Р-2
Шрифт:
– Запойный скопец! – выругалась девчонка, поскольку намек у маэстро вышел прозрачней некуда.
Брошенное ведьмой оскорбление заставило Микаэля побагроветь, и он уже начал вытягивать шпагу из ножен, но я со всего маху грохнул книгой о столешницу.
– Довольно!
Уве вздрогнул и недоуменно захлопал глазами, маэстро Салазар оставил шпагу в покое, а Марта отвернулась от него и отошла к окну.
Выдвинутое в отношении девчонки обвинение не было лишено смысла. Дознаватели черно-красных вполне могли разговорить ее, прежде чем послали за мной, поэтому побег и прошел столь гладко.
Да и ментальные блоки по-прежнему охраняли разум, мысленные печати не были повреждены. Я никому не мог рассказать о своих интересах ни в здравом рассудке, ни в бессознательном состоянии.
Я несколько раз кивнул и прошелся по мансарде, собираясь с мыслями. Покоя не давал вопрос, каким именно образом герхардианцы намерены навлечь на меня подозрение в убийстве маркиза.
– Могли они что-то подкинуть на место преступления? – сам у себя спросил я и нахмурился. – Микаэль, Уве! Вы были там – не заметили ничего подозрительного?
Слуга растерянно покачал головой, а вот маэстро Салазар пожал плечами.
– Маска там дурацкая валялась, что-то подобное было и у тебя.
– Такие есть у половины города, – покачал я головой.
– Надо вернуться на Рыцарский холм и поискать улики, – развел руками Микаэль. – Других вариантов нет.
Уве испустил тягостный стон. Он еще не сообразил, что в случае моего осуждения и сам отправится на эшафот. И если мне отрубят голову, то его ждет не самая быстрая смерть в петле, а то и пытки с последующим четвертованием.
– Вернуться?! Микаэль, как ты себе это представляешь? На холме засели солдаты! – напомнил я.
– Их там уже может и не быть. Проклятье! Не стоило отвлекать бунтовщиков от резиденции маркиза! – вздохнул маэстро Салазар. – Мы суетимся и смешим судьбу, точь-в-точь как заяц, что попал в петлю!
– В силок, – негромко произнесла Марта. – Не в петлю, а в силок.
Я стиснул голову в ладонях и постарался представить, будто вновь вхожу в зал с распростертым на полу телом. С помощью наставлений, почерпнутых на страницах «Лабиринтов бессознательного», мне пусть и не сразу, но все же удалось восстановить в голове картинку произошедшего. Куда сложнее оказалось выделить наиболее важные детали.
Выпавшая из руки шпага. Сжатая мертвой хваткой побелевших пальцев маска. Расплывшееся на груди кровавое пятно. Кинжал, всаженный в тело с такой силой, что клинок не выдержал и обломился.
В памяти ворохнулось смутное воспоминание, и я принялся перебирать сметенные с каминной полки безделушки. Проверил все несколько раз и даже походил с подсвечником, внимательно оглядывая пол, но подаренного бургграфом кинжала нигде так и не обнаружил.
«Сталь не ахти, а хвостовик столь тонок, что переломится при первом же хорошем ударе», – вспомнились сказанные о наградном оружии слова, а в груди маркиза как раз и засел клинок с отломленной рукоятью.
Так не мой ли кинжал стал орудием убийства? Какие еще понадобятся доказательства вины, если на извлеченном из тела клинке окажется выгравировано: «Филипп Олеандр вон Черен, магистр Вселенской комиссии по этике», – а
в квартире оного магистра отыщутся бумаги маркиза и книга из его библиотеки?Ангелы небесные! Да я сам упоминал при шпике Тайной полиции о своем визите в резиденцию Альминца! Если кто-то из слуг уцелел, эти хваткие сеньоры отыщут их и получат показания, что меня велели гнать палками! Еще и мастер Волнер подольет масла в огонь, ведь сейчас решительно все выглядит как интрига, затеянная мною против братства святого Луки.
Но каким образом мой кинжал очутился в груди маркиза? Кто проник в мансарду и украл его? Кто и когда?
Уве? Я с сомнением посмотрел на школяра, который не сумел выполнить элементарное распоряжение и принести наградное оружие, когда в том возникла нужда, с подозрением прищурился и спросил:
– Уве, помнишь, ты возвращался за кинжалом?
Все воззрились на меня с нескрываемым недоумением.
– Ну? – поторопил я с ответом слугу.
Тот лишь развел руками и с упреком сообщил:
– Его не было на каминной полке, магистр!
Маэстро Салазар не сдержался и рявкнул:
– На кой черт сейчас тебе сдалась эта безделушка, Филипп?!
Я развернулся к помощнику, вскинул руку и начал загибать пальцы.
– Кинжал пропал! На клинке мое имя! Хвостовик хлипкий до безобразия! В груди маркиза застрял обломанный клинок! Герхардианцы желают сделать меня козлом отпущения! – Я стиснул кулак так, что побелели пальцы. – Примешь ставку, что орудие убийства – именно мой кинжал. Сто к одному, как тебе такое? А?!
Микаэль покачал головой:
– Лучше пропью, толку больше выйдет.
Я не стал терзаться сомнениями и принялся собирать вещи. Часть загрузил в саквояж, остальное запихал в дорожный мешок. Шар из алхимического стекла и деньги в гнезде оставлять не стал. Дольше всего колебался насчет «Размышлений о нереальности нереального» и формулы призыва эфирных червей, но все же рука не поднялась спалить их, забрал с собой.
– Уносим ноги? – прищурился маэстро Салазар.
– А служба?! – опешил Уве.
– Когда выбор стоит между карьерой и головой на плечах, раздумывать не приходится, – хмыкнул я.
– Но как же так? – расстроился Уве. – Разве нельзя все объяснить? Неужели нам не поверят?
– Глянь, что творится в городе, – посоветовал пареньку Микаэль. – Кому и что ты собираешься доказывать? Когда бунтовщиков прижмут к ногтю, будет не до адвокатов. Вешать станут без суда и следствия. К тому же убит кузен великого герцога, местные власти из кожи вон вылезут, лишь бы только поскорее покарать виновного. Если в теле маркиза отыщут именной клинок, никаких других доказательств не потребуется.
Уве поник. Я вздохнул и утешил слугу:
– Успокойся! Мы не бежим из города. Я просто… учитываю возможность негативного развития событий.
Лжец-лжец! Даже если получится извлечь из тела злосчастный клинок, оставаться в Рёгенмаре слишком опасно. Раз братья-герхардианцы не прикончили людоеда сразу, они точно выпытают из него все подробности и узнают о проведенном мною ритуале! Улик я не оставил, но черно-красные и не станут давать делу официальный ход. Как показывает практика, им закон не писан…