Рабочий
Шрифт:
Лёха изловчился, закинул ногу на ногу — для храбрости и самоутверждения — так горец Гивико закидывает за спину украденную овцу Долли.
Женщина с неодобрением смотрела на физкультуру Лёхи, трясла щеками, но ничего не говорила, потому что по поверью — у каждого рабочего за пазухой спрятана кувалда, а на груди — щит против ударов.
Женщина по-прежнему загораживала обзор спереди, и Лёха взглянул в окно, направо, на мутную улицу, где бабки и тележки преобладали, как сахар в сахарном песке.
Бабушка с клетчатой тележкой поправила платок, посмотрела на Лёху с той
Толстые ноги бабки похожи на ноги женщины напротив, но Лёху в тот момент больше озадачил плевок старушки: зачем старая плюется сквозь новые вставные зубы?
Кому предназначен плевок? Ему?
Толстой тетке напротив?
Или — плевок в пустоту, а бабка не видела ни Лёхи, ни толстую, предположительно раньше — худую, и также предположительно — балерину напротив Лёхи?
Если бабка просто плюется, то венок ей от внуков в утешение.
Если плюнула на Лёху со значением, из презрения к его лицу, то — плевок на рабочую честь; не смешно, а — грустно, когда в бывшей стране рабочих и крестьян старая революционерка плюется в сторону рабочего, который на станке вытачивает железный хлеб.
Может быть, бабка в Революцию воевала на стороне Колчака, а в голодные годы спекулировала хлебом, копила золото и воровала колоски с полей, где крестьянин полил землю кровью?
Чем бабка с тележкой лучше балерины с Лунообразной физиономией и пристальным взглядом в душу Лёхи?
С огромным трудом толстая женщина напротив закинул ногу на ногу, при этом задела штанину Лёхи, вроде бы нечаянно, но Лёха знал — нарочно, специально в ответ на его закидывание ноги — так завистливая собака лопнет от обжорства, но у кошки еду съест.
Два оскорбления в течение двух минут: плевок старушки, а сейчас Лёха не сомневался, что бабка плюнула в его сторону из презрения к рабочей специальности, не бабка, а — Каплан с тележкой; второе оскорбление — вызывающее поведение бывшей балерины, нынешней инвалидки по ожирению — нога на ноге, при этом сдирание штанины Лёхи.
Штанина не новая, не чистая — откуда у рабочего человека чистые новые брюки в обтяжку?
Педики из Амстердама щеголяют в новых брюках: не пашут, не сеют, не строят, не занимаются общественным строем, а живут на всем готовеньком — суши, крабы, виски, наркотики, девушки со СПИДом и без.
Лёха не гомосексуалист, даже если бы захотел, а желания нет и не возникнет у станка, то его бы не приняли в гомосексуалисты, оттого не взяли бы, не влили в своё общество, что Лёха — рабочий, а для гомосексуализма необходим внутренний эстетизм, которого у рабочего в курилке не найти со спичками Борисовской фабрики.
Лёха перевел взгляд с опоганенной ногой женщины брючины на нос бывшей балерины — так охотник в пампасах водит дулом ружья, выбирает жертву: абориген или — тигр.
Женщина спокойно выдержала осуждающий взгляд Лёха, словно ждала склоки, даже растянула губы в улыбке — чуть-чуть, вроде бы незаметно, для окружающих, но Лёха заметил, потому что знал, что женщина издевается, поэтому корчит лицо, словно в театре теней в Токио.
Если балерина, то плясала
раньше в Токио, веселила богатых Японцев с рыбой фугу в кармане.Японцы размахивали флагами, а балерина танцевала, и ветер от флагов задирал её танцевальные юбки Кармен.
В Японии балерина, наверняка, сходила с любовником в театр кабуки; куда еще в Японии пойти, как не в кабуки?
Больших знаний в кабуки не получила, но лицо растягивает, как змея в гриме.
Не бросит своего занятия балерина никогда, не уйдет из балета, даже, если вес превышает два центнера, как у быка.
Балерина пойдет в театр толстых танцовщиц — Лёха видел, как жирные тетки танцуют балет на потеху одним публикам и на радость, похотливую, с прищуривание глаз и посинением век — других зрителей.
Одни потешаются, а другие развлекаются, полагают балет толстых теток — современным модным течением, большим искусством.
В Японии мало толстых теток, поэтому Японцы с готовностью приглашают жирных теток из США, где на каждом углу, на каждом шагу человек с избыточным весом, и из России, где мода на толстых женщин только начинается в связи с генномодифицированными продуктами, похожими на муляжи с картин Великих Фламандских художников.
Лёха представил, как толстая тетка, что сидит напротив, танцует в Японии, а под ней прогибаются доски сцены, потому что японская сцена не рассчитана на балерин больше сорока килограммов каждая.
Не раз и не два русские растолстевшие балерины пролетят сквозь сцену Японского театра, пусть кабуки, или не кабуки, а — суши театра.
Злость за тонкие доски пола женщина в автобусе выплескивает на Лёху, он в этом уверен, не выдержал пристального взгляда толстушки, опустил глза на её ботинки — удобные, но ужасающего вида, Луноходы, дутики, похожие на мешки для мусора.
«Да, я вчера запорол деталь, много что вчера произошло по моей вине, и не всё хорошее — так добродетельный отшельник иногда ругается недобрыми словами в адрес черта.
Чем особенно я прогневал Судьбу, за что Судьба мне подсунул толстую злую тетку; женщина меня не знает, но ненавидит, сама не осознает за что я попал в её немилость, но я для неё — сгусток тьмы, плебей, сборище всех пороков, за это меня тётенька и гнобит, как мыши гнобят кота на макаронной фабрике.
Бабка с тележкой тоже меня возненавидела, террористка со стажем.
Но злость бабки неприцельная, со сбитой мушкой, а толстая тетка сразу увидела во мне врага балета, насильника над действительностью, рабочего парня, а с рабочими у балерин разговор короткий: «Пошел вон, дурак грязный и нищий!»
Заслужил я порицание и укоризну женщины с избыточным весом, по заслугам в меня бабка плюнула с той стороны аквариума!
Не просто так, ох, как всё непросто!
Вот то-то и оно, то-то и оно!»
Женщина напротив встала, пошла к выходу, при этом теснила Лёху, как собаки теснят баранов в пропасть.
Она отдавила Лёхе ноги, но он терпел, оттого, что заслужил, потому что совершил грех вчера, или много грехов, а много грехов, это — один очень большой грех, как снежинки скатываются в комок для Снежной бабы.