Пыль Снов
Шрифт:
Кальт Урманел пал на колени, крик его затих, только отзвук остался в ее черепе. Она стояла, тяжело опираясь на копье из окаменевшего дерева, чувствуя утешение знакомого оружия. Это возвращение незаконно — память подсказала ей верное суждение. Кто посмел вернуть им грубую телесность, повторить все ужасные преступления любви и желаний? Она ощущала в себе гнев, вздымающийся подобно кипящей крови матери-земли.
За колодцем показались три фигуры. Т’лан Имассы Оршайна. Гадающие по Костям. Наверное, они смогут дать ответы.
Бролос Харан всегда был здоровяком, и даже сейчас кости под иссохшей
Слева шла Ильм Эбсинос — тощая узкоплечая фигура покрыта серочешуйчатой шкурой энкар’ала, косы украшены змеиными выползнями. Казалось, и посох в костистой руке извивается как змея. Она шагала, сильно хромая — память о переломе бедра.
Улаг Тогтиль был столь же широк в плечах, как Бролос, а ростом превышал даже Ильм. Он всегда считался среди членов клана отщепенцем: полукровка, рожденный в первом племени Треллей, он юношей забрел на стоянку Кебралле Кориш, став объектом всеобщего любопытства (особенно среди женщин). В обычаях Имассов было позволять чужакам жить среди них; если совместная жизнь не порождала насилия, чужаки могли найти себе дом и перестать считаться чужаками. Так было и с Улагом. Во время войны с Орденом Красного Пояса он показал себя способнейшим среди гадающих по костям Оршайна. Увидев его сейчас, Рюсталле Эв ощутила покой, уверенность, словно он один мог вернуть вещи к нормальному течению.
Хотя он не может. Он такой же пленник Ритуала, как все остальные.
Улаг заговорил первым: — Рюсталле Эв, Кальт Урманел. Мне дано благо отыскать наконец два родных клана. — Громадная рука сделала изящный жест. — С рассвета я тяжко страдаю под напором двух танцующих тучек. Бесконечная их радость стала ужасным бременем.
Умей Рюсталле улыбаться, улыбнулась бы. Образ двух танцующих тучек так нелепо разнился с видом двух мерзких существ, что она готова была захохотать. Но и смеяться она разучилась. — Улаг, ты знаешь истину происходящего?
«Что за хитрый заяц. Смотрите, как скачет и носится, избегая удара пущенного из пращи камня. Как перепрыгивает ловушки, как шевелит ушами при малейшем шорохе. Я немало пробегала, стараясь схватить тварь руками, ощутить стук сердца, трепетное шевеление тельца».
Ильм Эбсинос сказала: — Нас поджидает Инистрал Овен. На обратном пути соберутся и другие. Кажется, так недавно ходили мы вместе. Вряд ли многие потерялись безвозвратно.
Бролос Харан почему-то смотрел на юг. Наконец и он подал голос: — Ритуал сломан. Но мы не освобождены. В этом я чую гнусное дыхание Олар Этили.
— Ты так и раньше говорил, — бросила Ильм. — Но сколько не пережевывай слова, доказательств не прибавляется.
— Мы не знаем, — вздохнул Улаг, — кто нас призвал. Как ни странно, мы от нее — или от него — закрыты. Словно стена силы встала между нами, и пробить ее можно лишь с другой стороны. Призывающий должен выбрать. До поры нам придется просто ждать.
Кальт сказал: — Никто из вас ничего не понимает. Вода… переполнена.
Никто
не нашелся, что на это ответить.Кальт зарычал, словно ему не терпелось избавиться от них. Он все еще стоял на коленях и, кажется, не был намерен двигаться. Рука поднялась, указав: — Там. Идут другие.
Рюсталле и все остальные повернулись.
Беспокойство стало почти видимым.
Она носит желтоватую шкуру бролда, медведя снегов и льдов. Волосы ее черны как деготь, лицо широкое, плоское, кожа приобрела оттенок темного янтаря. Провалы глазниц чуть скошены; в кожу щек вставлены коготки какой-то мелкой живности.
«Т’лан Имасса. Но… не нашего клана».
За ее плечами висят три зазубренных остроги. Палица в руке сделана из толстой звериной кости со вставками острых риолитов и белого кремня.
Она встала в пятнадцати шагах от них.
Ильм Эбсинос взмахнула посохом: — Ты Гадающая по костям, но я тебя не знаю. Как такое возможно? Наши умы соединены Ритуалом. Наша кровь слилась — тысячи и тысячи струй. Ритуал назвал тебя нашим сородичем, Т’лан Имассой. Твой клан?
— Я Ном Кала…
Бролос Харан бросил: — Я не знаю таких слов!
Сама мысль показалась оршайнам потрясающей. «Это же невозможно. Наш язык мертв, как и мы сами».
Ном Кала склонила голову набок. — Вы говорите на Старом Языке, тайном наречии гадающих. Я из Имассов Бролда…
— Ни один клановый вождь не выбирал себе имени бролда!
Она внимательно поглядела на Бролоса, прежде чем ответить. — Не было вождя с именем бролда. У нас вообще не было вождя. Наш народ управлялся гадающими по костям. Бролды проиграли Темную Войну. Мы Собрались. Был ритуал…
— Что?! — Ильм Эбсинос подскочила и чуть не упала, но успела оттолкнуться от земли посохом. — Второй Ритуал Телланна?!
— Мы не справились. Мы стояли под стеной льда, возносившейся до самих небес. Нас осадили…
— Джагуты? — крикнул Бролос.
— Нет…
— К’чайн Че’малле?
Она снова склонила голову к плечу, промолчав.
Ветер тихо бормотал.
Серая лисичка пробежала между ними, осторожно ступая и принюхиваясь. Миг спустя она ушла к краю воды. Мелькнул розовый язык, зверек начал лакать.
Увидев лису, Кальт Урманел закрыл лицо руками, зажмурил глаза. Рюсталле невольно отвернулась.
Нома Кала продолжила: — Нет. Их владычество давно ушло в прошлое. — Она чуть поколебалась. — Многие среди нас считали врагами людей, наших наследников, наших соперников на путях жизни. Но мы, гадающие — нас оставалось всего трое — знали, что это лишь половина правды. Нет, на нас напали… мы сами. Мы лгали друг другу, мы сочиняли утешительные сказки, легенды, искажали даже веру.
— Но почему, — спросил Улаг, — вы решились на попытку Ритуала?
— Оставалось всего трое гадающих — как вы надеялись на успех?! — ломким от ярости голосом воскликнула Ильм Эбсинос.
Ном Кала обратилась к Улагу: — Кровинка Треллей, твой вид радует мои очи. Отвечаю на вопрос: говорят, что память не переживает Ритуала. Мы надеялись именно на это. Говорят также, что Ритуал проклинает бессмертием. Мы видели в этом справедливость.
— А с кем вы вели войны?
— Ни с кем. Мы покончили со сражениями, кровинка Треллей.