Пятнадцать ножевых 3

Возвращаюсь домой, а Аня стоит и пристально смотрит на облетевший клен, растущий у нас во дворе. Дерево обычное, что на него глазеть? Ни разу не редкость для Москвы.

— Листья кленовые вижу на ясене? — спросил я, обхватив подругу сзади. — Что показывают?

— Кузьма застрял на дереве, представляешь? — она ткнула пальцем куда-то вверх. В подтверждение оттуда донесся жалобный мяв.

— Слезет, — философски заметил я. — У котов это получается.

— Он боится! Надо вызвать пожарных... — с сомнением ответила она. — Их же можно попросить? Я бы сама полезла, но дерево тонкое, боюсь, сломается.

— Вряд ли они согласятся, — заметил я.

До службы спасения и сообщений про спасенных котиков еще остается не один год. Пожарные пока занимаются тушением огня во всех проявлениях.

— Андрей, как ты можешь так равнодушно к этому относиться?

— А что мне будет, если я спасу этого обжору?

— Что угодно! — совершенно опрометчиво ответила Аня.

— Я запомню эти слова, — хищно улыбнувшись, сказал я. — И не вздумай потом отнекиваться!

— Что ты собрался делать? — спросила девушка, наверное, уже пожалевшая о своих словах. — Не вздумай пилить дерево!

— Все будут целы, — пообещал я. — Через две минуты ты получишь возможность подержать в руках рыжее и совершенно наглое существо. Жди!

Мне понадобилось даже меньшее количество времени. Вернувшись, я произвел несколько магических пассов возле ствола клена, и буквально секунд через десять Кузьма с довольными криками спустился добровольно и безо всяких проблем.

— Очень знакомый запах. И куда ты ходил?

— Экстракт валерианы, — честно признался я. — Купил в аптеке за углом. Вспомнил, как этот алкаш гонял пустой пузырек на улице, вот и подумал, что поможет. Слушай, женщина, моё желание! И не говори, что не обещала! — торжественным голосом произнес я.

— Я готова, мой повелитель, — подруга весьма сладострастно улыбнулась.

— Хочу целую сковородку жареной картошки! И две бутылки пива! Нет, три. А то, про что ты подумала, — я приобнял Аню за талию, — само собой разумеется.

* * *

Поход в аптеку имел и другие важные последствия. О которых я ничего не сказал ни Ане, ни кому бы то ни было еще. Думаю, дело может выгореть очень интересное.

Я уже выходил, когда стоявшая за мной женщина спросила «что-нибудь от аллергии». И тут у меня случилось гениальное озарение. Это вам не просто так, когда сработала интуиция, или вы верно угадали прикуп на мизере. Такое иногда бывает пару раз в жизни. А большинства населения — и ни одного.

Я будто попал на лекцию по фарме в той жизни, и услышал как лектор распинается по поводу великолепного изобретения советских химиков, которые разработали димебон, чудо-лекарство на голову выше всего остального, и вообще. И в самом деле, это добро назначалось направо и налево до середины девяностых. А потом препарат не выдержал конкурентной борьбы и выпуск прекратили. Фигня? Нееее, совсем наоборот. Чуть позже выяснилось, что копеечный препарат помогает не только от аллергии, но и от главного мозгового недуга старичков всего мира — болезни Альцгеймера. И патент в 2009 году выкупила компания «Пфайзер». За семьсот с лишним. Миллионов. Долларов. Потому что болезнь дорогая, на нее тратится больше триллиона тех же денежных единиц в год.

Потом там было что-то с клиническими исследованиями, крысы-мыши, но факт остается фактом: обладатель патента получил хороший приз. Короче, я хочу это лекарство. Целиком и полностью. Чтобы никакая большая фарма ничего без меня сделать не могла.

* * *

В институте меня опять поймал Давид, затащил в пустую аудиторию. Вид у него был довольный, можно даже сказать, счастливый.

— Чего это ты сегодня при параде?

Я осмотрел парня с ног до головы. Начищенные ботинки, брюки со стрелками, белоснежная рубашка с галстуком.

— Делаю предложение Симке. Все, решился.

— Э... А как же конец года, узнать друг друга получше?

— Да мы пять лет нос к носу!

— Дава, семейная жизнь — это совсем другое. Вот привез я к себе Аню, и знаешь, человек открылся совсем с другой стороны.

— Плохой?

— Нет, что ты... Просто дома Азимова не такая, как на публике. Более мягкая, домашняя. Уязвимая даже. Также и с Симой у тебя может быть. А ну как она храпит по ночам? Или одеяло на себя стягивает? Поживите вместе, притритесь...

Давид сначала засмеялся, потом задумался. Мотнул головой:

— Нет, делаю предложение. Ноябрь — ждать загса, потом декабрь, свадьба, то, се... А там уже списки составляют по распределению. Хорошие места москвичи забьют — и все.

Я пожал плечами:

— Дело твое.

— Жена-врачиха, это же самый как говорят евреи, цимес, — Давид сам себя воодушевлял. — Вот загибай пальцы. Всегда тебе выдаст больничный. Это раз. Само собой медицина. Пропишет нужные таблетки, найдет самые современные лекарства...

— Это ты и сам можешь.

— Самолечение у нас запрещено! — Ашхацава назидающе поднял палец. — Потом третье. Педиатрия. Даже самая распоследняя докторша понимает, как лечить своих детей и не даст их угробить участковому врачу.

— Есть и четвертое?

— А как же... Все узкие врачи в знакомых — подобрать очки дяде Темиру, сдать кровь тете Амзе... Не боятся крови и грязи, — загнул пятый палец «князь».

— ...и смерти, — закончил я за него. — Будет у тебя Сима всеми похоронами распоряжаться. Наивный ты, Дава и нажрешься еще «семейной» медицины по самое немогу...

— Это почему же? — набычился парень.

— Загибай пальцы на другой руке. У жены-докторши нет разделения на семью и работу. Если Сима окажется хорошим доктором, а, судя по ее отношению к учебе, она будет жилы рвать. Ты же помнишь, как она ходила скандалить в деканат, чтобы ей разрешили экзамен пересдавать с четверки? Значит, всю работу она будет нести домой... Да и пациентам, небось, даст домашний номер.

— Ну допустим, — Давид слегка взгрустнул.

— Второе. Все болячки заразные, инфекции всякие — тоже в дом. А если маленький ребенок? Из декрета надо когда-нибудь выходить? Третье. Цинизм, матерщина. Чем больше врач, особенно, молодой видит боли и страданий — тем сильнее защита психики выстраивается. Четвертый пальчик загибай — никто молочком тебя под колыбельную лечить не будет. Только покажи жене фурункул на ноге — мигом найдет любимый скальпель и вскроет.

Собравшийся возражать Давид поперхнулся.

— Шестое. Врачи теряют личные границы. Зайти в туалет, когда ты сидишь на толчке — милое дело. Ой, да что я там у тебя не видела... Вишенкой на торте — гиперконтроль. Тоже профессиональная деформация — пациенты бывают разные, в том числе дебилы. Постепенно привыкаешь все контролировать до последней запятой, иначе кто-нибудь обязательно дуба даст. А как оно будет работать в семье? Задумывался? Тебя пасти будут от и до. Взвоешь через год.

Давид сидел, опустив голову. Тяжело вздыхал.