Раб лампы

— Ну, — процедила я сквозь зубы, — скажешь? Говорю тебе: Бармин и Мельников, Маркарян и еще два парня, которые хотели на тебя напасть.

Он заговорил:

— Тех… они напали на меня. Я упал. Я шел… в подъезд, потому что испугался фонаря. В подъезде я сидел у стены, а они вышли, а потом… потом стало больно, и меня привели сюда.

— Кто? — заорала я. — Кто тебя привел? Кто снимает тебе эту квартиру? Кто ты такой? Отчего по твоему слову умирают люди, которым бы еще жить да жить?

Я вела себя абсолютно неверно. Нужно было успокоиться, задавать вопросы строго по одному, потому что он был полностью открыт мне. Не нужно было вываливать на него все то, что скопилось у меня внутри. Но мое агрессивное, взвинченное состояние требовало выхода. Примерно то же самое было, когда еще в «Сигме» нас проинъектировали сильным стимулятором на базе амфетаминов. Помню, как мой старый друг и напарник Костя Курилов исследовал все уголки казармы, где мы временно дислоцировались, а потом, не зная, куда себя девать, стал отжиматься на кулаках, а сверху, на спине Кости, лицом в потолок, сосредоточенно лежала я и выполняла какое-то китайское хитрое упражнение — синхронно с тем, как Курилов отжимался, поднимая и свой, и мой вес.

Аладьин не двигался. Я трясла его и сыпала вопросами, стараясь разбудить дремавшие в нем информационные потоки. Ведь я хотела узнать от него так много! И если он знает, он все-все мне скажет! Все! Ну вот. Кажется, задвигался. Он разлепил сырые, серые, словно плохо пропеченные губы и сказал:

— Калейдоскоп. Это такая детская игра, когда из осколков разноцветного стекла собирается картинка. Я тебя узнал. Ты вышла из той квартиры, из квартиры того, толстого, носатого. Его должны убить, да? Он умер. Или он не умер?

Он открыл сначала один, потом второй глаз. Аладьин говорил про Маркаряна. При этом он сказал это с таким видом, как будто недоумевал: «Как это — его не убили?» С таким выражением раздосадованный отец говорит дочери: «Как, ты не купила кефир? Это безобразие!»

Я сказала:

— Вот теперь ты начал говорить ближе к теме. Я вот хочу у тебя спросить…

— Тс-с-с!!! — перебил он меня, приложив к губам длинный тощий палец с обгрызенным ногтем. В его приоткрытых тусклых глазах промелькнуло лукавое выражение. — Тс-с, тихо. Я все равно прогуляться хотел. Так что нет времени. У тебя нет времени, да! Тебе должны позвонить! Вот сейчас. Дз-з-з!!

Я машинально потянулась рукой к сумочке, в которой лежал мобильный телефон, и тотчас же услышала божественную мелодию из балета Чайковского. Ту самую, на которую Боря Моисеев и Коля Трубач, кривляясь, пропели: «Проста-а-а-а Щелкунчик! Щел-кун-чик!» Нет, побледнела я не оттого, что мне не нравилась эта мелодия.

Просто именно она была установлена на все входящие на моем мобильном телефоне.

Кто-то мне звонил.

* * *

Честно скажу: у меня вдруг онемели руки.

Что-то холодное прокатилось по моей спине, выбивая из позвоночника ледяные искры. Конечно, я далеко не робкого десятка, в ином случае я просто не работала бы по своей профессии, а до того меня не взяли бы сначала в секретный режимный институт, а потом — в спецгруппу «Сигма». Честно говоря, я боялась даже посмотреть на дисплей, где высветился бы номер звонившего. Наверно, я нисколько не удивилась бы, если бы увидела номер: 666-13-13, Преисподняя, абонент Сатана.

Сидя на полу, Аладьин улыбался мне во весь свой кривоватый рот, показывая новые белые зубы. Мне вдруг стало так жутко, что я выбежала из комнаты в прихожую, а оттуда машинально вывалилась на лестничную клетку. Только тут я глянула на трезвонивший телефон и увидела, что это… Вова Крамер.

Он звонит в самое неподходящее время!

Я нажала кнопку и приложила телефон к уху:

— Да, Вова!

— Привет, Женя. Ты где?

— Да так, — сказала я сквозь зубы, — практически… нигде. А ты что звонишь, по делу или просто так?

— По делу.

— Да?

— Да. А дело такое: давай напьемся, а? А то последнее время я просто как на иголках. Ты же ведь слышала, что на мою квартиру… то есть не квартиру, а халупу по месту прописки… напали. Меня чуть не убили.

— Правда, что ли? — осведомилась я. — Кто?

— Не, о таких делах — не по телефону. Давай встретимся.

Я оглянулась в сторону захлопнутой двери квартиры, из которой я только что вышла, и почувствовала невероятное желание бежать от нее, бежать как можно дальше. В голове вдруг всплыла одна из фраз этого жуткого типа, этого Аладьина: «Я все равно прогуляться хотел…» Тем более, он сейчас под препаратом. Выследить? А будет ли толк? Вова звонит, а в его присутствии моя нервная система всегда расслаблялась. Правда, в последнее время Вова сам стал попадать в неприятности и заодно меня вовлекать… Так или иначе, решение созрело.

— Вот что, — сказала я. — Буду стоять на Московской, у кафе «Брудершафт». Знаешь такое?

— Да. Я там неделю назад справлял день рождения своего друга. Там пиво хорошее подают и бифштекс.

— Я буду поблизости, в машине.

— В своей машине? — лукаво спросил Вова Крамер. — Или в чужой?

Но мне было не до его двусмысленных шуток.

— В своей, — отозвалась я. — Красный «Фольксваген Пассат».

— У тебя же был «Фольксваген-Жук», и ты его очень хвалила, хоть и старенькая модель. Значит, сменила машину?

— Да, новую купила, — на автопилоте ответила я. — А «Жук» у меня и сейчас есть. На нем тетушка иногда ездит за город.

— Ездит? Сама? Да, она у тебя современная женщина. Ладно, договорились. Я минут через тридцать буду.

— Ты далеко?

— Не очень.

Я сложила телефон и нервно сунула его в сумочку. «Я все равно прогуляться хотел…» Эта аладьинская фраза криво и размашисто выцарапалась в моем мозгу, как ржавым гвоздем накорябанная на заборе. Куда он пойдет? Он до сих пор не сказал еще ни одного лживого слова: сбылось все! Даже то, что касалось моего телефона и входящего звонка, который на него и поступил.

Я не очень верю в экстрасенсорику, хотя в моей практике случались прецеденты, которые с некоторой натяжкой можно было отнести именно к этой сфере человеческого бытия. Нет, в экстрасенсорику я все-таки верю! А не верю я предсказаниям о будущем. Даже о ближайшем. Вроде того, что в следующие пять секунд на мой мобильный поступит входящий вызов.

…Когда я выходила из подъезда Аладьина, я была очень близка к тому, чтобы уверовать в предвидение будущего. Только что пообщалась с одним таким Нострадамусом…

* * *

Я недаром назначила Крамеру встречу возле бара «Брудершафт». Бар был в самом деле весьма приличный, однако же кое-что другое послужило решающим фактором для этого выбора: со стоянки прекрасно просматривалась арка аладьинского дома. Если Аладьин и правда пойдет погулять, то он выйдет только из нее. Если, конечно, не будет крутиться во дворе. Впрочем, если он будет топтаться там, он мне будет неинтересен. Он собрался куда-то. Куда же он пойдет?

Да еще в таком состоянии — под моим препаратом!