Работа на лето
Шрифт:
— Да… Да, на границе… Нет, не успели, они ещё в отключке…
Там поговорим… Спит… Ага, большое спасибо… — он сложил мобильник и, искательно улыбнувшись, сказал: — Это, пацаны. Ну, я всё сделал. Я пойду?
— Куда? — удивился Юрз и застрелил амбала в лицо из выхваченного «вальтера». — Вот и пришёл…
— Тише, — поморщился Генка, — голова болит… и мелких разбудишь…
— Намотались, спят, — почти нежно сказал Мачо, вставая. — Ой, жрать охота… всё начисто выблевал, даже желудок, такое ощущение…
— Прокололись вы, товарищ начальник службы безопасности, сердито сказал Диман,
Генка, разминаясь, подошёл к озёрному обрыву. Уже начинался рассвет. Позади взревел мотор КаМАЗа, но Генка крикнул:
— Погодите!
— Ты чего? — из кабины, заглушив двигатель, свесился Юрз. Генка вытянул руку:
— Смотрите.
Посмотрели все. Даже проснувшиеся от шума и ещё не отошедшие толком мальки, потирая глаза руками и устало зевая, смотрели на лесное озеро, на притихшие деревья, на предутренний туман в камышах… Над озером пролетело несколько уток — и опять опустилась тишина…
— Над вечным покоем, — сказал задумчиво Диман. — Есть такая картина… там непохоже, но по смыслу — точно. Над вечным покоем…
Д Е Р Е В Е Н С К И Е
Когда Диман вошёл к Генке, тот плакал.
Это было настолько неожиданно, что Диман замер. Но глаза не обманывали. Генка лежал на кровати, уткнувшись в локоть, и плакал.
— Ты чего? — почти с испугом спросил Диман, садясь в ногах и ка
саясь бока Генки. Тот мгновенно сел, глянул мокрыми глазами и отвернулся:
— Ничего… — потом дрожаще вздохнул и сказал: — У меня отца контузило…
… Историято была примитивной. Дорога, "мирное селение" во "вставшей на мирный путь развития республике" Из мирного дома кто-то дружелюбно засадил по бронетранспортёру из мирного РПГ7. Машина сгорела вместе с водителем. Те, кто ехал на броне, успели соскочить ещё до попадания, увидев вспышку выстрела, и даже вытащили наружу оглушённых бойцов из десантного отделения. Но тут в нём взорвалась граната. Пострадал только капитан Тихонин — он как раз выволакивал бойца. Контузия была не очень сильной, отец сам звонил Генке уже из дома…
… Так чего же ты… — Диман осекся, — … расстроился?
— из-за всего вообще, — глухо сказал Генка. — Им ведь сказали: селение чистое. А потом они ломанулись по домам, а их местная же милиция не пускает — куда, мол, вы закон нарушаете, тут никого нет, это не наши, они убежали и вообще вам это показалось… И на отца же потом наехали, прямо в санчасти — мол, почему вы начали
врываться в мирные дома?!— Поедешь домой? — спросил Диман. Генка помотал головой:
— Неа… Я с отцом поссорюсь обязательно. Успокоюсь, тогда… Да
с ним ничего особо страшного, просто… просто мне жалко его и за него обидно! — Генка сделал быстрое движение, выхватил из кобуры у изголовья «аникс» и так же быстро убрал его обратно.
Диман не знал, что сказать. Тогда он просто достал из-за ремня шортов тонкую оранжевую книжку. На обложке в круглой рамке шли колонной грузовики, а выше — надпись:
Д Е Р Е В Е Н С К И Е
— Вот, я тебе книжку принёс. Проханова,"Деревенские". Помнишь, ещё в июне обещал… Читай… и это… сегодня вечером в школе спектакль, а потом будут "Волей России" показывать, уже домонтированное… Придёшь с Надькой?
— Приду, — кивнул Генка. Диман тоже кивнул. Встал. Помедлил.
И хлопнул Генку по плечу.
… сколько не берегись, а помрёшь… Русскому человеку хоть один час пожить, себя ощутить. Потому помрёт не своей смертью… Русский человек только на свет роидтся, а для него уж пули отлиты. Дитятей сиську сосёт, цветики на лужайке рвёт, а пули для него уж отлиты. Под пули… родимся.
… и казалось ему сквозь слезы: вынеслись из дубов два волка, вспыхнули под луной голубым огнём и пошли метаться в сияющих росах.
Генка отложил книжку. Невидяще поглядел в окно. Повторил, словно раскушивая слова:
— И казалось ему сквозь слезы: вынеслись из дубов два волка, вспыхнули под луной голубым огнём и пошли метаться в сияющих росах.
Слова были странные и страшные, звонкие и прекрасные.
И казалось ему сквозь слезы:вынеслись из дубов два волка,вспыхнули под луной голубым огнёми пошли метаться в сияющих росах.— Стихи? — спросил Генка тихо у вечера за окном. — Да… стихи…
На площади людно. Звёзд полно. Обсыпали как пчёлы. Командир держит речь.
— Вот что! Не удержать Воскресенского! Сил нету! К утру войдёт немец! Уходить надо!
— Как уйдёшьто? Обложил. Все тута сгибнем!
— Врёшь! Уйдём! Знаю как!.. Табун погоним. Конями их стопчем.
— Как табунто направишь? Уйдёт вкось. От пулемётов рассыплется.
— Не уйдёт. Передом сам поскачу.
Смолкло в толпе. Стоял командир, глядя в небо, будто что увидел. Звёздно над колокольней…
… Ночь темней, ветреней. Звёзд над крышами гуще. Двое в избе прощаются.
— Нет, не уйдёшь, не уйдёшь так! Быть не может!
— Не бойся, нету смерти! Конца нет!
— Как же мне быть, научи! В глаза загляни!
— Гляжу в глаза твои светлые, всё вижу. И через тысячу лет буду видеть…
— Но тамто, там встретимся?
— Там… встретимся…
Хлопнула дверь. Дунул ветер. Звёзд полно…
Хлопнула дверь.
Дунул ветер.
Звёзд полно…
… лежат за пулемётами немцы. Кипит посреди степи красная туча. Страшно немцам. Ближе туча. Клубится. Встаёт земля дыбом. Впереди бьётся конь красный, на нём человек красный. Орёт.