Работа над ошибками (Puzzle)

“Так было со мной до моего рождения”, — подумал вдруг Алексей, невольно повторив почти “дословно” мысли Спиридонова, впервые достигшего границы нечто. Про Спиридонова, кстати, и про всех остальных погибших и умерших Алексей в этот миг вспомнил, осветив сознание лампой-вспышкой: “Они сейчас, наверное, там. И... Лариса тоже...”

В страшном сне бывает, что не можешь ухватить сути увиденного: форма, цвет, назначение предметов порой меняется непрерывно и нелогично. Но там хотя бы можно оперировать самими понятиями “цвет”, “форма”, “логика”. Здесь же нелогичной была сама логика, если она вообще существовала в этом пространственно-временном участке... Да нет же, нет! Не было здесь никакого пространства, никакого времени тоже! В “лучшем” случае то, что открылось перед Алексеем и его спутницей можно попытаться назвать “входом в Бесконечность”. Но только попытаться. Называть все же не стоит...

Смотреть в жуткую пустоту становилось уже невозможно. Алексей почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Сознание не могло воспринимать больше увиденного (точнее — НЕувиденного), впрочем, оно его и не воспринимало. Оно стонало и выло от ужаса!

Хотя, нет! Это выло не сознание! Алексей постепенно возвращался своими чувствами на корабль: осторожно, словно пробуя пальчиками холодную воду, они не торопясь занимали положенные “места”. Как раз одним из первых вернулся к исполнению своих прямых обязанностей слух. Он-то и отметил, что тоненький вой доносится не из глубин сознания, а явно извне. Когда к нему подключилось зрение, Алексей увидел наконец, что воет Илма, свернувшись клубком в своем кресле и трясясь всем телом. Глаза же девушки, непостижимо широко раскрытые, между тем устремлены были в бездну.

Алексей, отворачиваясь от стены-экрана насколько это было возможным, подплыл к жене и попытался дрожащими руками отвернуть ее голову от кошмарного зрелища. Но мышцы Илмы словно окаменели. Алексей заслонил тогда собой экран, втиснувшись между ним и креслом Илмы. Взгляд девушки не изменился, оставаясь таким же остекленело-безумным и направленным словно бы сквозь Алексея все туда же — в НИКУДА.

И только потом, когда, видимо, кроме чувств вернулся к Алексею и разум, он догадался просто выключить экран. Ничего не изменилось. Корабль подлетал уже к самой границе с Великой Пустотой, и онаначинала овладевать кораблем независимо ни от чего.

Глава 23

Алексей понял вдруг, что сидит не в кабине космического корабля, а в тесном и темном шкафу. Даже пылью отчетливо пахло. Защитного костюма на Алексее не было. Рядом, привалившись к нему всем телом, не шевелясь, сидела Илма, тоже без “скафандра”. Алексей сразу забыл и про шкаф, и про пыль.

— Илма, Илмушка, родная, очнись! — затряс он девушку за плечи.

Илма еле слышно замычала. Алексей обрадовался даже этому бессмысленному звуку. Он прижал к себе нежно жену, провел рукой по ее коротко стриженным волосам. Илма пошевелилась, отвечая, казалось, на ласку этим движением. Тогда Алексей нащупал в темноте своими губами губы любимой и, как когда-то уже возвращая ее к жизни после плена черного алмаза, стал горячими поцелуями отнимать у небытия свою любовь снова.

Ему это удалось. Илма сначала робко, бессознательно ответила на поцелуй едва заметным движением губ, но затем решительно обхватила ими губы Алексея и стала судорожно, неистово мять их в порыве вспыхнувшей страсти.

“Эх, тесен шкафчик!” — мелькнула в голове у Алексея циничная мысль, вслух же он прошептал, едва увернувшись от губ Илмы:

— Милая, хватит! Не здесь и не сейчас!

— А где мы? — опомнилась, наконец, Илма. — Мне было так страшно...

— Минуту назад мы были в кабине корабля. А сейчас — в каком-то шкафу. Но что-то мне подсказывает, что нам из него лучше пока не вылезать.

— Да где же мы все-таки? — не унималась Илма.

— Я же сказал: в шкафу!

— А шкаф где?

— Понятия не имею! — честно признался Алексей.

— Так давай посмотрим! — Не дожидаясь ответа, Илма приоткрыла чуть-чуть дверцу шкафа.

Шкаф стоял в классе. В обычном школьном классе обычной советской школы. По крайней мере, именно в советских школах стояли такие парты: скошенный деревянный стол с двумя откидными крышками, соединенный с грубой деревянной же скамьей со спинкой. Столешницы парт выкрашены салатовой краской, все остальное — серой. Как бы то ни было, именно за такими партами провел Алексей десять лет своей жизни. Да и коричневая доска на стене была точно такой же, какой помнил ее Алексей. Сейчас, в современных российских школах, насколько он знал, и доски были преимущественно зелеными и зачастую не деревянными, и парты — не партами, во всяком случае — совсем не такими.

— Это — школьный класс моего детства! — шепнул Алексей Илме.

— У вас тоже были кооррунии?! — ахнула Илма.

— Ч-чего?!

— Кооррунии — плетеные разноцветные коврики для сидения учеников, — пояснила Илма. — Вот, как здесь, видишь?

— Что “видишь”? — не понял Алексей.

— Я же говорю: кооррунии! — начала сердиться Илма. — Вон, возле каждого теерриваа — наколенной доски для занятий.

— Ты издеваешься, или шутишь так? — слегка обиделся Алексей. — Я вижу здесь только парты. А доску — только одну. На стене.

— Какие еще парты? — Илма тоже начала обижаться. — Сам издеваешься, выдумываешь какие-то дурацкие слова...

— Стоп-стоп-стоп! — стало доходить до Алексея. — А какого цвета стены в классе?

— Они деревянные, некрашенные... Какого цвета? Желто-серые, наверное...

— Они не деревянные, а кирпичные, снизу выкрашенные темно-зеленой краской, а сверху — побеленные! — торжественным шепотом парировал Алексей.

— Мы что, видим по-разному? — моментально догадалась Илма.

— Угу! Разные реальности. Вернее — ассоциации. У тебя и у меня — школа, только у каждого из нас — “своя”. Только вот почему именно школа? При чем тут школа?

— Наверное потому, что это тоже школа! — пожала плечами Илма.

Алексей набрался смелости и высунул голову из шкафа. Да, класс как класс: парты в три ряда, учительский стол у окна, окон тоже три, на потолке лампы с абажурами из трех широких колец разного диаметра — все точно так, как в его школе!

Алексей убедился, что в классе никого нет и осторожно вылез из шкафа, готовый в любое мгновение шмыгнуть туда снова. Удивительно, но особого страха он не испытывал, страх был именно на школьном уровне — не застал бы учитель с сигаретой в туалете. Что-то вроде того... А то, что по идее и класса-то никакого быть сейчас не должно, Алексея как-то совсем не волновало. Летел, летел на космическом корабле, оказался в пыльном шкафу — какая ерунда! Словно тумблер какой в мозгу щелкнул и вырубил саму возможность чему-то удивляться. А может, просто устал уже Алексей удивляться после всего...

Хотя нет — ему стало интересно, что же видно из окон этого класса. Алексей подошел к ближайшему окну и приоткрыл занавеску. И тут же резко задернул ее снова... За окном было все то же НИЧТО.

Илма подошла сзади и тоже хотела взглянуть за окно. Но Алексей хорошо помнил, чем закончилось для нее знакомство с Пустотой и остановил девушку:

— Не надо, тебе это не понравится!

— А что там?

— То же самое, что мы видели на экране корабля...

Илма побледнела. Алексей испугался, что она снова потеряет сознание. Но Илма справилась со своими чувствами. Правда, от окон она на всякий случай отвернулась. Зато взгляд ее упал на учительский стол (в Илминой “ассоциации” это тоже был стол, только более грубый, чем видел его Алексей, и некрашенный, из гладко оструганных досок), и нечто на этом столе привлекло к себе внимание девушки.

— Алексей, ты только посмотри на это! — Илма подошла к столу и принялась разглядывать лежащие на нем небольшие яркие предметы.

Алексею показалось сначала, что это елочные игрушки — разноцветные и блестящие. Вот только форма у всех у них была одинаковой... Алексей подошел поближе к столу. Двадцать, или около того, фигурок лежали, играя красками. А форма... Очень какая-то знакомая форма... Ответ уже лежал готовеньким в сознании Алексея, только ему почему-то страшно было его “прочитать”. Помогла Илма: