Р.А.Б.
Шрифт:
Это был поход в очень серьезные «гости». В таких гостях полагалось выглядеть достойно и быть преднамеренно счастливым. Не хуже, чем другие. Нужно было источать радость, веселье, дарить всем лучезарные улыбки и выказывать неподдельный интерес к происходящему. У Светы это получалось, кажется, совершенно искренне, мне же приходилось исполнять. Исполнять картинно, два раза в году – на ее день рождения, который отмечался у ее родителей, и Новый год. Именно поэтому я люто возненавидел праздники. Детский запах мандаринов сменился ароматами мещанского застолья. Каждый раз одинакового. Без сюрпризов, без неожиданностей, по сценарию. Кажется, даже подарки все дарили друг другу одни и те же каждый Новый год.
– Нет, честное слово, так он и сказал! – развлекал публику Вадим. – Слюшай, а можэшь воду прэвратить нэ в вино, а в шампаньское? У меня дэвушк любит. Клянусь!
– Слушай, а если апостолов выбрали, то скоро финал? – спросил кто-то.
– Какой
Гости отозвались подобострастным хохотом. Прозвучала еще одна реприза, потом еще, и я отвернулся, стараясь отключиться и придать своему лицу наиболее светское выражение. Но отключиться не получалось, потому что со всех сторон неслись чужие реплики, которые, кажется, говорились нарочито громко, чтобы не дать мне выпасть из этой тусовки хотя бы мысленно.
– Они в этом году совсем оборзели! Я ждала пятидесятипроцентного дисконта, потом плюнула и пошла покупать с тридцатипроцентным! – возмущалась Катя.
– По-любому выше двадцати шести доллар не вскочит. Не дадут, – вещали парни слева. – Да какой там кризис! Ничего не будет, цены на нефть еще поднимутся!
– Я в этом году нормально так на акциях подзаработал, – доверительно сообщал друг Вадима. – Почти удвоился.
Потом кто-то заговорил о смертной тоске в офисе, о рутине рабочего процесса и тупости начальников («хотя, как вы знаете, я сам топ-менеджер»), а девушка Даша, которую жена Вадима представила как арт(не уверен) – дилера, принялась щебетать о том, как ей повезло: у нее отличный коллектив и потрясающие руководители, «почти партнеры», и вообще у них на работе все «очень креативно». Именно так и сказала – «креативно».
Меня раздражало чувство самодовольного превосходства, исходившее от присутствующих. Я почти не помнил, кого из них как зовут, хотя нас познакомили всего полчаса назад. Я был весьма далек от профессиональной тематики их разговоров, а тон, которым они велись, заставлял меня делать неимоверные усилия, чтобы не зевать. Я обратил свой взор к Свете, словно ожидая увидеть на ее лице сходные с моими эмоции, но обнаружил, что она парадоксальным образом успевает вести три или четыре беседы одновременно, обсуждая проблемы детей (которых у нее не было) и плохо кондиционируемого офисного пространства (в котором никогда не была). Еще с ее стороны стола говорили про ипотеку, повышение ставок рефинансирования и трудности воспитания ротвейлеров, а я думал о том, что еще год беспрерывного просмотра реалити– и ток-шоу, и из нее мог бы получиться новый министр. По общим вопросам.
Потом пошли обсуждения цен на автомобили, разговоры о внешней политике, от которых я начал зевать, разговоры о политике внутренней, от которых хотелось съежиться, проблемах слияния международных корпораций, проблемах правильности битья детей, проблемах… одним словом каких-то еще проблемах. Я было воспрял духом, когда моя соседка завела разговор о прочитанной книге, но оказалось, речь шла о фотоальбоме «Едим дома», и я опять оказался аутсайдером. От всего этого душного трепа веяло лавочкой у подъезда, комнатой водителей и домом престарелых одновременно. Между моими интересами и их проблемами разверзлась пропасть. В это трудно было поверить, но за столом сидели мои сверстники. Может, всему виной то, что я неожиданно помолодел?
Какая-то девушка схватила меня за руку, интересуясь моим мнением по вопросу, который я, как обычно, не расслышал, увлеченный эсэмэс-чатом под столом, и я, памятуя, что речь как будто шла о детях, рискнул пуститься в пространный разговор о проблемах игрушек (обсуждение «Едим дома» грозило еще большим фиаско), но мое выступление никого не заинтересовало.
Меня спас президент и кремлевские куранты. Два этих государственных символа пришли на помощь рядовому менеджеру, заставив всех наконец заткнуться и встать, наполнив бокалы. Я смотрел в лицо Дмитрия Анатольевича Медведева и говорил про себя: «Спасибо вам, господин президент. Еще сделайте так, чтобы к нам сейчас пришла милиция и забрала всех в тюрьму. Тут наверняка есть злостные неплательщики налогов, люди, занимающиеся финансовыми махинациями, наркоманы и просто идиоты. А я поеду домой. Я плачу налоги и не употребляю наркотиков. Пожалуйста!» Но Президент меня не слышал, впрочем, я и не расстраивался. Пользуясь тем, что все уткнулись в экран, я лихорадочно строчил поздравления Ане. С последним боем часов присутствующие заверещали: «С Новым годом!» – и стали обниматься. За окном вспыхнули фейрверки, раздались взрывы петард. «С Новым годом!» – неслось отовсюду. «Я люблю тебя», – писал я.
Еще минут через десять, раздавленный тоской и невозможностью быть рядом с Аней, я бежал. Я тихонько встал, бочком протиснулся за спинами празднующих и почти уполз на кухню, сделав вид, что пошел курить. Но набежавшая массовка выдавила меня и оттуда. Лучшим вариантом уединения мне показался туалет. Я сел на унитазе и начал лихорадочно строчить эсэмэски, одну за другой. Постепенно отпускало. В какой-то момент показалось, что мы сидим рядом и неспешно разговариваем.
Но новогодняя мобильная связь – самая изощренная пытка для людей, нуждающихся друг в друге. Между отправлением каждой записки и ожиданием ответа проходит целая вечность. Это раздражает до такой степени, что хочется расколотить телефон о стену. Но у тебя нет выбора, это твоя единственная ниточка. Твой шанс не сдохнуть от одиночества.Тем временем вечеринка продолжала набирать обороты. Забухал «Satisfaction» Benny Benassy, послышался звон битой посуды, вызвавший взрыв хохота, шум переставляемой мебели, потом пару раз кто-то дернул за ручку. Салюты за стенами квартиры не стихали, взрывы петард превратились в артиллерийскую канонаду. Паузы между записками стали все дольше, и наконец связь перестала работать. Убитый собственной беспомощностью, незаметно для себя я провалился в сон.
Мне снился парк, и утки на воде, и ее глаза. Изредка в сон влетали какие-то люди с ошалевшими глазами, бывшие по сценарию моими коллегами, но совсем на них не похожие. Еще приходил Нестеров и грозил вывести всех на чистую воду, и жена, выговаривавшая за позднее возвращение. Но последние два факта даже во сне я тут же списал на состояние рассудка, который не может отключиться от реальности. Утки моментально вернулись…
Очнувшись, я первым делом посмотрел на часы – половина третьего. Выходило, что я проспал часа полтора. Я представил себе глаза Светы, гостей, которые презрительно глянут на меня и картинно отвернутся, продолжая свои беседы. Конфуз вышел дикий, особенно если учесть серьезность компании. Выйти незамеченным, пожалуй, не получится. Потупив глаза, с порога рассказать про стрессы на работе? Изобразить пошедшую носом кровь? Чистосердечно раскаяться в том, что заснул, положив начало бракоразводному процессу?
Положение было, мягко говоря, смешным. Снова заиграл «Satisfaction», а через несколько секунд что-то большое, шумное и звенящее (возможно, елка) грохнулось об пол, и все опять дружно захохотали, а музыка зазвучала громче. Во рту стоял привкус горечи, и я было начал всерьез переживать, но на дисплее телефона оказалось четыре неотвеченных записки от Ани, и, честное слово, это волновало меня гораздо больше.
Выйдя из туалета, я нашел гостей истово топчущими паркет в гостиной. Компания образовала некое подобие круга и отвязно танцевала. Им бы в середину положить женские сумки, прикрывающие бутылку водки, вышла бы натуральная сельская дискотека. Чуть постояв в стороне, я сделал несколько робких шагов и влился в ряды танцующих. Вклинившись между хозяйкой дома и девушкой, рассказывавшей про «креативную работу», я попытался понять реакцию на свой come back. Но публика, как оказалось, была столь интеллигентна, что никто из присутствующих, встречаясь со мной глазами, не задавал вопросов, хотя количество пустых бутылок на подоконнике свидетельствовало о том, что период светской скованности давно миновал. Я не вызвал ни малейшего интереса, если не считать его проявлением девушку Катю, заехавшую мне локтем в нос в приступе танцевального экстаза. Потом заиграл «Purple Rain» Принса, и все разбились на пары, причем Света совершенно органично положила руки на плечи другу Вадима, а меня пригласила Катина подружка, арт(?) – дилер Даша. И мы с ней начали странными зигзагами двигаться по комнате, а Даша пьяно шептала рядом с моим ухом, интересуясь, какой у меня бизнес, и я ответил: «Ну, занимаюсь продажами». Даша не унималась и спросила, что конкретно продаю, и я ответил: «Ну, всякое такое», что ее вполне удовлетворило. На одном из зигзагов я слегка задел плечом свою жену, а она повернула голову в мою сторону, и увидев, кто ее толкнул… помахала рукой. Потом мы встретились в танце еще пару раз, и она захихикала и даже дотронулась до меня. Меня охватила растерянность, я не понимал, как реагировать и даже запаниковал, подумав, что Света, вероятно, копит гнев, чтобы выплеснуть его дома. Но в этот момент телефон во внутреннем кармане завибрировал, прожигая подкладку, а Даша стала изгибаться, падая спиной на мои руки, наверное, намекая на то что, смотрела в юности кино «Грязные танцы» или училась шестовому стриптизу. Я сделал попытку повернуться, чтобы украдкой еще раз взглянуть на Свету, но в этот момент Даша вздрогнула всем телом, резко откинулась назад, приложилась головой о дверной косяк, и этот «суицидальный медляк» наконец кончился…
Двое или трое, включая Дашиного парня, начали суетиться вокруг ее тела, потом набежали женщины с мокрыми полотенцами, но танцовщица уверенно поднялась сама, а незадействованные в реанимации мужчины, улучив момент, двинули на кухню, куда, выждав пару минут, предпочел свалить и я.
На кухне Вадим сосредоточенно нарезал кокаиновые нити, а еще пятеро увлеченно наблюдали за этой процедурой. Гвоздем программы было то, что среди присутствующих (звучит музыка из кинофильма «Бригада»), вытянув руку со свернутой банкнотой, будто предъявляя контролеру проездной, с совершенно идиотским лицом стояла моя жена. Встретившись с ней взглядом, я показал глазами на кокаин, потом на нее, потом открыл рот, собираясь поинтересоваться давно ли эта представительница фокус-группы для стирального порошка «Тайд» стала клубной дивой, но Света опередила меня, брякнув совершенно блядским голосом: