Пылающий храм

— Я? — с бесконечным удивлением спросил консультант.

— Ну да, вы. Вас же чуть не сжевал ифрит.

Лонгсдейл задумался так глубоко, что Бреннону уже почудилось, что тот спит с открытыми глазами.

— Я в норме, — наконец постановил консультант. — Хотя нужно не меньше десяти часов сна для полного восстановления.

— Вы их получите. Завтра с утра я намерен потолковать с моей племянницей, поэтому до полудня вы мне не понадобитесь, — Натан потер баки. — Кстати, а что ифрит все–таки сделал с Фаррелами? Кеннеди в морге чуть не удушился от результатов вскрытия.

— Ифрит поглотил их жизненные силы. Раньше говорили «выпить душу», но технически…

— Это еще что?

— Жизненные силы — это то, что удерживает душу в живом теле. Душа отлетает, когда они иссякают.

— Какое забористое описание смерти, — покачал головой Бреннон. — А вы?

— Что я?

— Ну, почему он вас не съел?

— Потому что нечисть не может меня убить, — ответил Лонгсдейл, не задумываясь.

— Физически. Тело у вас живучее, я сам видел. Но душу–то что ему мешает выпить? Лишить вас этих самых жизненных сил, а?

Консультант растерянно замолк. Он перебирал бахрому на покрывале, смотрел то на пса, то на комиссара, то на ведьму, покусывал губу — и молчал.

— Зачем вы вообще это делаете? — наконец спросил Бреннон.

— Что — это?

— Все это. Зачем вы охотитесь за ними? Даже если вас нельзя убить — неужели вам приятно, когда они пытаются? Пусть на вас все заживает, как на собаке — чего вы к ним лезете?

— Потому что так надо.

— Кому надо?

— Надо, — произнес Лонгсдейл. — Мне надо за ними охотится.

— Но зачем вам надо?

— Я должен.

— Кому? Кто вам это сказал?

— Я должен, потому что так надо, — упрямо, как ребенок, повторил консультант. — Я всегда на них охотился.

Ведьма напряженно подобралась, но едва она открыла рот, чтобы вмешаться, как пес оскалил на нее клыки.

— Всегда — это шестьдесят лет? — Бреннон дождался растерянного кивка и спросил: — А до этого?

— Что до этого?

— До охоты — что вы делали? Вы этому учились? Вас завербовали? Как вы стали этим заниматься?

— Я не помню, — после долгой паузы ответил Лонгсдейл.

— Ну, детство, юность, девушки, приятели — а?

— Нет, — тихо сказал консультант. — Я не помню. Я всегда охотился. Всегда.

— Потому что так надо, — Бреннон поднялся. — Ладненько. Усек. А у ифрита ничего не зачешется от ваших внедренных чар?

— Не должно. Его структура…

— Не надо! — заторопился Натан. — Отдыхайте. С вас еще шифр в записной книжке.

— Я займусь завтра же. Рейден, проводите комиссара в его комнату.

Бреннон огорченно вспомнил, что сегодня ночует не у себя. А тащиться к себе домой не имело смысла — через несколько часов уже нужно было возвращаться в департамент.

— Вы что? — зашипела ведьма, едва они вышли из спальни. — Вы это зачем? Вам делать больше нечего?

— Он сам попросил.

— Сам?

— А то ты не замечала, — комиссар внимательно посмотрел на девушку. — Неужто за пять лет ни разу не видела того, второго?

Джен настороженно молчала, избегая его взгляда.

— Не ваше дело, — наконец с вызовом буркнула она.

— Ладно, не мое, — легко согласился Натан. — Пусть так и мучается, пока его прямо во время охоты не скрутит. А то ж убить–то его нельзя, а вот сжечь дотла, ежели поторопиться…

— Без вас шестьдесят лет прожил, — процедила ведьма, — и дальше проживет.

— То есть с тобой этот другой не разговаривает.

— Какого черта вы лезете…

— Я не лезу, — сказал комиссар. — Пока не попросят. Ты же слышала.

Ведьма глядела на него исподлобья, постукивая кулаком по ладони.

— Я это делаю не ради того, чтобы навредить, — продолжал Натан. — Я перед ним в долгу за семью Марты, и любая его просьба…

— Я знаю, — неожиданно перебила Джен. — Я знаю, что иногда он меняется. Но другой никогда ничего мне не говорит, когда это происходит.

— А ты не спрашиваешь.

— Я не лезу, даже когда меня просят, — сухо ответила она. — Если не мое дело.

Натан решил не дожимать, видя, что зерно сомнения посеяно. Теперь надо ждать, пока заколосится. Комиссар шел за ведьмой, мрачно размышляя над тем, как же кому–то удалось начисто стереть Лонгсдейлу память.

«Он ведь даже не задумывается. Ему и в голову не приходит задуматься! Но как же тогда тому, другому, удается иногда достучаться?»

Кроме того, Бреннону не давали покоя Фаррелы, точнее, то, что ифрит безуспешно пытался провернуть тот же фокус с Лонгсдейлом. Ведь консультант так и не смог дать объяснение… как барьер в голове — «Меня нельзя убить», и все. Дальше мысль не проходит.

— Прошу, сэр, — ведьма распахнула перед комиссаром дверь спальни и проследила за ним взглядом конвоира. — Желаете ужин? Чай? Горячую ванну?

— Можно стереть человеку память?

Рассеченная бровь Джен поднялась.

— А что, вам уже надо? Воспоминания можно подчистить.

— Не воспоминания. Вообще все. Можно ее стереть подчистую? Всю… Всю личность, — наконец определил Натан предмет вопроса. Ведьма нахмурилась.

— Вообще, наверное, можно, — неохотно ответила она. — Но я не очень представляю, как. Хотя насчет шуточек с мозгом и сознанием я не мастер. Я больше насчет драки и допроса с помощью переломанных пальцев.

Натан вдруг вспомнил, как с ней обошелся, и про драку в ресторане. Хотя он же не знал!..

— Сама–то как? — смущенно кашлянул он.

— Не откажусь повторить.

Смущенное покашливание перешло в слабый сип и стихло. Натан украдкой еще раз осмотрел ведьму с головы до ног, подавил желание перекреститься и пробормотал:

— Это… того… извини за утреннее. Не знал.

— О, в самом деле, не надо все портить! — весело воскликнула Джен и, фыркнув от смеха, захлопнула за собой дверь. Бреннон опустился на кровать и сжал голову руками.