Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии»

Почувствовав в этих словах упрёк, молодая особа пожелала оправдать себя в глазах матери, и так как она была чиста сердцем и обладала ясным умом, вот что она ответила:

«Дорогая матушка, я отвечаю „нет“ так же искренне, как я ответила бы „да“, если бы такой ответ подсказало мне моё сердце. Я не отрицаю, что вы предлагали мне очень хорошие партии. Но, сказать вам по правде, мне кажется, что все эти молодые люди, претендующие на мою руку, интересуются не столько мной, сколько тем, что называют лучшей, то есть самой богатой невестой в городе, и, конечно, это не вызывает у меня желания ответить „да“. И раз уж вы хотите услышать от меня всю правду, признаюсь вам, что среди всех этих предложений нет того, которого я жду… И увы, быть может, оно ещё долго заставит себя ждать, если только…»

«Что я слышу, сударыня?..» — воскликнула потрясённая мать и, не кончив фразы, устремила беспомощный, умоляющий взгляд на своего супруга, призывая его прийти ей на помощь.

Но супруг, видимо, хотел уклониться от этого тягостного объяснения или, может быть, не считал нужным вмешиваться, пока они до чего-нибудь не договорятся. Он сделал вид, что не заметил этого отчаянного призыва, и бедная девочка, вся красная от стыда и обиды, решилась высказать все.

«Я вам говорю правду, дорогая матушка, — продолжала она, — предложение, которого я жду, может заставить ждать себя очень долго, и очень может быть, что мне никогда его не сделают. И я могу сказать, что нисколько этому не удивляюсь и не вижу в этом ничего для себя обидного. Вся беда в том, что я, на своё несчастье, считаюсь очень богатой, а он очень бедный. Поэтому он и не делает мне предложения. Он ждёт…»

«Чтобы мы его сделали…» — поспешно сказала мать, не давая договорить дочери фразы, которую ей больно было слышать.

И тут вмешался супруг. «Друг мой, — сказал он, нежно обнимая жену за плечи, — разве мы могли ожидать чего-нибудь другого, если наша дочка, которая привыкла уважать и слушаться тебя с тех пор, как она себя помнит, слышит изо дня в день, как ты расточаешь похвалы мужественному, достойному юноше, выросшему в нашей семье, как ты горячо присоединяешься к своему мужу, когда он превозносит его исключительные способности и с умилением говорит о его самоотверженной привязанности ко всем нам. Если бы наша дочка, видя все это, осталась равнодушней к этому юноше, нам бы пришлось сознаться, что мы вырастили плохую дочь».

«Ах, папа! — вскричала бедная крошка, пряча своё смущённое личико на груди матери. — Но, если вы с матушкой догадываетесь сами, зачем же вы заставляете меня признаваться?»

«Затем, моя душенька, — лаская её, ответил отец, — чтобы ты нас порадовала, чтобы я мог после твоих слов убедиться, что не ошибся, и сказать тебе, что мы оба от всего сердца одобряем твой выбор, что мы только об этом и мечтали.

А что касается предложения, которого этому бедному юноше не позволяет сделать достойное чувство гордости, это предложение я сам ему сделаю… Да, да! Потому что я прочёл в его сердце то же, что и в твоём. Будь покойна, я обещаю тебе при первом же удобном случае спросить Марселя, не согласится ли он стать моим зятем…»

Марсель, который никак не ожидал, что этот длинный рассказ закончится таким прямым и решительным вопросом, вскочил в полном смятении и беспомощно поглядел на Октава. Октав молча сжал ему руку, а доктор Саразен взял его за плечо и привлёк в свои объятия. Юный эльзасец был бледен как полотно. Так нежданное счастье потрясает мужественную душу и повергает её в смятение своим внезапным приходом.

Глава двадцатая Эпилог

Франсевилль, позабыв о своих несчастьях, живёт в мире со всеми своими соседями и под мудрым управлением достойных правителей благоденствует и процветает. У него нет завистников, ибо он наслаждается заслуженным счастьем, а его сила внушает уважение всем любителям бряцать оружием.

Стальной город, некогда представлявший собой один колоссальный завод, страшное орудие разрушения в железной руке герра Шульце, ныне благодаря усилиям Марселя Брукмана превратился в крупный промышленный центр, объединяющий всевозможные отрасли полезной промышленности.

Марсель уже больше года наслаждается супружеским счастьем с Жанной, а недавно появившийся на свет младенец является для них источником новых семейных радостей.

Октав, добровольно подчинившись руководству своего деверя, помогает ему во всех его начинаниях. Жанна хочет во что бы то ни стало женить его на своей подруге, очаровательной девушке с твёрдым и спокойным характером, которая сумеет прибрать его к рукам и сделает его прекрасным семьянином.

Мечты доктора Саразена и его супруги сбылись. В кругу своих детей они наслаждаются полным покоем и счастьем и, можно было бы сказать, заслуженной славой, если бы только слава занимала какое-либо место в их благородных стремлениях.

Ныне можно с уверенностью сказать, что усилиями доктора Саразена и Марселя Брукмана Франсевиллю завоёвана прекрасная будущность и что пример Франсевилля и Штальштадта не пропадёт даром для грядущих поколений.

Найденыш с погибшей «Цинтии»

1. ДРУГ УЧИТЕЛЯ МАЛЯРИУСА

Вряд ли ещё найдётся в Европе или за её пределами учёный, чьё лицо было бы так хорошо всем знакомо, как лицо доктора Швариенкрона из Стокгольма. Фабричные этикетки с его изображением наклеиваются на миллионы бутылок, запечатанных зелёной облаткой, и бутылки эти благодаря стараниям поставщиков проникают даже в самые отдалённые уголки земного шара.

По правде говоря, это был всего-навсего рыбий жир — по одному франку тридцати девяти сантимов за бутылку — всеми признанное, весьма благотворное лекарство, особенно для жителей Норвегии, которым оно приносит годовой доход в кронах, исчисляемый восьмизначными цифрами.

Изготовлением рыбьего жира с давних времён занимались норвежские рыбаки. Сейчас его производство значительно усложнилось благодаря применению научных методов. Настоящим королём рыбьего жира ныне является знаменитый доктор Швариенкрона.

Каждому знакомы его остроконечная бородка, очки, крючковатый нос и меховая шапка. Хотя портрет доктора на бутылочных этикетках и не отличается художественным совершенством, но зато поражает несомненным сходством с оригиналом. Доказательством тому послужило одно происшествие в начальной школе рыбацкого посёлка Нороэ на западном побережье Норвегии, в нескольких лье 37 от Бергена.

37

Устаревшая французская мера длины, равная 4,5 км

Было два часа пополудни. Ученики сидели в классе — в большой комнате с земляным полом, посыпанным песком, — девочки по левую сторону, мальчики — по правую. Все они внимательно слушали учителя Маляриуса, объяснявшего на доске решение задачи, как вдруг дверь распахнулась и на пороге показался какой-то человек в меховой шубе, меховой шапке, меховых сапогах и меховых рукавицах.

Школьники почтительно встали с мест, как принято, когда в класс входит посетитель. Никто из них не знал этого человека, но, едва только он появился, ученики стали перешёптываться:

— Доктор Швариенкрона!

Так велико было его сходство с изображением, запечатлённым на бутылочных этикетках!

Надо заметить, что бутылки с рыбьим жиром всегда были перед глазами учеников Маляриуса, — одна из фабрик доктора находилась в Нороэ. Тем не менее доктор Швариенкрона уже много лет не бывал в Нороэ и до сего дня никто из школьников не мог похвалиться, что видел его воочию.

Но зато слышали о нем немало. Доктора Швариенкрона частенько вспоминали по вечерам в рыбацком посёлке. Вспоминали так часто, что у него должны были бы постоянно гореть уши, если народные поверья действительно имеют под собой какую-то основу.