Пылевая буря (фрагменты)
Шрифт:
Было точно обусловлено, в какое время он может совершать прогулку, в каком направлении идти и как долго оставаться на улице. Адвокат неукоснительно выполнял эти предписания, хотя не так-то легко было установить, ведется ли тайное наблюдение за тем, как он соблюдает уговор. Каждый день он ловил на себе подозрительные взгляды из-за угла или из-за приоткрытых штор в домишках, выстроившихся вдоль улицы.
В первых числах ноября начались неприятности с дверью. Сначала она стала плохо открываться, но адвокат решил, что это от сырости. Затем и ключ стал с трудом проворачиваться в замке, на который он запирался по ночам из боязни непрошеных посетителей или злоумышленников. Тогда он подумал, что замок засорился. В самом деле, за последние два дня ветер из Африки принес с собой желтую песчаную пыль. Казалось, с каждой ночью металлический язычок все больше заклинивает от ржавчины. В конце концов адвокат почувствовал, что рано или поздно он окажется запертым в этой комнате навсегда. Тогда он высунулся на улицу посмотреть, нельзя ли будет при случае выбраться через окно. Но под окном была пропасть в семь этажей. Он увидел также, что средневековый квартал
Он обращался к администрации с просьбой прислать слесаря, но безрезультатно. Портье, добравшийся до неисправной двери, почему-то упал в обморок в коридоре и пришел в себя только через два дня, так и не получив ни от кого помощи. Как-то утром адвокат с таким трудом открыл дверь, что ему наконец пришла в голову мысль о бегстве. Но в тот день предполагаемые соглядатаи словно угадали его намерения, и на утренней прогулке он чувствовал спиной их угрожающие взгляды, а один из них даже пошел за ним следом, очищая яблоко длинным ножом. Купив газету, адвокат покорно вернулся к себе и заперся в комнате. Ночью дверь заклинило намертво и ржавчина проникла в зазоры и щели, которые до сих пор, хотя и с трудом, позволяли выбивать ее из дверного проема. Даже древесина как бы окаменела и стала издавать странный глухой звук.
У СТЕКЛЯННОЙ ДВЕРИ
Старик жил в большой комнате со стеклянной дверью, выходившей на заброшенный участок, обнесенный забором. С весны до осени он сидел у открытой двери и не сводил глаз со своего пятачка земли. Он видел, как туда слетались все птицы округи. Быть может, их привлекала вода, которую можно было попить из плошки, поставленной в сторонке. Не залетал туда только дрозд. Старик его ждал. А тем временем следил за муравьями, за диким кустарником, из года в год разраставшимся все пышнее. Весной он долго наблюдал за улиткой, которая в три месяца прочертила белую полосу по всему забору. Шум и суета города не долетали в этот уголок и не будоражили старика, погруженного в сонные думы. Иногда шел, дождь. Редко выпадал снег.
Через год прилетел наконец дрозд, но дверь была закрыта: старик окончил свои дни. Его похоронили тут же на участке, которым он столько лет любовался. Птица села на траву, выросшую на его могиле. Опустив клюв, она попила из плошки, полной дождевой воды.
ТАЙНЫЙ СОБЛАЗНИТЕЛЬ
Одна молодая монахиня очень тяжело переживала обет безбрачия. И вот в течение нескольких ночей кто-то стал тайно подсовывать под дверь ее запертой кельи листочки белой бумаги с отпечатком, а может быть, рисунком той или иной части своего лица. Сначала это был глаз, затем прядь волос, ухо, рот, лоб и наконец подбородок. Черница попыталась соединить листочки воедино и с ужасом убедилась, что не может больше противиться обаянию возникавшего перед ней образа. И вот настала ночь, когда она должна была получить последний недостающий листок и увидеть все лицо тайного соблазнителя. Тогда она зажгла свечу, чтобы сжечь искушающий ее образ. Но вдруг осознала, что перед ней лик самого Спасителя. Тогда один за другим она проглотила клочки бумаги, словно это были святые облатки.
В ГОЛУБОМ МАРЕВЕ САМАРКАНДА
Как-то в воскресенье Амид-ака заметил в голубом мареве Самарканда двух чужестранцев. Они появились в конце улицы и наверняка разыскивали его лавку, знаменитую своими арбузами, так хорошо утолявшими жажду. И впрямь оба путника вскоре направились в сторону навеса, в тени которого он установил несколько деревянных столиков. Оба вымыли руки под умывальником, подвешенным снаружи. Тогда Амид-ака пошел в лавку, чтобы отобрать пару арбузов. Вернувшись под навес, он застал только одного незнакомца. Положив перед ним оба арбуза, он спросил, почему его друг ушел. Человек растерянно на него посмотрел. Затем вытер потный лоб, встал из-за стола и направился к выходу. Но прежде сказал устало:
– С некоторых пор все меня видят вместе с другим.
И удалился, тяжело ступая по пыльной дороге.
ПТИЧКА ПРИЛЕТЕЛА
Никто не знал, откуда она явилась. Похоже, из Апулии, из какой-нибудь деревушки, где солнце ослепительно сверкает на белых стенах домов. Все дни она проводила взаперти в маленькой квартирке с двумя окнами на площадь. Она никогда не выходила на улицу, а если и выходила, то по ночам или в жаркие часы дня, когда люди прячутся в тень. Звали ее Феодорой, как жену византийского императора. Несмотря на свои тридцать лет, она еще ни разу не влюблялась, ибо хранила верность тому, кто платил за квартиру и давал ей немного денег на жизнь. Сейчас ее содержал один женатый мужчина с двумя детьми; время от времени он ее навещал. Главное для Феодоры было ничего не делать, и она не мыла даже посуды, которая горой скапливалась на кухне, два раза в неделю приходила женщина и перемывала ее всю.
Однажды эта женщина пришла и объявила, что содержатель погиб в дорожной катастрофе. Три дня Феодора молча пролежала в постели.
Утром она принялась собирать чемоданы, решив переехать в большой город, и тут раздался стук в дверь. Пришедшему старику было уже восемьдесят, но выглядел он вполне прилично для своих лет. Перестав испытывать интерес к женщинам, он искал теперь, кому бы поведать свои любовные приключения. Тем самым он хотел вновь пережить самые прекрасные минуты своей жизни - одну за другой. Разумеется, с этим нельзя было обратиться к жене, а уж тем более невозможно обсуждать такие деликатные вопросы за столиком кафе. Нужны были подходящая обстановка и, в особенности, внимательный и благосклонный слушатель. Само собой, он готов был заплатить за это солидную сумму. В рассказах своих он избегал слишком откровенных выражений, связанных с этой темой; любовь, например, сравнивал с птицей, говорил: "Птичка прилетела". Феодора без колебания
согласилась на столь необычную связь, хотя это и не был предел ее мечтаний. Итак, раз или два в неделю старик являлся к ней и со всеми подробностями живописал свои любовные похождения. Затем он уходил, даже не притронувшись к Феодоре. Оставаясь одна, женщина с головой погружалась в комиксы. Однажды старик настоял, чтобы она съездила в город и купила себе нарядное платье и пару светлых сапожек. Феодора села на поезд и поехала в соседний город, где купила платье и сапожки. Но гораздо важнее оказалась для нее встреча с одним молодым человеком, в которого она по уши влюбилась. Это была ее первая любовь. Они гуляли по городу, держась за руки. Потом она вернулась домой и снова заперлась в своей квартире. Старик пришел посмотреть на покупки и осведомился, как прошла поездка, Феодора умолчала о своей встрече. Через некоторое время она тайно отправилась в город на свидание. Старик ничего не заметил. Вечером после этой второй встречи старик решился рассказать ей о самом потрясающем из своих любовных приключений. В молодости ему довелось служить продавцом в обувном магазине; там он познакомился с одной женщиной. Она была старше его и жила в соседней деревне. Он назначил ей свидание, и они гуляли под городскими портиками и целовались прямо в церкви. Феодора слушала затаив дыхание. Все, о чем рассказывал старик, произошло с ней, когда она ездила в город к тому юноше. Но самое ужасное было потом. Старик принялся рассказывать про третье свидание, которого у Феодоры еще не было и в котором, быть может, содержалась развязка ее отношений с молодым человеком. Старик приехал к той женщине в деревню и позвонил ей. Тут он прервал свой рассказ, потому что раздался телефонный звонок. Феодора в полной растерянности протягивает руку и снимает трубку. Это с вокзала звонит ее возлюбленный и повторяет точь-в-точь те же слова, которые говорил старик. Повесив трубку, Феодора оборачивается к старику. В комнате темно, женщина уже не может понять, кто рядом с нею - юноша или старик. Она только чувствует, что "птичка прилетела".РАСПАХНУТЫЕ ВОРОТА
Неизвестно, кто побудил больных стащить грязные простыни, белые халаты и фартуки и отправиться на ловлю бабочек. Они соорудили садок, натянув на металлический каркас сетку от комаров. Получилась легкая круглая клетка, где ползало в неволе, перебирая ножками по ячейкам сетки, бесчисленное множество чешуекрылых, слетавшихся из лишенного зелени города на цветущие лужайки и клумбы лечебницы для душевнобольных. В конце концов пациенты потребовали у главного врача направить в центр города монахиню-сиделку и освободить там всех бабочек. Так и было сделано. На площадь сбежалось много народу, и, когда монахиня распустила шнур, стягивавший сетку, в воздух взмыла целая туча бабочек. Уличное движение остановилось, потому что всех поразило это необыкновенное событие. А когда люди поняли его смысл, то открыли в знак солидарности ворота сумасшедшего дома, чтобы одарить его узников свободой и любовью.
ЦЫГАНСКИЕ НАПЕВЫ
Такие бульвары есть в любой из европейских столиц, пришедших в упадок и живущих на последнем издыхании. Например, в Вене, которая уже давно влачит самое жалкое существование. Здесь почти нет движения и не слышно заводского шума. По вечерам жители заходят разве что в кондитерские. Кое-где еще можно встретить старого скрипача, исполняющего цыганские напевы. Люди ко всему равнодушны. Кинотеатры пусты. В витринах разорившихся лавчонок выставлены фотографии артистов. Многие магазины опустели, и на прилавках лежит слой пыли толщиной в четыре пальца. Низембак говорил, что он уже несколько лет наблюдает за будильником, выставленным в одном магазине, владелец которого переселился в Канаду: до сих пор стрелки показывают точное время, хотя завод наверняка давно кончился. И на пыли не видно следов, которые позволили бы заподозрить, что кто-то тайно его заводит.
ЦВЕТА ВРЕМЕНИ
Монастырь имел форму ромашки. От цилиндрической башни расходились в разные стороны кельи, образуя нечто вроде лепестков. В промежутке между двумя соседними кельями оставалось немного свободного пространства, и здесь в стене башни были пробиты окна, застекленные цветными витражами. В зависимости от высоты солнца внутри цилиндрического зала преобладало освещение, окрашенное в цвет того стекла, на которое падали в данный момент солнечные лучи. Если свет был голубым - значит, полдень, оранжевым - час вечери и так далее. Ночью солнце сменяла луна. Зимой и в пасмурную погоду монахи целыми днями не имели представления о времени и были счастливы, потому что жизнь протекала без всякого порядка, особенно в том, что касалось ночных псалмопений. Одни вставали слишком рано, другие слишком поздно, и дело кончалось тем, что каждый пел, когда придется. Так что одиночные псалмопения не смолкали до зари.
СВЯЩЕННАЯ ПЛОЩАДКА
Мраморная площадка из белых и черных квадратов была выложена отцами-пустынниками и предназначалась для раздумий о спасении души. В какой-то мере она сплачивала анахоретов в их суровой монастырской жизни. Если кто-либо, вылезая из пещеры или ямы, выкопанной руками в песке, садился на белый или черный квадрат, это значило, что душа у него либо светла и чиста перед богом, либо обременена грехами и одержима дьяволом. В самом деле, достаточно было сесть или улечься на одну из множества плит, чтобы убедиться, в мире ли ты с предвечным или в когтях у нечистой силы. Время от времени наведывались сюда и запыленные местные жители, кочевавшие в пустыне. Они бросались ниц на плиты из черного мрамора и тут же в корчах и муках исторгали из себя бесов. Затем они переползали на белые плиты и если погружались в глубокий сон, то можно было сказать, что душа и тело их очистились от скверны. Счастливые, они вновь отправлялись в опасный путь и продолжали свои бесконечные странствия. Когда отшельники покинули эти пещеры и разбрелись по свету, мраморные квадраты перестали помогать паломникам. Солнце и дожди постепенно раздробили заброшенную площадку на множество черных и белых камней, которые до сих пор встречаются то здесь, то там в этих пустынных краях.