Рабочий

«Во как! — Лёха, словно громом пораженный щелкал пальцами, он представлял папуаса за своим станком и пе-реживал без хлеба и соли. — Я в профилакторий, а папуас — за мой станок, электрощиток папуасу под юбку».

Лёха выдумал папуаса и уже в него верил, увидел от-четливо с напильником и штангельциркулем.

После смены папуас пойдет в душ, а к нему за-бурятся Настюха и Елена — ладно бы просто пришли, а обидно, что бабы не первого сорта, Лёхе не дали любви, а папуасу дадут, хотя папуас в рабочем деле — ни ногой в зуб.

Лёха переполнился сухой угрозой — так трещит гро-зовая туча, но дождь еще не пошел.

Пришла мысль, что рюкзак гармонирует с ботинка-ми, и гармония эта не просто так, а дана сверху, с линии Судьбы, где много непонятного, но, когда непонятное вы-страивается в цепочку, то из него рождаются заводы, фаб-рики, цеха, общественные столовые и профилактории с песней у костра.

Необыкновенная должна прийти причина, чтобы бо-тинок гармонировал с рюкзаком, и всё вместе ехало в про-филакторий с Лёхой, не почему-то просто так ехали его ботинки и рюкзак, а оттого, что они — собственность Лёхи, его рабы, как русские рабы на услужении чеченских кре-стьян.

У станка без специальной рабочей обуви нельзя, а папуас не наденет ботинки, даже, если ему посулят козу с колокольчиками.

Может и наденет, но в ботинках долго у станка не простоит, а в кроссовках простоял бы, потому что кроссов-ки в кино разрекламированы, в кроссовках танцуют, а в рабочих башмаках с подковками, со стальным мыском — не натанцуешь рэп, да еще ногой себе же яйца отобьешь.

Балерина надела бы рабочие ботинки и при крайней нужде стала бы к станку, и даже производственный план бы дала, как дает любовь английскому менеджеру средне-го звена.

Потому что балерина — своя, рабочая, хоть не снару-жи, но внутри, и видна в ней рабочая закалка, оттого, что балерина целый день стоит у потешного станка.

Балеринские станки Лёха презирал, и над бале-ринами посмеивался, когда они называли свои репетиции работой у станка, но балерина бы норму выполнила, а папуас — он бы выкатил буркалы, кричал бы «Атуна-матана! Атука-банана!», но к шпинделю бы не прикоснулся, а от передней бабки бы бежал до самого дальнего австралийского или африканского моря — кто знает, где папуасы живут.

Жили на острове, но их смыло китайской волной.

Папуасские бабы живут на выдуманном острове в профилактории «Звезда», а сами папуасы бродят по свету — так цыгане расхаживают с медведями на цепях.

Померещилось Лёхе, что нога у него из бумаги, а башмак из картона, и из детства выплыло дурацкой назва-ние папье-маше.

Что за папье-маше? Папе — Машу?

Любили на Руси красивые слова, чтобы за словом стояла пустышка, но красиво сказано — так описывают ко-ролевича иностранным послам, а королевич в это время в грязи со свиньями валяется.

Время вроде бы застыло, когда Лёха проверял — бу-мажная ли у него нога; не бумажная — из крови, кости и мяса нога, и ботинок на ней настоящий, рабочий, а не оже-релье из улиток, как у папуасов.

Но папуаски — должны ли они работать у станка, как работала бы балерина, если бы голодала в Блокаду Сама-ры?

Можно папуасок устроить уборщицами в цеха: Гоге-ны всякие и Родены ради папуасок бросали цивилизацию, а Лёха бросит папуасок на производство.

Рождаемость в России низкая, русские давно пере-шли в категорию национального меньшинства России, вот пусть папуаски помогут, если балерины отказываются ро-жать.

Что это за девка, если прыгает, танцует, а о детях го-ворит, что не станет рожать, потому что дети балету поме-ха.

Работе в цехе дети не помеха, а балету и песням — помеха?

Во как!

Лёха подумал о том, что он знает большой секрет о своих ботинках, и секрет непременно спрятан в рюкзаке, а, возможно, что в рюкзаке — целая Галактика со звездами и рубинами.

Если в кино Галактику спрятали в кулон, то в рюкзак она подавно влезет, а в Галактике все ответы на секреты: почему папуасы не работают за станками на заводе?

Обрадуется ли Елена, если её место уборщицы на подработке возьмет папуаска с золотым кольцом в носу?

У Елены нет золотого кольца на пальце, и она много раз намекала Лёхе и другим парням, что за золотое кольцо она бы, возможно, сменила гнев на милость.

Но не дарят мужики золото Елене — не дураки же они, чтобы сокровища Земли на бабу цепляли.

Лёха, вдруг, осознал, что очень устал от размышле-ний о папуасах, о балеринах, о ботинках и рюкзаке, столь необходимых на отдыхе.

Он вытер обильный пот рукавом, отметил, что авто-бус остановился, поэтому широко вздохнул перед долго-жданным отдыхом в профилактории — так конь вздыхает перед яслями с овсом.

Коллеги выгружались из автобуса; Лёха подхватил рюкзак, и довольный, что протрезвел, а потому можно без опаски весь отдых пить, вышел из автобуса.

Около колеса возился Митяй, и Лёха отметил, что у Митяя нездоровый цвет лица, что плохо, а Лёха себя чув-ствует великолепно, и наверняка лицо сияет здоровьем и трезвостью.

— Митюха! Оттянемся! Не горюй! Выпьем, отдох-нем! Шашлычок под водочку!

— Отдохнули уже, Лёха! Не прикалывайся! Ну, у те-бя и силища, аж завидки берут!

— Отдохнули? — Лёха осмотрелся по сторонам и вздрогнул, словно станок на ногу упал. — Автобус стоял у проходной завода, но никак не в профилактории «Звезда», до которой три часа езды. — Не понял, что за шутки, Ми-тяй?

— Шутки? Два дня и две ночи не просыхали!

Ты жару давал, всех подгонял — еле живые, ждем, ко-гда о станок обопремся! — Что, не помнишь, Лёха?

Куда уж помнить, даже страшно, если вспомнишь — разрыв сердца получишь.

— Как разрыв сердца? Я ничего не помню: сели в ав-тобус, а потом сразу вылезли, будто нас тротилом подго-няли.

Я думал, что приезжали в «Звезду».

— А понаехали в тризду! — Митяй присел, погладил себя по головке, успокаивал, словно только что выступил с речью перед сенаторами США. — Ты пел, плясал…

— Не пою и не пляшу, не умею!

— С девками зажигал, аж земля горела.

Елена тебе по морде съездила — неужели не пом-нишь, горелый?