Работа над ошибками
Шрифт:
Стас заинтересованно смотрит на пирог.
— С чем? — спрашивает, как ребенок.
— Сегодня с картошкой.
— Клево, — сейчас Стас такой милый и домашний, что хочется его расцеловать. Эх…
Иду следом за ним на кухню. Стас аккуратно кладет пока неразвернутый пирог на тарелку, включает кофеварку. Привычно расставляю шахматы на доске, стоя у стола — сто раз так делала.
Поиграю немножко: часика через два ко мне домой должен прийти Марк, а нужно и Жужика выгулять, и немного прибраться к приходу мальчика. Обычно я сама хожу по квартирам детей, или занимаюсь с ними в школе, но в этот раз Марк упросил позаниматься у меня дома. Он, видите
Внезапно настораживаюсь: что-то не то. Стас подходит ко мне сзади. Он стоит очень близко — меньше чем полшага назад, и я спиной упрусь в его широкую грудь. Из-за моей спины он протягивает руку и ставит на доску последние две фигурки, которые я не успела определить на свои места. Замираю не от испуга — от пьянящего чувства близости. Стас совсем рядом. И можно развернуться к нему лицом, посмотреть в почти всегда холодные серые глаза и…
Держи карман шире, Вероничка. Очнись, принцесса. А очередную порцию насмешек не хотите ли?
Нет, никак он не успокоится. Что нужно сказать или сделать мужику, чтобы он прекратил свои грязные шуточки? Подумать боюсь.
Сейчас вновь что-нибудь сморозит гадкое.
— Стас, не надоело еще? Ну что за приколы? Отойди, — раздраженно дергаю плечами.
— Мешаю? — руки Стаса ложатся мне на плечи и очень медленно скользят вниз.
— Напрягаешь. Отстань, говорю, — мурашки бегут по спине и становится жарко от такого ласкового, странно нежного прикосновения его рук. К сожалению, мне слишком хорошо известно, что ничего за этим прикосновением не стоит, кроме развеселого армейского юмора и желания надо мной поиздеваться, в очередной раз доказывая себе, какой он крутой парень.
— Знаю наизусть все твои штучки. Сейчас начнешь прикалываться надо мной, дай только повод. Извини, как-то не хочется сегодня все это слушать.
— А ты не слушай… — Стас прижимает меня к себе. Снова дергаю плечами — бесполезно, не вырваться, даже толком не шевельнуться. Мышцы рук у Стаса литые. И не пикнешь, если вдруг приобнимет такой где-нибудь в переулке.
Я оказываюсь почти полностью прижатой к Стасу — он держит одну руку на моей груди, другую — на талии, и спиной ощущаю сильное жесткое тело. А еще — что-то твердое ниже пряжки джинсов, отчего краснею как помидор: уж очень хорошо понимаю, что это такое.
И как током ударяет желание, колени сразу же слабеют и подгибаются. Я же тоже не железная. И периодическое лицезрение полураздетого красивого мужика — его обтягивающие майки все равно как полураздетость, там все мышцы просматриваются отлично — не способствует сохранению чести и достоинства.
Стараюсь спокойно выдохнуть, параллельно ругаясь про себя на чем свет стоит. Если он так и дальше меня будет прижимать, долго сохранять безразличный вид я не смогу. Совсем расслаблюсь в его руках, и он сможет делать все, что хочет — слова не скажу. Да что слово — сама с него одежду сорву.
Только не стоит делать ничего подобного. Стас потешит свое самолюбие, а что будет со мной после этого секса на один разочек? Как потом на себя и на него смотреть? Смотреть и понимать, что тебя просто использовали…
— Руки убери! — не узнаю своего ледяного голоса. Ух ты, могу говорить так же, как и Стас, и даже с большей выразительностью. Чувствую, как Стас тоже замирает на мгновение и чуть ослабляет хватку. Не
ожидал зубастую Веронику. Я и сама не ожидала, что меня так заденет эта последняя его выдумка.— А если не уберу? — шепотом интересуется Стас, опаляя мое ухо горячим дыханием. Так хочется закрыть глаза, и пусть он делает со мной все, что хочет. Хорошо, допустим. А потом-то — что? У него вон Алиса имеется, да и еще кто-нибудь. Стас — красавчик, видный мужик. Сердце наполняется злостью и обидой. Я-то тебе зачем, любимчик судьбы? Даже с моей к тебе большой влюбленностью?
— Не уберешь — больше меня здесь не увидишь, — чеканю негромко. Свои руки Стас, помедлив несколько секунд, неохотно убирает и отстраняется.
— Не буду хулиганить, Вероничка. Я хороший мальчик. Все-все, — Стас отходит от меня, выдвигает стул и садится напротив. Вздыхает горестно, разглядывая меня. Представляю, как выгляжу. Раскрасневшаяся и встревоженная. Ладно бы только это.
Тело скручивает от мучительного желания, которое с начала большого шахматного турнира копится неделями, точнее, скоро счет пойдет на месяцы. У меня-то, в отличие от Стаса, никого нет. И давно уже не было… ничего не было.
— Ну что за женщины пошли. И приобнять-то нельзя, — недовольно говорит Стас, но в глазах поблескивает все та же усмешка. А я о чем говорила? Для него это все — игра и развлечение. Не больше.
— У тебя есть, кого обнимать. Вот вперед и с песней, — повторяю не первый раз.
— А что там с твоими личными делами?
Присаживаюсь на стул напротив. Будем играть, что ли? Дышать легче не становится, ноет грудь и в голове шумит, как от выпитого шампанского. Ничего, все пройдет. Сейчас партия в шахматы, я отвлекусь и перестану замечать бесполезное возбуждение.
— А мои дела — это мои дела, — заявляю уверенно. Только о личной своей жизни, которой, увы, пока нет, я Стасу еще не рассказывала. И так уже знает о моей жизни больше, чем некоторые подружки и родственники.
— Мы вредные какие, да, золотко? — подмигивает мне Стас и полностью расстегивает рубашку.
— Это еще что такое? — ошарашенно спрашиваю я, наблюдая за раздеванием. На смугловатой груди несколько шрамов, и ужасно хочется дотронуться до них. Закусываю губу и отвожу взгляд — от греха подальше.
— Жарко стало, — обезоруживающая улыбка. Ну обалдеть просто! Жарко ему.
Простые как две копейки эти военные.
— А водички холодной попить не пробовал? Говорят, помогает. И не только он жары, — мой многозначительный взгляд на джинсы Стаса. На причинное место я посмотреть, конечно, не могу, — мы сидим за столом вновь друг напротив друга, но Стас вытянул свои длинные ноги, и смотрю на его джинсы чуть ниже колен. Меня обзор устраивает: и вроде бы ни на что непристойное не намекнула, но и не проигнорировала случившийся эпизод. А там уж как кто поймет. И Стас понимает, естественно. Он смеется. Хотя, нет. Это даже смехом назвать нельзя. Просто ржет, ударяя ладонями по коленям.
Я здесь еще клоун. Скоро буду деньги брать за веселье.
— Вероничка, ты чудо! Не, серьезно…
— Ты будешь играть сегодня, весельчак? — злюсь уже не по-детски, хотя тело продолжает умолять о запретном. Продолжаю до сих пор чувствовать объятия Стаса, словно он обнимает меня даже сейчас, — меньше чем через два часа ко мне домой ребенок прийти на репетиторство должен, поэтому некогда смеяться с тобой. Это вы ворочаете большими деньгами, а я их понемножку зарабатываю и с великим трудом, между прочим… Или мы с тобой играем, или я — домой. И еще с Жужей гулять.