуете, сударь мой? А между тем хозяева забыли о вас сразу же, как только миссия провалилась, — Фарнам кивнул палачу. — Для начала только правую руку, Питер. Вижу, господин Брюс успел ее повредить. Так что мы лишь немного поможем природе, которая наделила его замечательной способностью испытывать боль.

Палач закрепил руку Андрея на подлокотнике, поместил ладонь между пластинами тисков и несколько раз повернул ворот. Пластины сблизились, но пока не настолько, чтобы стало больно.

—Признаешься ли ты, Эндрю Брюс, в том, что должен был по наущению чад Тьмы убить Великого Экзекутора?

Ворот повернулся еще несколько раз. Последний его поворот вызвал в ладони ноющую боль. Андрей стиснул зубы, чтобы не закричать.

—Нет! — прошептал он, скривившись в гримасе страдания. — Черт бы вас всех побрал! Нет!

В этот момент Брюсов вспомнил, что Тритемий настоятельно советовал ему во всем признаться и покаяться. К своему удивлению, он вдруг понял, что не сможет этого сделать даже под самыми страшными пытками. Он, московский спортсмен-пятиборец, по определению не может иметь ничего общего с какими-то там гирудами. Ничего и никогда!

Палач, по знаку Фарнама, продолжал вращать ворот. Боль перестала быть ноющей. Она сделалась острой, как лезвие меча, горячей, как пламя. Поднялась от запястья к локтю. От локтя к голове. Огонь боли переместился в череп Андрея. Потом был взрыв. Оранжевые языки пламени вырвались наружу. Мгновенно охватили всю комнату. Пропали писец, палач и Фарнам. Раскаленные стены надвигались на Андрея, собираясь его раздавить, а он не мог сдвинуться с места. Жар сделался невыносимым, а когда он открыл рот, чтобы закричать, поток раскаленного воздуха ворвался в легкие, загнав внутрь рвущийся из груди вопль. Брюсов надеялся, что потеряет сознание, прежде чем сгорит заживо.

Однако жара внезапно сменилась холодом. Дикая пляска огня прекратилась. Языки пламени сузились и втянулись в звезды — яркие дырочки-проколы на черном бархате ночного неба. Андрей увидел себя стоящим посреди горного плато, над головой у него сияла серебристая луна, а его собственная тень распласталась на голых, плоских, выглаженных ветром камнях. Над краем пропасти курился легкий дымок. Вскоре Брюсов понял, что плато казалось пустынным только на первый взгляд. В воздухе тут и там мелькали зеленовато-прозрачные, слегка светящиеся сгустки, сохранявшие, однако, форму человеческих тел. Со всех сторон доносились всхлипы, стоны и бессвязный ропот. Порывы ветра то и дело сдували мерцавшие перисприты, но те, словно стаи мотыльков, снова, кружась и танцуя в воздухе, возвращались на прежнее место.

Брюсов как зачарованный следил за передвижениями прозрачных фигур до тех пор, пока одна из них не оказалась совсем близко. Андрей попятился — окаймленные зеленоватым свечением силуэты хотя и выглядели безобидно, но и доверия у него не вызывали. Перед Брюсовым остановился призрак красивого молодого человека. На вид ему было лет двадцать. Из груди у него торчал деревянный кол. Призрак тоже, слегка наклонив голову, внимательно изучал Брюсова. Затем протянул ему руку.

Андрей был уверен, что рукопожатие невозможно, и ладонь призрака, вместо того чтобы коснуться человека, легко пройдет сквозь его плоть, не встретив сопротивления. Так и случилось, однако зигзаг на его правой ладони подействовал на перисприта, словно крючок рыболова. Почувствовав это, Брюсов невольно тряхнул рукой, освобождаясь от зыбкой субстанции.

Губы призрака скривились в грустной улыбке:

—Тот-Кого-Ждали...

Услышав эти слова, к Андрею стали приближаться другие призраки. Мужчины и женщины. Дети и старики. Почти у всех из груди торчали колья, и у каждого была двойная ранка на яремной вене под нижней челюстью. Стих шепот, а вместе с ним и ветер. Обступив Брюсова, призраки молча и выжидательно смотрели на него. Андрей понял — окружившие его плотным кольцом привидения чего-то от него ждут.

—Кто вы?! — крикнул он, когда не смог больше выносить давления гробовой тишины.

—Нашими телами после насыщения завладели чада Тьмы, — ответил призрак, приблизившийся к Андрею первым. — Мы скитаемся без покаяния, пока бывшая плоть наша существует за счет чужой крови.

—А я? Чем могу помочь вам я?! — Брюсов не выдержал напряжения и сорвался в крик.

Призраки с выражением мольбы в глазах продолжали молча всматриваться в живого человека, умоляюще протягивая к нему руки. Андрей понял, что ему знакомы черты юноши, который заговорил с ним первым. Но где и когда они виделись? Ведь в Уайтроуз он почти ни с кем не успел познакомиться! И вдруг подумал, что души умерших, как существа потустороннего мира, должны знать гораздо больше, чем их живые собратья. Возможно, им известны ответы на самые важные для него вопросы!