Работа за рубежом

Я встал, прошел в ванную комнату, машинально почистил зубы, побрился, умылся, а затем долго рассматривал себя в зеркало. Вновь вернулись мысли о суициде, мне хотелось повеситься. Как там я писал зубной пастой на зеркале: "Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая..."? Я не стал повторяться - все равно никто не поймет. В лучшем случае обругают, что пасту перевел и зеркало загадил.

Естественно, завтрак на кухне меня не ждал и в холодильнике было пусто. На столе лежала записка:

"Меня не будет неделю. Будьте здоровы!"

Насчет здоровья жена правильно написала. Но как поправить душевное здоровье? Иного лекарства, кроме водки, я не знал.

Вскипятив воду в чайнике, я приготовил растворимый кофе и сел к столу. Топоча босыми ногами по полу, как слон, в кухню вошла заспанная, растрепанная Машка в плотно запахнутом халатике.

– Ларионов, - сказала она, - дай сотню!

Я молча полез в карман, достал сто долларов, протянул.

– О!
– удивилась Машка.
– Ларионов сегодня богатенький!
– Она окинула меня подозрительным взглядом.
– Когда успел загореть?

– На Бермудах отдыхал, - серьезно сказал я, глядя дочке в глаза.

Машка скривилась, снова окинула меня недоверчивым взглядом, фыркнула и удалилась в свою комнату. Не поверила. Год буду отсутствовать, никто не спохватится.

Два дня я не находил себе места, неприкаянно слоняясь по городу. Заглянул на радио - там ко мне отнеслись точно так же, как дома. Будто вчера заходил. Поговорил с Витасом, предложил обработать две заготовки, записанные на диктофон. Из "СПИДом я уже переболела" ничего не получилось, зато другую заготовку отшлифовали до антирекламы: "Припарка из солей Мертвого моря хорошо помогает от трупных пятен на вашем теле". Длинновато получилось, Фесенко скривился, но деньги заплатил.

На третий день я не выдержал, зашел в кафе "Минутка", заказал Паше стакан водки, выпил и направился на поиски летнего кафе у фонтанчика под старыми тополями, которое можно было найти, только приняв предварительно на грудь, словно оно находилось в параллельном мире. Как в Бермудах.

Кафе я нашел, но вот бюро по найму на работу за границей напротив не было. Был магазинчик скобяных товаров. Зато в кафе сидел бородач Сева, похоже, ставший завсегдатаем.

– Привет, Ларионов!
– не вставая с места, он помахал рукой и жестом пригласил за столик. Я сел.

– Водку будешь?

– Буду.

Мы выпили, помолчали.

– Такие дела...
– скорбно протянул Сева.
– Еще?

– Еще.

Мы снова выпили.

– Тянет назад?
– спросил он.

– Тянет...
– признался я.

– М-да... Меня тоже. Я три раза там побывал...

Глаза Севы затянула поволока.

Я сочувственно вздохнул, и вдруг до меня дошло, что он сказал.

– Три раза? Слушай, как тебе это удалось?!

– Обыкновенно, - пожал плечами Сева.
– Дал объявление в газету, что согласен на работу за рубежом, меня и вызвали.

– Да?
– Я вскочил с места.
– Бегу!

– Сядь!
– поморщился Сева, хватая меня за рукав.
– Не мельтеши. Объявление можно дать и по телефону - "Городской курьер" принимает бесплатные объявления. Беда только, что гарантии никакой. Я уже полтора месяца каждую неделю даю объявления, а толку? Нет вакансий...

– Но ты же пытаешься?
– возразил я, усаживаясь.

– Пытаюсь...

– А мне почему запрещаешь? Давай номер телефона "Городского курьера"!

Я достал мобильник. Сева продиктовал, и я набрал номер.

– "Городской курьер"?

– Да.

– Бесплатные объявления принимаете?

– Диктуйте.

– Пишите:

"Согласен на работу стерхайсером на Минейре. Телефон: 58-02-87. Ларионов":

– Записали?

– Да. Это все?

– Все.

– Будет в вечернем номере, - сообщила приемщица и отключилась. Сева налил в пластиковые стаканчики водку.

– За удачу?
– предложил он. В его больных глазах читалось, что удачи он желал прежде всего себе.

– За удачу!

Я поднял стаканчик и мысленно добавил: "Мою удачу!"

Напились мы до чертиков, я не помню, как попал домой. Но, как ни мучило ночью похмелье, проснулся ровно в семь, принял контрастный душ, оделся и сел на кухне пить кофе.

Снова на кухне появилась растрепанная Машка и повторила ставшую дежурной сцену с выцыганиванием денег. Я дал - отец, куда денешься?
– но "спасибо", как всегда, не дождался.

Машка ушла к себе, из открытой форточки доносился зычный голос дворничихи бабы Веры, как всегда недовольной поведением жильцов, а я сидел, прихлебывал кофе, и мои мысли привычно крутились вокруг суицида. "Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая..."

И в это время зазвонил мобильный телефон. Все еще находясь в минорном состоянии полной отрешенности от земной жизни, я достал телефон, поднес к уху.

– Ларионов, - сказал в трубку.

– Ттопрое утро, - поздоровались со мной.
– Этто фы тавали опъявление, што сохласны на раппоту стерхайсера на Минейре?

У меня перехватило горло, в голове все смешалось.

– Т-та...
– с трудом выдавил я, невольно подражая акценту "Гурвинека".

– К сошалению, факансий стерхайсера в настоясший момент нет. Мошем прет-лошить только раппоту сайнесером на Фасанхе...

– Согласен!
– не дослушав, проорал я.
– Согласе-е-ен!!!