Пятый угол
Шрифт:
— Мужественный и отчаянно смелый! — подхватила Жозефина.
— Да, да, да, — сказал Дебра, — но, к сожалению, кое-чего ему недостает. И мы все знаем, чего именно, мне нет нужды говорить.
Томас сочувственно кивнул.
— Мужество не в одних кулаках, — сказала Жозефина. — Нужна еще и голова. Вы, господин Ливен, и полковник Симеон, иначе говоря, голова и кулак — вот это было бы отличное сочетание!
— В одиночку он никогда не дорастет до выполнения своей миссии, — сказал Дебра.
— Какой миссии?
Дебра прикусил губу:
— Положение серьезное,
— Свиньи есть везде, — сказал Томас.
— Наши, французские, свиньи в оккупированных и свободных частях страны сотрудничают с нацистами. Они предают наших. Торгуют своей страной. Французские свиньи на содержании у гестапо. Я сказал «гестапо», господин Ливен…
— Слышал, — сказал Томас.
— Вы немец. Вы знаете, как вести себя с немцами. И в любое время вы можете разыграть из себя коренного француза.
— Боже, опять все сначала!
— Эти люди не только предают свою страну, они еще грабят ее, — сказал Дебра. — Смотрите, несколько дней назад, к примеру, сюда прибыли два человека из Парижа скупать золото и валюту.
— Французы?
— Французы, работающие по заданию гестапо!
— Как их имена?
— Жак Бержье зовут одного предателя, Поль де Лессеп — другого.
Томас Ливен долго и задумчиво смотрел перед собой… Потом сказал:
— Хорошо, Дебра, я помогу вам найти этих двух предателей. Но обещаете мне, что после этого вы меня отпустите?
— Куда вы хотите?
— Вы же знаете. В Южную Америку. Там меня ждет один друг, банкир Линднер. У меня сейчас нет денег, но у него их достаточно…
— Господин Ливен…
— …у него миллион долларов. Если я получу от вас новый паспорт, то после его поручительства мне дадут и визу…
— Господин Ливен, послушайте…
— …а если у меня будет виза, я смогу сесть на корабль…
Томас оборвал себя:
— Что вы хотите сказать?
— Мне очень жаль, господин Ливен, мне действительно очень жаль, но боюсь, что своего друга Линднера вы больше не увидите.
— Что это значит? Расскажите мне все, ничего не умалчивая. Постепенно я начинаю казаться себе блаженным Иовом. Что с моим другом Линднером?
— Он мертв, — сказал Дебра.
— Мертв? — переспросил Томас. Его лицо посерело. Вальтер Линднер умер. Моя последняя надежда. Мой последний друг. Мой последний шанс покинуть этот безумный континент.
— Вы сидели в тюрьме и не могли этого знать, — сказал Дебра. — 3 ноября 1940 года корабль, на котором плыл Линднер, в районе Бермуд налетел на дрейфующую мину. Он затонул в течение двадцати минут. Спаслось всего несколько человек. Среди них не было ни Линднера, ни его жены…
Томас Ливен сидел поникший, крутя в руках бокал.
— Если бы вы попали на корабль, то, вероятно, тоже погибли бы, — заметил Дебра.
— Да, — ответил Томас Ливен, — это, конечно, здорово утешает.
18
Ранним утром 26 ноября 1940 года притихший, погруженный в себя Томас Ливен возвращался из «Отеля
де Ноай» в старый квартал Марселя к себе в квартиру на третьем этаже дома на улице Кавалера Роз. С Жозефиной Беккер и полковником Дебра они долго сидели, много пили и обсуждали предстоящие события.Несколько секунд он боролся с искушением хорошенькой взбучкой разбудить Шанталь, спавшую в разворошенной постели. Однако затем он решил принять для начала горячую ванну. Там в конце концов, услышав пение, и обнаружила его красавица подружка.
Пока Шанталь терла ему спину, он рассказал ей, особо не вдаваясь в подробности, о своем чудесном избавлении — немного, только самое необходимое, поскольку безграничного доверия к ней он больше не испытывал.
Свой рассказ Томас завершил словами:
— Они отпустили меня, потому что я им нужен. Я должен провернуть для них одно дельце. А для этого мне опять-таки нужна ты. Думаю, на этой основе между нами могло бы состояться примирение.
Глаза Шанталь, до этого виноватые, заблестели:
— И ты можешь простить меня?
— Придется, потому что ты мне нужна.
— Мне все равно, пусть придется, если обойдется, — прошептала она, целуя его. — Я на все ради тебя готова. Что тебе требуется?
— Несколько золотых слитков.
— 3-з-золотых? И сколько?
— Ну, думаю, на сумму пять или десять миллионов франков.
— Настоящих?
— Фальшивых, естественно, со свинцовой начинкой.
— И только-то?
— Ты тертый калач, — сказал он, — стерва несчастная, из-за тебя я опять влип в эту историю. Не нажимай так сильно!
Она стала тереть еще крепче, воскликнув:
— Ах, я так рада, что они не прикончили тебя, мой сладкий!
— Кончай сдирать с меня кожу!
Она расхохоталась горловым смехом и принялась щекотать его.
— Прекрати, или я сейчас спущу с тебя штаны и всыплю как следует!
— Это будет непросто сделать, на мне их нет!
— Ну, погоди! — он схватил ее, она завизжала, вода взметнулась фонтаном, и вот она уже лежала на нем, в теплой мыльной воде, кричала, взвизгивала, смеялась и отплевывалась, а после затихла в его объятиях.
Внезапно он вспомнил о бедном Лазаре Алькобе, о несчастном Вальтере Линднере и его жене, о пассажирах затонувшего судна, матросах, о бедных солдатах в окопах, обо всех бедных людях вообще. Какой короткой была их жизнь. И какой трудной. Какой страшной была их кончина. И вообще как мало счастья в этом мире.
19
4 декабря 1940 года в среду в отдельном кабинете отеля «Бристоль» три господина встретились за вегетарианским обедом, составленным одним из участников застолья — искусным гурманом, лично проследившим за его приготовлением на кухне.
Их имена: Поль де Лессеп 37 лет, замкнутый, худой, с угловатыми чертами лица. Жак Бержье немного старше, толще, с розовым лицом, одетый подчеркнуто элегантно, с жеманными манерами, высоким голосом и мелкими семенящими шагами. На нем были темно-красная бархатная жилетка, темно-синий костюм и от него прямо-таки разило духами.