Пятница, 13-е

Когда они познакомились, он был совершенно другим: предупредительным, внимательным, отзывчивым… Или она замечала в нем лишь то, чего ей хотелось в нем видеть? Не так, чтобы он не был добрым или взял ее с собой, решив преподнести ей такой подарок: скорее всего, он просто слишком погружен в свои планы. Он не готов узреть то, что происходит вокруг него.

Возможно, это ее ошибка. Наверное, она видела в свое время, что на него это находит, и не остановила. Быть может, что-то в ней было такое, что подталкивало ее повторять свои ошибки еще и еще.

Она была очень уязвима, когда повстречалась с ним: пыталась уйти от своих размышлений. Она сказала тогда Джону, что ей необходимо время, чтобы немного подумать и чтобы заняться самой собой, но вот появился Стив, показавшийся ей таким расслабленным и беззаботным…

А сейчас повторяется то же самое. С одной стороны, можно иметь планы и желания, но с другой стороны, необходимо, чтобы эти желания, цели и планы не загородили собой всю остальную жизнь. Ее папаша был именно таким, как Стив, и она видела, что тогда происходило с мамой.

Отец ее был товарным маклером. Начинал он с нуля, но у него была цель: создать нормальные условия для жизни семьи. Он вкалывал как собака, проводил долгие часы в офисе, работал так же и на дому, постоянно консультировался с кем-то по телефону, уткнувшись носом в «Уолл-Стрит Джорнал». В общем, был полностью погружен в свои собственные мечты. Это нормально — планировать будущее, но нельзяжить только будущим. Надо уделять немного времени и настоящему.

Потом отец стал проводить в своем офисе больше времени, нежели дома. Завтрак в кругу семьи превратился в выпиваемый быстрыми глотками кофе, во время которого он изучал котировку бумаг на рынке. В тех редких случаях, когда он успевал домой к обеду, разговоры с домашними представляли из себя полное согласие с его стороны: он по любому поводу кивал головой, в то время как мысли его находились далеко от домашних дел — все его раздумья касались только работы. Он уже не говорил о других вещах, и Элис замечала, что ее мать все более отчуждалась, уходила от ограниченного мирка своего мужа.

У отца совсем не оставалось времени на отдых. Не было времени пообедать, пойти в кино или поиграть с ней и другими детьми в выходной, посидеть около костра с бокалом вина или почитать хорошую книгу. Мать Элис часто говорила ему, что не стоит так выкладываться ради работы, он же отвечал, что работает во благо семьи, чтобы имлучше жилось. Эта мечта о лучшей жизни заслонила собой саму мысль, что любая жизнь хороша, нужно только время, чтобы познать ее и возлюбить. Этого как раз ему и не хватало. Жизнь уходила, а время повернуть назад нельзя…

И так же, как пружина в часах может лопнуть от слишком сильного завода, ее отец, в конце концов, «перегорел». Он умер от инфаркта. Его нашли лежащим в его офисе рядом с рабочим столом, в руке он держал телефонную трубку. В общем, как часто пишут: «он сгорел на работе, его сердце не выдержало».

И Элис не хотела, чтобы это повторилось с ней самой. Она не желала иметь дела с той частью мужчин, которые настолько погружены в свои заботы и мечты, что ничто не в состоянии вывести их из этого состояния. Нет надобности работать для того, чтобы установить отношения, считала она. Надо устанавливать их. Это означает — надо общаться. Это значит — надо принимать участие в установлении отношений, а не подготавливать почву и выжидать, пока кто-то на это клюнет. Ведь время нельзя повернуть вспять…

И она думала выложить это Стиву, когда тот вернется. Может, если она объяснит ему, почему такие мысли приходят ей в голову, то он поймет. Наверное, он тогда решится поговорить с ней начистоту, а не будет переводить разговор на другие темы.

Создавалось впечатление, что он боится заговаривать с ней об этом. Элис заметила ту разительную перемену, что происходила с ним по мере приближения к лагерю: он весь как-то напрягся и ушел в себя. Когда они, наконец, въехали на территорию Кэмп-Кристал-Лейка, Кристи остановил машину перед входом и, сжав губы в тонкую полосочку, просто сидел и молча глазел через ветровое стекло на пустые коттеджи. В тот момент он напоминал старого опытного солдата, осматривающего поле грядущей брани.

— Что случилось, Стив? — спросила она.

Он промолчал.

— Стив? — она окликнула его еще раз.

Кристи моргнул, будто пытаясь отогнать от себя какое-то наваждение, затем повернулся к ней и улыбнулся.

— Все нормально, — ответил он. — Просто я подумал о количестве работ, которые нам здесь предстоят.

Но это было не все. Элис знала, что он думал о чем-то другом, о чем не посмел признаться ей. Казалось, что Стив пребывал в отчаянии, что он испуган. Чего же он так испугался? Чем бы это ни было, но всем своим видом он показывал, что для него это вопрос жизни или смерти.

Они лежали вдвоем, их тела соприкасались, блаженствуя от теплого чувства, оставшегося после близости.

Марсия повернулась к Джеку и нежно поцеловала его в щеку.

— Мммм, — прошептала она, — ты прекрасен.

Она еще раз поцеловала его и поднялась с кровати. Свеча на ночном столике уже начала оплывать.

— Ты куда-то собралась? — спросил он, усаживаясь на постели.

— В туалет.

Она пыталась нащупать в темноте свою одежду. Джек напялил на себя рубашку. Марсия отыскала, наконец, свои трусики и тенниску, натянула их на себя, затем накинула на это, не пытаясь разыскать остальную одежду, дождевик. Остальные вещи должны были быть где-то рядом, скорее всего, на полу, но она не смогла бы уже вытерпеть и минуты.

— Возвращайся поскорей, о’кей? — усмехнулся Джек. — А то здесь холодает.

— Ну, я надеюсь, что ты никого не пригласишь согревать себя на мое место?

— Конечно, нет.

Она наклонилась, чтобы еще раз поцеловать его, подобрала фонарик и вышла из коттеджа.

Шел проливной дождь. Марсия улыбнулась, подумав о том, что произойдет, если она сейчас войдет в чей-нибудь коттедж, и ее увидят босой и совершенно голой, если не считать полупрозрачного дождевика и бикини. Но свет виднелся только в окнах главного здания, и она могла разглядеть, как кто-то из ребят пускает клубы дыма, сидя за столом. «Скорее всего, у них сейчас свой праздник», — подумала она.

Элис бросила кости.

— Пять. — Она подвинула свою фишку. — Болтик-Авеню. Покупаю.

— Никто даже не имеет в мыслях останавливаться на Болтик-Авеню, — изрек Билл.

— Ничего страшного, мне просто нравится ее цвет: он очень приятен, — с преувеличенной любезностью ответила Элис, передавая банкиру — Биллу — игральные деньги, взяв у него карточку с названием этой улицы, где была указана плата за остановку на ней.

— О'кей, — Билл начал перемешивать у себя в руке кости.

— Давай-ка побыстрее бросай! — не терпелось Элис.

Билл бросил кубики.

— Ага! Восемь! — Элис сама подвинула его фишку на восемь отделений. — Болтик-Авеню! Ты должен мне один ботинок. Давай сюда.

— Начинается, — он нагнулся под стол и снял обувь.

— Элис почувствовала запах крови, — произнесла Бренда.

— Как это ужасно: так говорить о моей ноге, — возмутился Билл. Он передал Элис проигранный ботинок.

— Спасибо, — поблагодарила та, спрятав выигранную часть туалета за свое кресло. Похоже, они глупеют с каждой секундой. Спасением от этого послужит стаканчик пива. — Знаете, — заметила она, — кажется, мне начинает нравиться ваша игра.