Пылающий остров
Шрифт:
Их разделили на подгруппы, учитывая боевую выучку, дисциплину, качества характера.
Таким образом, отобрали семьдесят восемь человек. Оставалось четыре места. На них в первую очередь претендовали восемь повстанцев — все замечательные люди, прекрасные бойцы, настоящие патриоты. Кому отдать предпочтение?
Путь для решения проблемы был найден несколько неожиданный, но правильный: взять тех, кто легче. Шхуна и так перегружена до отказа.
От Мехико до Тукспана дорога длинная. Но все же повстанцам удалось добраться до шхуны без всяких происшествий.
Двигались попарно: имя предателя все еще оставалось неизвестным.
Кубинцы-эмигранты в свое время завели много друзей
К сожалению, свой человек из полиции не видел предателя и не мог назвать его имени. Вот почему чрезвычайная мера — разделение отряда на двойки — была сохранена до момента выхода шхуны.
К часу ночи все собрались на причале. Стараясь не шуметь, они перебрались по мокрым доскам с причала на палубу шхуны. Не переставая лил дождь. Несколько человек, поскользнувшись, упало в воду.
Механик спустился вниз — заводить мотор. На палубе притихли. У каждого мелькнула тревожная мысль: а вдруг не заведется?
Но вот за кормой глухо заурчала вода, и все почувствовали, как мелко дрожит шхуна. Завелся! Суденышко незаметно отвалило от причала…
Восемьдесят два — в океане
Мексиканский пограничник, стоявший на часах в порту Тукспан в ночь с 24 на 25 ноября 1956 года, имел предосудительную привычку ругаться вслух. Поеживаясь от скользких капелек, затекавших за ворот черного клеенчатого плаща, он бормотал проклятья дождю, собственному начальнику, который потягивает сейчас текилью [3] в баре «Три семерки», клял пограничную службу, тяжелый карабин, сырые башмаки, снова дождь и снова начальника. Может быть, именно это обстоятельство помешало ему услышать, как всего метрах в двухстах от него медленно прошла небольшая моторная шхуна с потушенными огнями. Она взяла курс в открытое море, хотя по причине сильного шторма портовые власти запретили в эту ночь движение всех судов такого класса.
3
Мексиканская водка.
Перед выходом в море шхуну подстерегала еще не одна опасность. И прежде всего предстояло пройти мимо контрольных постов. Пришлось заглушить мотор. Его остановили на минуту или две и снова волновались — заведется ли опять. На всякий случай Фидель начал раздавать людям оружие. Те, кто получил винтовки, встали по бортам, чтобы оказать сопротивление, если их попытаются остановить силой…
…Чуть видные в тумане, проплыли маяки порта. Шхуна вышла в Мексиканский залив, сразу же подставив свои борта могучим ударам теплых волн Гольфстрима.
Фидель посмотрел на часы: стрелки показывали два часа тридцать минут утра. Это было 25 ноября 1956 года. Шхуна взяла курс на Кубу.
Повстанцев охватила радость. Начало было благополучным. Они запели хором «Гимн 26 июля».
Сильный ветер дул над заливом. Шхуну начало швырять, как игрушечный кораблик. Трудно было определить, какая качка бросает ее из стороны в сторону: бортовая
или килевая.Прежде чем выйти в море, люди на «Гранме» прошли долгое серьезное обучение. Они неплохо стреляли из любого положения, знали, как бесшумно подползти к вражескому пулеметному гнезду, умели кидать гранаты и взрывать мосты, они изучили законы партизанской войны и могли совершать с полной выкладкой многокилометровые переходы в горах. Их молодой командир Фидель Кастро подготовил людей к серьезной борьбе. Но отвратительному бессилию, которое вызывает качка, они не могли противостоять.
Это, правда, была не просто качка. Шхуна, рассчитанная на путешествия только в тихую солнечную погоду, попала в настоящий шторм.
В отряде был врач — высокий плечистый аргентинец Эрнесто Гевара, прозванный своими товарищами «Че» — по-аргентински что-то вроде «эй, симпатяга». Он пытался разыскать запасенные им таблетки драмамина. Но обнаружить эти таблетки ночью, после беспорядочной посадки, под дождем, в темноте, когда вещевые мешки сваливались вдоль борта и в рубке, было нелегким делом.
Наконец таблетки нашлись. Но даже обойти всех, чтобы раздать лекарство, было очень трудно. В любую минуту можно сорваться и упасть за борт, а в такой шторм это означало бы немедленную гибель.
Наступило утро. А шторм не утихал. Шхуну бросало из стороны в сторону так же, как ночью. Но все-таки днем все почувствовали себя легче. Можно увидеть друзей, ободряющую улыбку на лице соседа, а улыбка в этот момент дорогого стоила.
Было часов десять-одиннадцать утра, когда пассажиры «Гранмы» вдруг заметили, что их маленький корабль дал течь. Вода прибывала с каждой минутой, поднималась все выше и выше. Машинное отделение было герметически закрытым отсеком, и поэтому моторы не затопило. Но почти все остальное пространство под палубой заполнилось водой. Насос не работал, люди начали выливать воду за борт ведрами, но она все прибывала. Через несколько часов вода достигла уровня палубных люков.
Положение стало критическим.
Никто не ждал удара с этой стороны. Было бы глупо после стольких приготовлений, после стольких мучений погибнуть в открытом море, так и не начав борьбы.
Несколько человек полезли вниз и, ныряя, старались найти место, где образовалась течь. Безрезультатно… Обнаружить щель не удалось. И снова выплескивали воду чем кто мог — ведрами, чашками, кружками, просто ладонями.
Через несколько часов упорной работы все заметили, что вода перестала прибывать.
Наступил вечер. Вода благодаря усилиям людей оставалась на прежнем уровне. Откачка же не прекращалась ни на минуту. Лишь к утру следующего дня уровень воды опустился на один дюйм. Значит, судно протекает уже не так сильно, как раньше. В чем же дело? С каждым часом воды становилось все меньше и меньше. Наконец можно было приостановить откачку. Люди передохнули час или полтора, и воды за это время не прибавилось. И только тут они поняли, в чем дело. Шхуна погрузилась в воду ниже обычного уровня. Обшивка, которая не находилась до этого в воде, рассохлась и стала протекать. Но за двое суток доски разбухли и щели закрылись.
«Гранма» продолжала двигаться в сторону Кубы.
Океан стих. И половина людей на судне — усталых, голодных, промокших, измученных — погрузилась в сон. Половина — потому, что на шхуне могли с грехом пополам прилечь только сорок человек. Остальные должны были стоять.
Солнце поднималось все выше, небо постепенно выцветало, как огромный кусок мокрой голубой ткани, вывешенной для просушки. Сорок спали вповалку, и с борта безжизненно свисали ноги и руки. Сорок чистили и смазывали оружие, покрывшееся после шторма пятнами ржавчины и белым налетом соли.