Пятиозерье

— Вот-вот. Если к каждому человеку внимательно присматриваться, изменения заметить можно. А в целом очень неприятная атмосфера в лагере. Как летним вечером перед грозой — вроде и небо еще чистое, а все равно чувствуешь: без бури не обойдется. И все живое чувствует — птицы не поют, насекомые прячутся. Ты заметил, кстати, что в субботу и воскресенье произошло? Обычно ведь родители к чадам с полными сумками снеди приезжают, с утра детей забирают под расписку — и на озеро. Устраивают пикнички-шашлычки с купаниями и загораниями до самого вечера. В полдник и ужин в столовой до четверти лишних порций оставалось, Горловой даже готовить поменьше приказал, чтобы потом не выбрасывать. А в этот уик-энд, наоборот, не хватило. К полднику все чада уже на местах были, по отрядам. Не заладился отдых на природе у их родителей. Почему? Погода стояла отличная, ни дождя, ни ветра.

— Может, как раз из-за этого? Жара знаешь как выматывает? В Южной Франции исследование проводили статистическое; выяснили — когда горячий ветер из Африки дует, люди нервными становятся, раздражительными, и процент преступлений и происшествий гораздо выше. Ничего сверхъестественного.

Света покачала головой:

— Жара без единого дождика уже больше месяца стоит. А началось всё буквально в последние дни. Кстати, о происшествиях. Тебе не кажется, что количество несчастных случаев в последнее время опровергает теорию вероятностей? Позавчера повариха Анна Васильевна супом обварилась — а не практикантка ведь какая-нибудь, тридцать лет у плиты стоит. Вчера — твоя нога и приступ у СВ, про который врач ничего толком сказать не мог...

Света помрачнела и прибавила после паузы:

— И сегодня ничего не сказали. Говорят... после вскрытия...

— Вскрытия??!!! — сорвался на крик Пробиркин. — Она что... она...

— Она умерла сегодня, на рассвете. Ты не знал?

— Откуда... Нам тут разве сообщают...

Доктор замолчал. По счастливому стечению обстоятельств ему еще не приходилось хоронить ни родителей, ни родственников, ни знакомых. Он с трудом мог представить, что СВ, вчера еще ходившей по лагерю своей чеканной поступью кремлевского курсанта, разговаривавшей — в том числе и с ним, Пробиркиным, — сегодня нет. И никогда уже не будет.

— За три предыдущих смены ни одного серьезного несчастного случая не было, — сказала Света. — А когда случайности идут одна за одной, это уже называется закономерностью.

— И в чем, по-твоему, причина?

— Это звучит дико, но мне кажется — причина в одном странном мальчике. В мальчике по имени Тамерлан.

И она стала рассказывать — с самого начала. С их первой встречи и с более чем странной реакции кота на присутствие мальчика... Света говорила, и ей казалось: звучат ее слова наивно и бездоказательно, Сергей ничему не поверит и попросту рассмеется...

Пробиркин не рассмеялся, слушал с серьезным, даже мрачноватым лицом.

И, похоже, поверил всему.

ИНТЕРЛЮДИЯ Между временем и пространством — IV

1

Солнечный погожий денек в начале осени — такую погоду называют в этих краях «индейским летом».

Люди стоят, сидят на пнях, прохаживаются, собираются в большие и маленькие кучки... Одеты все как на праздник — дочери первых здешних белых поселенцев, голландских фермеров, щеголяют в нарядных чепцах и в платьях с низкой талией, коротких и открывающих пухленькие рембрандтовские ножки; и, как ни странно, с юностью и полнокровным румянцем девушек вполне гармонируют украшения — старинные, серебряные, еще бабушками вывезенные из Саардама, два-три раза в год доставаемые из семейных сундуков.

Их отцы и кавалеры степенно покуривают короткие, изогнутые крючком трубки, и облачены в синие сюртуки старомодного покроя с двумя рядами начищенных медных пуговиц, в короткие панталоны, в бело-синие полосатые чулки и добротные башмаки с сияющими на солнце оловянными пряжками.

Англичане одеты попроще, в основном это люди простого звания и рискованных занятий — лесорубы, трапперы, торговцы огненной водой, бродящие по индейским территориям. Но и они принарядились.

Мелькают красные мундиры солдат — но не вызывают тревоги. Сейчас мир — недолгий, через несколько лет Новые Нидерланды будут захвачены неблагодарным Карлом Стюартом [5] . Но пока что эта земля пребывает под властью «их Светлостей Генеральных Штатов Голландии». И британцев тут врагами не считают — напротив, считают героем английского капитана Поллака, очищавшего берега Гудзона от остатков юнами, манна-хатта, ленапов и других ирокезских и алгонкинских племен. Капитан — молодой черноусый красавец — зачастую бывает персонажем девичьих снов юных пухлощеких голландок...

5

Английский король Карл II в 1664 году, после реставрации своей монархии, аннексировал у голландцев, помогавших ему вернуть престол, Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) и прилегающие территории. Впрочем, штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский мелочиться не стал, отыгрался по-крупному, — четверть века спустя захватил и английский трон, и колонии...

...Внимание всех приковано к центру вырубки, к уродливому деревянному сооружению, стоящему там.

Это костер — огромный куб из толстых поленьев, почти бревен, в центре его — столб из грубо обтесанного кленового ствола. Столб выдержан несколько недель в морской воде — чтобы не прогорел, не обрушился раньше времени.

К столбу прикована женщина. Черные с проседью волосы разметались по плечам. На женщине куртка из тонко выделанной кожи и такие же обтягивающие брюки — и то и другое разорвано, испачкано спекшейся, кровью.

Взгляд женщины скользит по лицам и кажется безумным. Но разум не оставил ее. Она понимает — все эти люди собрались, чтобы убить. Убить ее. Убить жестоко и страшно. Или — посмотреть, как убивают.

Начало казни затягивается.

Все словно ждут чего-то или кого-то.

Среди собравшихся зреет недовольство. Слышится ропот. Нечастое ныне зрелище — сожжение ведьмы. Индейской колдуньи. Пришли не только жители ближайшего городка Манхеттена и любопытствующие зеваки из Нового Амстердама — люди приехали издалека, приплыли с обоих берегов Гудзона, и из Олбани, и из Хобокена, и из крохотных безымянных поселков Пойнт-но-Пойнта. Привезли с собой жен и детей, а устроители праздника всё медлят...

2

"Отчего ОНА медлила?!
– вопрошает у Базарги Князь Ста Имен. — Отчего не покинула тотчас же эту оболочку?! Не перешла в другую?!"

ОН в ярости. ОН готов — и очень хочет — явиться сюда во всей силе своей и обрушить гнев на ЕЕ палачей. Но это невозможно. Все, кого видят Нерожденные, и без того давно мертвы.

Зверь не отвечает. Лежит на траве, свернувшись клубком. Люди — призраки людей — подтягиваются все ближе к месту аутодафе, сбиваются все более плотной толпой. Но место, где лежит невидимая для них Базарга, обходят.

Наконец Базарга посылает ЕМУ мысль, спокойную и холодную:

"Умерь эмоции, Князь. Все это было, и прошло, и ничего изменить нельзя. Ты энаешь, что с оболочкой можно сотворить что угодно, но Нерожденную этим не убить. Но они смогли сделать что-то иное. Мы должны понять — что".

ОН умеряет эмоции. Размышляет — стараясь делать это спокойно. О том, что остатки душ всех этих людей — слабые отзвуки, разбросанные по Реальности — можно собрать воедино. Трудно, но можно. Можно даже вернуть им тела, точно те же, собрав рассеявшиеся по их Миру атомы и молекулы. Еще труднее, но тоже можно. Воскресить призраки — и воздать им огнем за огонь. А можно, не мудрствуя лукаво, найти их потомков — те тоже несут след предков в телах и душах...

Мимолетно думает: Дарящая наверняка простила своих палачей. Пронзающий прощать не привык.

3

Ну наконец-то! — толпа облегченно вздыхает.

От берега, от причалившей большой барки, к ним поднимается группа людей, одетых куда богаче прочих собравшихся. Поблескивает золотое и серебряное шитье, сверкают бриллианты на дамах... Дождались. Скоро начнется.

Взгляд привязанной к столбу женщины устремляется к вновь прибывшим — и уже не отрывается от них. Там, опираясь на руку человека в алом капитанском мундире, идет девушка. Глаза ее затуманены — кажется, что девушка не видит ничего перед собой. Так оно и есть...