Р.А.Б.

Воспользовавшись тем, что охрана с моей стороны бросилась на помощь своим коллегам, которых молотили стульями наши бойцы, я быстро побежал к лифтам. Передо мной стоял довольно плотный парень с дубинкой наизготовку. Я посмотрел в прорезь его шапки, туда, где капельки пота выступили вокруг его карих глаз, и сделал резкое движение вправо. Потом влево, по-футбольному, не переставая смотреть ему в глаза и не прекращая бежать навстречу. В последний момент я снова дернулся вправо и вперед, обрушив свой вес на его плечо. Охранник отпрянул, я пробежал мимо, услышав за спиной звук падающего тела и возглас:

– На лестницу! Валим на лестницу!

Не знаю, как быстро мы бежали с Загорецким и откуда в нас взялось столько сил. Только на семнадцатом мы перевели дыхание.

– Куда теперь? – выдохнул я.

– На двадцать седьмой, в бухгалтерию. – Загорецкий сел на корточки. – У меня карточка от входа.

– А там?

– А там посмотрим. Хуже не будет.

Снизу слышался топот преследователей. Будет хуже, в этом я уже не сомневался.

На двадцать седьмом Загорецкий вставил магнитную карточку в сканер, и замок пискнул, открывая дверь. В коридорах было пусто, в прозрачных пеналах людей тоже не наблюдалось.

– Эвакуировали? – предположил я. – В связи с революцией…

– У них сейчас обед, революция тут ни при чем. Хотя, может, и эвакуировали.

– Интересно, как быстро они поймут, где мы?

– По камерам, если сообразят! – С этими словами он схватил за ножку легкий секретарский стул и снес первую встретившуюся на нашем пути камеру.

Мы завернули в пенал, где обычно сидели те, кто обрабатывает счета-фактуры. Сразу было видно, что здесь работают женщины. И женщины хозяйственные. На подоконниках ровными рядами, в строгом соответствии с цветами радуги, стояли папки с документами. И, конечно, цветы в горшках. У каждого монитора стоял небольшой кактус или еще какое-нибудь растение. Здесь продолжали истово верить, что это спасает от компьютерной радиации. А вообще-то в пенале было весьма уютно.

Загорецкий двинулся по рабочим местам, уничтожив по пути еще одну камеру. Он искал невыключенный или незапароленный компьютер. Таких в нашем сдвинутом на информационной безопасности офисе оказалось целых два.

Основной новостью этого часа в интернете было официальное сообщение Фронта о том, что забастовка закончена. «Ввиду опасности дальнейшего ухудшения экономической ситуации в стране, – гласило заявление, – мы не оставляем своих намерений…» И ни слова о зачистках на улицах. Блогосфера также была скудна. Видимо, информация еще не успела распространиться. Мы были первыми жертвами зачисток.

– Суки… – выдохнул Загорецкий, – сдали всех… Лицемеры! Они «не оставят своих намерений». Лучше бы они людей на улицах не оставляли. Надо было изначально убирать Тома и всю его свору… Их всех тупо купили, понимаешь?!

– Всё… – выдохнул я.

– У нас были шансы! У нас же были шансы! – В голосе Загорецкого зазвучали истеричные нотки. Он выдернул провод, соединявший монитор с розеткой, поднял его над головой и швырнул в стеллаж с документами. – Сдохните! Я хочу, чтобы вы все сдохли!

Второй монитор разнес оконное стекло и вылетел на улицу, разметав аккуратные радужные папки и сложенные на подоконнике документы и разбив горшок с геранью.

Я схватил ближайший стул и обрушил его на стеклянную дверцу канцелярского шкафа. Звук разлетающегося вдребезги стекла рождал во мне еще более деструктивные волны. Агрессия, клокотавшая в нас все эти дни, вырвалась наружу. Нас больше ничто не сдерживало. Точнее, сдерживаться было уже поздно. Это ощущение было схоже с тем, какое испытываешь после удачного удара по мячу, когда тот удобно ложится на ногу. Удовлетворение мышц. Особенно остро это чувствуешь, если до этого пару раз промахнулся.

Мы молотили клавиатурой о стены, переворачивали ударами ног тумбочки с оргтехникой, метали в стекла горшки с кактусами. В воздух взлетали вороха бумаг, клавиши от разбитых клавиатур, кусочки глиняных горшков…

Мы громили офис с тем безысходным отчаянием, какое встречается у злых детей, топчущих чужие песочные замки. В нем было все: зависть, ненависть, желание отомстить. Проблема состояла в том, что завтра замки опять построят, и ты снова будешь смотреть на них с неудовлетворенным чувством справедливости. Как те злобные детки. Ты мог бы просто пройти мимо, отвести взгляд, отвернуться. Но однажды ты принял решение разрушить все к чертовой матери. Это был твой выбор.

– Что вы делаете? – раздался неуверенный, сдавленный голос. На пороге стоял молодой парень в мятом сером костюме и белой рубашке, воротник которой был явно на размер больше. Не знаю почему, но я очень хорошо запомнил его. Будто сфотографировал. Перекрученный галстук с расслабленным узлом, помятое лицо с глубоко посаженными испуганными глазами. Очень светлые волосы и такие же брови. Лет двадцать пять? Чуть больше? Вероятно, он не пошел на обед или не эвакуировался, решив поспать прямо за столом, в соседнем пенале. Всю ночь работал над отчетом? Висел в интернете? Пил? Просто устал? В любом случае – звуки погрома не лучший будильник. – Кто вы? Вы…

Ответа не потребовалось. Он все понял. Его лицо перекосилось от ужаса. Нет, он боялся не нас, он испугался, что его примут за одного из нас.

– Зачем?!! Зачем?!! – визжал он, мечась по комнате. – Они вас посадят! Они нас всех посадят!!! Господи, я-то здесь при чем?

Он подбежал к болтавшейся вниз головой камере наблюдения, попытался вернуть ее в нормальное положение, несколько секунд вертел в руках, потом подлез под нее и закричал в ослепший объектив:

– Я не с ними! Я не могу вызвать охрану! Они удерживают меня!

Мы почти не отвлекались на него, торопясь сломать все, что ломалось.

– Может, подожжем для верности? – спросил Загорецкий.

– Думаешь? – пожав плечами, я протянул ему зажигалку.

– Ребят, можно я пойду? – Парень в истерике подбежал к нам вплотную. – Отпустите меня, а? Ну что я вам сделал? Ребят!

Лоб парня был покрыт крупными каплями пота. Его колотило от страха.

– Отпустите меня! – дернул он за рукав Загорецкого.

– Да кто тебя держит, черт чудной? – Загорецкий вырвал рукав из его потного кулака. – Иди на все четыре стороны!

– Куда, а? – Кажется, чувак терял рассудок. – Туда? Я пойду туда, ладно? Вниз. На первый этаж, да? Я ничего не скажу охране, обещаю.

Честно говоря, мне было все равно, куда он пойдет и кому расскажет. Я был увлечен построением на столе кострового колодца из скомканных авансовых отчетов.

– Да хоть на минус первый! – хмыкнул я и чиркнул зажигалкой. Пламя начало пожирать первый этаж «колодца».

– Я ничего не скажу охране! – Он продолжал пятиться к выходу. – Ничего не скажу!