Раб остается рабом

– Можно считать задание выполненным. Здесь находится делегация, которая хотела бы обратиться к господам Повелителям на кораблях от имени господ Повелителей из Совета. Их двое и дюжина портфеленосцев и протоколистов. Я не слишком силен в lingua terra, исключая самую простейшую форму, которая от него достаточно далека, но понял - это чиновники, представляющие господ Повелителей.

– Мы хотим с ними разговаривать?
– спросил Шатрек.

– Мы желаем иметь дело только с фактической, официальной властью, руководителями правительства - Советом Повелителей, - неожиданно протокольно возразил граф Эрскилл.
– Мы не можем вести переговоры с подчиненными.

– А кто говорит о переговорах? Здесь не о чем договариваться. Адитья отныне часть Империи. Если существующий режим их устраивает, его можно оставить. Если нет - свергнем его и поменяем правительство. Мы примем эту делегацию, проинформируем обо всем и отправим назад к господам Повелителям.

– Треваньон повернулся к коммодору: - Я могу поговорить с полковником Рэвни?

Шатрек кивнул. Треваньон поинтересовался, где сейчас находятся господа Повелители.

– Здесь, в Цитадели, где располагается зал заседаний. Собралась тысяча людей, все кричат друг на друга, обвиняют. Шум, как во время кормежки в имперском зоопарке. Мне кажется, им всем хочется сдаться, но никто не решается предложить это первым. Я только что поставил охрану и установил ограничения на вход и выход.

– Хорошо придумано, полковник. Я полагаю, Цитадель забита бюрократами и люмпенами?

– Их буквально тысячи. Здание трещит по швам. Лэнзи Дежбренд, командир Дуврин и другие пытаются добиться вразумительного ответа хоть от кого-нибудь.

– Да, насчет делегации. Как вы собираетесь их сюда переправить?

– На челноке до "Изабели" - там много места.

Треваньон посмотрел на часы:

– Не сильно торопитесь. Мы не хотим их видеть до вечера. Задержите их на "Изабели". Покормите, развлеките образовательными фильмами. Чем-нибудь, что убедит их в том, что Империя - это немножко больше, чем один линейный корабль, два крейсера и четыре истребителя.

Граф Эрскилл был раздосадован. Он хотел видеть делегацию сразу и договориться о встрече с их верхушкой. Кроме того, граф был фанатиком. Треваньон этого не одобрял. Фанатизм государственных деятелей, возможно, принес Галактике вреда больше, чем что-либо еще.

Имперский линейный корабль, диаметром в милю, был значительно больше любого боевого судна, что имело и политический смысл. Пышный салон с внешней стороны, где кривизна пола ощущалась меньше всего, был столь же великолепен, как некоторые залы в императорском дворце Асгарда на Одине. Полы устланы роскошными коврами, а зеркала на стенах чередовались с художественными полотнами. Передвижная мебель менялась в зависимости от случая. Сейчас она была представлена пустым столом, тремя стульями и тремя роботами-секретарями. Их черные прямоугольные футляры блестели так же ярко, как герб Империи - солнце и шестеренка. В противоположном конце салона, по обеим сторонам двери, стояли в карауле астронавты в форме и при оружии.

В принципе присоединение планеты к Империи было делом несложным. Но как часто простота обманчива! Треваньон подозревал, что сегодняшняя ситуация не исключение.

Самое простое - объявить правительству планеты, что отныне она является субъектом верховной власти его величества императора Галактики. Подобную информацию всегда передает правительственный секретарь, который подчиняется непосредственно премьер-министру и на иерархической лестнице стоит лишь на ступеньку ниже императора. На сегодняшний день эту должность занимает Юрген, князь Треваньон. Для убедительности сие приятное известие сначала прозвучало в сопровождении имперского космического флота. Его представлял коммодор Вэнн Шатрек с эскадрой из семи боевых кораблей и двумя тысячами десантников.

Когда аборигены в достаточной степени осознавали ситуацию - после неизбежного кровопролития, хотя по этому поводу всегда велись споры, назначался имперский проконсул. В данном случае - Обрей, граф Эрскилл. Эта должность не подразумевала управления планетой. Имперская конституция регулировала этот пункт. Каждое правительство имело право самостоятельно решать свои внутрипланетные дела. Проконсул в узких и совершенно негибких рамках просто направлял деятельность правительства.

Несчастный граф Эрскилл, похоже, ничего не понимал. Ему казалось, что он светоч имперской цивилизации или что-то вроде того, столь же живописное и метафоричное. Он считал, будто назначение Империи - преображать отсталые планеты, вроде Адитьи, в подобие Одина, Мардука, Осириса или Бальдра, а лучше всего - его родины Атона.

Это было первое назначение Обрея проконсулом, которое граф получил благодаря влиянию семьи, и это оказалось ошибкой. Впрочем, в такой большой и сложной структуре, как Империя, ошибки неизбежны. Целые институции существовали за счет того или иного влияния, семейное - ничем не хуже других. Случилось так, что крайне консервативный герцог Джарви, представитель Эрскиллов Атонских, происходящих от старого Эррола, был встревожен радикализмом молодого Обрея. И как только тот закончил университет на Нефертити, уговорил Премьер-министра отослать родича подальше от Атона. В это время как раз готовилась аннексия Адитьи, и Обрея Эрскилла назначили проконсулом.

Это-то и было ошибкой. Его следовало послать на планету, уже занятую Империей, где все шло само собой, по наезженной колее, чтобы граф мог не торопясь войти во власть и отвыкнуть от некоторых нелепостей, внушенных университетскими профессорами, слишком далекими от реальной политики.

Охранники зашевелились, защелкали забралами шлемов, зашаркали ногами. Они одеревенели от напряжения. Большие двери в противоположном углу салона мягко отворились, и охрана взяла на караул перед входящей делегацией.

Адитью представляли четырнадцать человек. Все были в одеяниях длиной до голени и с выбритыми головами. Один из них, в бледно-зеленом платье, вел группу за собой. Это явно был герольд. За ним следовали двое в белом со скрещенными на груди руками. Один - жирный, с лохматыми бровями, выпученными глазками и узкими поджатыми губами. Второй - тощий и смертельно бледный, с костистым, почти бесплотным лицом. Остальные - в темно-зеленом и блекло-голубом - портфеленосцы и протоколисты. На их шеях что-то блестело. Когда посланники приблизились, князь заметил, что на каждом - серебряное ожерелье. Они остановились в двадцати шагах от стола и сгрудились вокруг герольда.

– Я хочу представить восхитительного и наинадежнейшего Чала Хоужета, личного раба-распорядителя господина Повелителя Олвира Никколона, председателя президиума Совета Повелителей. А также Грегора Чмидда раба-распорядителя господина Повелителя Роварда Джавасана, главы правительства.
– Герольд в нерешительности умолк, переводя взгляд с одного присутствующего на другого. Но, взглянув на Вэнна Шатрека, просветлел. Не вы ли раб-распорядитель господина Повелителя на этом корабле?

Лицо Шатрека сначала порозовело, а потом налилось краской. И он назвал все это одним словом. Абсолютно непечатным. Такими же, исключая местоимения и предлоги, были последующие пятьдесят использованных им слов.

Герольд оцепенел. Двое депутатов застыли в ужасе. Портфеленосцы опасливо поглядывали вокруг.

– Я, - подытожил Шатрек, - офицер космического флота его императорского величества. Командир этого боевого подразделения. И я, - он снова ввернул неприличное слово, - не раб.

– Вы хотите сказать, что вы тоже господин Повелитель?
– Сей факт, казалось, шокировал герольда больше, чем непристойности Шатрека. Простите меня, не думал.

– Заметно, что не думал. И не смей называть меня господином Повелителем, а не то...