Пятый свидетель

— Нет, с ним никто из нас не говорил.

— А собирались?

Фриман запротестовала, назвав вопрос расплывчатым. Судья поддержал протест, но я решил подвесить вопрос, оставив его без ответа, — пусть присяжные гадают.

— Благодарю, агент Васкес.

После Васкеса Фриман вернулась к заранее составленному списку свидетелей и вызвала садовника, который нашел молоток в кустах возле дома в полутора кварталах от места преступления. Его показания были краткими и не содержали откровений сами по себе; пока не будет установлена их связь с результатами, полученными в криминалистической лаборатории, они ценности не представляли. Я заработал малозначительное очко, заставив садовника признать, что он работал с этими кустами или в непосредственной близости от них по меньшей мере двенадцать раз, прежде чем нашел молоток. Это было маленькое семечко, которое я посеял для присяжных, — мысль о том, что, возможно, молоток попал туда спустя много времени после убийства.

Вслед за садовником обвинение быстро опросило владельца дома и полицейских, которые отвечали за доставку молотка в криминалистическую лабораторию. Я не стал даже утруждать себя перекрестным допросом, поскольку не собирался оспаривать ни то, что молоток являлся орудием убийства, ни то, что он должным образом был доставлен в лабораторию. Мой план состоял в том, чтобы признать не только то, что именно этим молотком убили Митчелла Бондуранта, но также и то, что этот молоток принадлежал Лайзе Треммел.

Это будет неожиданным, но единственно возможным ходом со стороны защиты, чтобы поддержать гипотезу о том, что мою клиентку подставили. Версия Джеффа Треммела, что настоящий молоток может находиться в багажнике «БМВ», который он бросил, когда сбежал в Мексику, мало чего стоила. Циско удалось разыскать машину, которая все еще принадлежала дилерской конторе, где когда-то работал Джефф Треммел, но никакого молотка в багажнике, разумеется, уже не было, а человек, отвечающий за автомобильный парк, сказал, что его никогда там и не было. Я отказался от использования истории Джеффа Треммела, сочтя ее просто попыткой с его стороны урвать денег за информацию, которая могла бы оказаться полезной для его бывшей жены.

Серия показаний, касающихся орудия преступления, закончилась перерывом на ленч, который судья, как это уже вошло у него в привычку, объявил на пятнадцать минут раньше срока. Повернувшись к своей клиентке, я пригласил ее перекусить вместе со мной.

— А Герб? — сказала она. — Я обещала пойти на ленч с ним.

— Герб может присоединиться.

— Правда?

— Конечно, почему бы нет?

— Потому что я думала, что вы не… Не важно, пойду позову его.

— Хорошо. Поедем на моей машине.

Я велел Рохасу подобрать нас, и мы поехали по бульвару Ван-Нуйс в «Гамлет» неподалеку от Вентуры. Этому заведению насчитывался не один десяток лет, и хотя с тех пор, как оно называлось «Гамбургеры Гамлет», категория его повысилась, еда осталась прежней. Поскольку судья отпустил нас чуть пораньше, мы избежали очереди, нас сразу провели в кабинку.

— Обожаю это место, — сказал Дэл. — Но очень давно здесь не бывал.

Я сел напротив Дэла и своей клиентки и оставил без ответа его восторги по поводу ресторана. Мне было не до того, я соображал, как лучше выстроить свою игру.

Мы быстро сделали заказ: даже с учетом лишних пятнадцати минут времени у нас было не так много. Разговор вертелся вокруг дела и того, как оценивает ход процесса Лайза. Пока она была довольна.

— Вам удается из каждого свидетеля вытянуть что-то, что оборачивается мне на пользу, — сказала она. — Это замечательно.

— Вопрос лишь в том, достаточно ли этого, — ответил я. — К тому же вы должны помнить, что с каждым новым свидетелем гора становится все круче. Вы знаете «Болеро»? Это классическое музыкальное произведение. Кажется, Равеля. Его ежегодно исполняют в Голливудской чаше.

Мои спутники уставились на меня недоуменными взглядами.

— Ладно. Не важно. Суть в том, что это длинное произведение, оно звучит минут пятнадцать или около того и начинается медленно, с ансамбля нескольких тихих инструментов, а потом набирает инерцию, становится мощнее и мощнее, и наконец наступает крещендо, грандиозный финал, исполняемый всем составом оркестра. И эмоции слушателей постепенно накаляются и наконец сливаются воедино. За этим очень интересно наблюдать, независимо от вашего отношения к классической музыке. То же самое проделывает сейчас прокурор. Она наращивает звук и инерцию. Ее лучшие пассажи еще впереди, она собирается подвести нас к финалу под звуки барабанов, скрипок и труб, которые грянут одновременно. Вы это понимаете, Лайза?

Она нехотя кивнула.

— Я не хочу вас обескураживать. Вы взволнованны, полны надежд на справедливость, и я хочу, чтобы вы оставались в таком состоянии. Потому что присяжные это видят, и это важнее, чем все, что делаю я. Но вы не должны забывать, что восхождение становится все круче. У обвинения в запасе еще наука, а присяжные науку обожают, потому что она подсказывает им выход и способ отсрочки. Люди любят заседать в жюри. Не нужно ходить на работу, сидишь себе в первом ряду, слушаешь интересное дело, и перед тобой разворачивается не какая-нибудь «мыльная опера», а подлинная человеческая драма. Но в конце концов приходится возвращаться в совещательную комнату и, глядя друг на друга, принимать решение. Решение, касающееся чьей-то жизни. Поверьте, мало кому хочется это делать. Наука облегчает задачу. «Ну что ж, раз ДНК совпала, значит, ошибки быть не может, — думают они. — Значит, вина доказана». Понимаете? Вот с чем нам еще предстоит столкнуться, Лайза, и я не хочу, чтобы вы питали по этому поводу какие бы то ни было иллюзии.

Дэл галантно накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе, и утешительно сжал ее.

— Ну и что же нам делать с этой их ДНК? — спросила она.

— Ничего, — ответил я. — Здесь ничего сделать нельзя. Я говорил вам еще до начала процесса, что мы провели свой независимый анализ и результат оказался тем же. Все законно.

Взор ее потух, и на глаза навернулись слезы. Это было именно то, чего я добивался. Как раз в этот момент появилась официантка с нашим заказом. Я подождал, пока она уйдет, и продолжил:

— Взбодритесь, Лайза. ДНК — это всего лишь декорация.

Она подняла на меня глаза, полные удивления.

— Но вы только что сказали, что все это законно.

— Законно. Но это вовсе не означает, что этому нельзя найти объяснения. С ДНК я справлюсь. Как вы справедливо заметили, моя задача состоит в том, чтобы посеять зерно сомнения в каждом фрагменте их головоломки. Будем надеяться, что, когда все фрагменты будут собраны и картину поднимут, установив ее перед глазами присяжных, каждое маленькое зернышко сомнения, нами посеянное, прорастет в нечто, что изменит всю композицию. Если мы это сделаем, загар нам обеспечен.

— Что это значит?

— Мы отправимся по домам, а потом на пляж, загорать.

Я улыбнулся ей, и она ответила мне улыбкой. Слезы размыли замысловатый макияж, который она навела с утра.

Остальное время мы провели в необязательных разговорах и бессодержательных замечаниях о системе уголовного правосудия со стороны моей клиентки и ее поклонника. Я наблюдал это не раз, в неформальной обстановке встречаясь со своими клиентами. Не будучи сведущими в законах, они без смущения рассуждали об их несовершенстве. Дождавшись, когда Лайза проглотит последний кусочек, я сказал: