Р.А.Б.

– Иначе… работать на почте, ночами сидеть в интернете, следить за новыми корпоративными законами, возненавидеть всех, чтобы однажды снова выйти на улицу и попытаться отомстить. – Она говорила, словно не обращаясь ко мне, а размышляя вслух. – Нет, я не хочу это слышать! Я устала, Саша. Я больше не хочу.

– Я просто хочу быть с тобой. – Моя рука, державшая сигарету, начала дрожать. Пепел падал на брюки, но я даже не пытался его стряхнуть. Я чувствовал, как у меня начинает кружиться голова. – С тобой. В нашем собственном мире, где нет никаких корпораций и революций, нет чужих правил. Существовать параллельно с ними, не соприкасаясь.

– Но так не бывает. Мир один. И не нужно усложнять. Есть общество, в котором необходимо социализироваться. Уживаться с другими. Это несложно. – Она осеклась, потом медленно встала и взяла со стола зажигалку и сигареты. – Так живут миллионы. Прости, у меня перерыв заканчивается…

– Я… я, может, не так выразился, – я хотел привести ей пример Нотова, но мысли поплыли у меня в голове, все смешалось, и меня хватило лишь на то, чтобы сказать: – я люблю тебя, Аня. Мне ничего не нужно. Никого, кроме тебя. Поедем ко мне? Сейчас. После работы. Сегодня вечером. Завтра утром. Просто поедем.

– Я не поеду. Ты никогда не расстанешься со своими фантазиями. Я не хочу в них жить. Потом снова останется только боль. И страх. Все, Саша, я пошла.

Она развернулась и медленно двинулась в сторону лестницы. Несколько секунд я сидел в оцепенении, потом вскочил, догнал ее, забежал вперед:

– Давай попробуем, Анечка! Я прошу тебя!

– Не сегодня, – она отрицательно покачала головой, – не завтра. Наверное, никогда.

Мой мир рухнул, рассыпался на мелкие осколки, и я не мог их собрать. Не хотел. Не было сил.

– Знаешь, – наконец выдавил я из себя, – у меня в жизни осталась только ты.

Но она не ответила. Она даже не взглянула на меня.

– Мужчина, в этой зоне уже нельзя курить! – задыхаясь от бега, прокашлял возникший ниоткуда тучный охранник. – За эту зону штраф!

– Да пошел ты! В этой зоне уже нельзя жить! – Я бросил сигарету на пол, затушил ногой и побежал вниз по лестнице, на ходу крикнув: – Прощай!

Мне вдогонку неслись сиплые крики охранника. Я спустился на первый этаж и пошел к выходу. В этот момент в огромные окна супермаркета ударило солнце. Но окружающий мир остался пустым и блеклым. Словно этот рекламный ролик доснимали уже на черно-белую пленку…

26

Я взял три дня отгулов, сидел в гаражах, слушал музыку и безостановочно пил. У Иваныча я отпросился, сославшись на то, что отец (начальник налоговой инспекции) приказал ехать на дачу, помочь с мелким ремонтом и все прочее. Иваныч понимающе кивнул, брякнул что-то вроде «я своего балбеса никак не заставлю» и просил выйти день в день. Нотову же я сказал, что на почте сменился начальник, и мне лучше отсидеться дома. Нотов пожал плечами, врубаясь, что я вру, но с расспросами не приставал.

Every day is like Sunday,Every day is silent and grey.

Кажется, эта песня играла раз сто за эти дни. А я все лежал на диване и прокручивал в голове разговор с Аней. Какие бы аргументы против ее слов я ни подбирал, каждый раз выходило то же самое. Нужно все изменить. Я не могу потерять ее. Я должен ее уговорить. Квартиру верну через пару недель. Потом все как-нибудь устроится, – настраивал я себя на оптимистический лад. Шумиха последних месяцев уляжется, кризис закончится, все забудут о бунте, и рекрутинговые компании снова начнут трудоустраивать людей, вроде меня, на нормальную работу. Конечно, это произойдет не завтра, не через месяц, возможно даже не через год. Но обязательно произойдет. А пока нужно собраться и перетерпеть. Вдвоем пройти через все гораздо проще.

Она сказала, что однажды я снова выйду на улицу. Нет. Все осталось в прошлом. Мои вчерашние товарищи сидят в «фильтрах» или мыкаются дворниками, или просто исчезли. Никого из них я так и не встретил. «Неужели ты собираешься и дальше продолжать идти по этой дороге?!» – спорил я сам с собой.

«А неужели, – говорил Исаев1.0, – ты собираешься влиться в стройные ряды тех, кого все последнее время презирал? Тех, на чьих плечах стоят корпорации со своими брендами, рекламными щитами, планами продаж, кредитами, охранными отрядами, службами безопасности и восьмилетними “тренингами”. Ты собираешься вместе с ними не обращать внимания на “силовые зачистки”, “временно удлиненные рабочие дни”, создание новых профсоюзов? Ты станешь одним из посторонних? Ты не будешь слушать истории в курилках про построение рабовладельческого общества в отдельно взятой компании? Ты перестанешь посещать кричащие о несправедливости сайты, блоги и форумы? Ты заведешь себе новых знакомых, которые будут обсуждать преимущества новой версии “глаза”, 3Д, концерты группы “Кино”, и у кого в компании вкуснее бизнес-ланчи? Ты закроешь глаза и обменяешь себя вчерашнего на новый пластиковый пропуск, блестящую кредитку, дисконтные карты сетевых супермаркетов и членство в фитнес-клубе?»

«Да, – отвечал Исаев2.0, – собираюсь. Я устал от фронды. Мне хочется спокойной жизни с некоторой долей уверенности в завтрашнем дне. У меня была приличная работа, неплохая зарплата, отдаленные перспективы улучшить свое положение, а я все перечеркнул одним щелчком мышки, когда зашел на сайт Фронта. Миллионы людей не находят для себя ничего предосудительного в такой жизни, чем же я хуже? Или я лучше? А если оно и так, отчего я последний месяц приходил в пустую, холодную, затхлую квартиру? Валялся по чужим матрасам, наматывал километры по городу, вглядываясь безумным взором в каждую проходящую мимо девушку, сколь-нибудь похожую на нее. Это удел лучших? Ты предлагаешь закрыть глаза, на нормальную жизнь и довольствоваться кислым утверждением “зато ты не предал себя”? До конца своих нищих, серых и убогих дней продолжать играть в борьбу с Системой? Нет уж, хватит!»

Аня права, мысли о бунте и революции были ребячеством. Мы играли в «крутых», не думая о последствиях. Мы сами усложнили ситуацию, довели ее до точки кипения. Прав был и Нотов, который говорил мне о Системе. Таков порядок вещей, существующий столетиями, не мы его придумали. Нужно заново социализироваться. Нужно заново учиться принимать порядок вещей. Отбросить все прежние заморочки и стать наконец нормальным человеком, как бы смешно это ни звучало. Конечно, поделись я сейчас этими мыслями с Нотовым, он нашел бы мою позицию мещанской, или просто пожал бы плечами, или… но все эти идеологические диспуты уже не имели для меня никакого значения. Я действительно стоял на пороге новой жизни. Мне нужна семья, мне нужны дети, мне нужна хорошая работа, которая позволит их обеспечить. А главное, мне нужна Она, и по сравнению с этим все остальное меркло, терялось и исчезало. Потому что не имело ничего общего с жизнью. Той, которую я собирался построить для нас.

На четвертый день, опухший от возлияний и постоянной борьбы с самим собой, я вышел на работу. Я перекладывал коробки как плохо смазанный механизм. Совершенно бездумно. Дошло до того, что я просто кидал их в клетки, не особенно обращая внимание на соответствие адресов. Я обдумывал предстоящий диалог с Аней. Я искал слова, пытался найти доводы, которые смогут ее убедить. Окружающее было в каком-то тумане. Так прошла среда, потом четверг, наступила пятница. Я больше не мог конструировать в голове нашу предстоящую встречу. По пути на работу, на «Театральной» я вышел из вагона, сделал пересадку и поехал в «Молл».

На этот раз я добрался до стойки, за которой работала Аня, вдвое быстрее. Там скучали две тетки, из тех, что обычно рекламируют по телевизору стиральные порошки, средства для мытья посуды и прочую сыпучую помощь домохозяйкам. Видимо, их и подбирали исходя из этого типажа, чтобы легче было выходить на живую человеческую связь с покупателями.

– Здрасте, – сказал я самой грудастой, скривив рожу в подхалимской улыбке. – Я бы хотел увидеть Анну Свиридову. Я с почты, по поводу вашей посылки.