Рабы Парижа
Шрифт:
— Почему ты не на свадьбе у моего второго конюха?
— Я не виновата!
— И все же, почему?
— Я хотела туда пойти, но…
— Что?
— У меня нет хорошего платья.
— Сколько ты получаешь?
— Пятнадцать франков в месяц, ваша светлость.
— Почему же ты не одолжила платье у кого-нибудь?
— Горничные не дают. Они говорят, что я слишком…
— Слишком?…
— Некрасива, господин герцог. А еще — что от меня воняет кухней…
— Как ты попала в парк?
— Мне было очень скучно.
— И что же?
— Я случайно взглянула в окно и увидела свет вашего фонаря.
— И ты пошла посмотреть, кто это?
— Я думала, что еще кто-нибудь из прислуги остался дома и мне не будет с ним так одиноко.
— Что ты увидела в парке? — решился, наконец, Норберт задать самый главный вопрос.
Каролине снова стало страшно.
— Отвечай же, — настаивал герцог.
Она молчала.
"Черт побери! — думал Норберт. — Не убивать же ее… Это было бы позорно. А на дуэль девчонку не вызовешь… Дьявол ее сюда принес! Придется хорошо заплатить ей за молчание. После пятнадцати франков в месяц это произведет достаточно сильное впечатление".
— Не бойся, — продолжал он. — Скажи мне всю правду — и я награжу тебя.
— Вы не обманете бедную девушку?
— Даю честное слово дворянина, — поклялся де Шандос.
— Я видела все, ваша светлость.
У Норберта потемнело в глазах.
— Расскажи по порядку. Когда ты пришла?
— Вы только начинали рыть яму. Я решила, что вы с этим господином…
— Ну?
— Ищете клад, — закончила она. — Господи, как я ошиблась!
Девушка опять заплакала.
— Что же было дальше?
— Этот господин что-то говорил, но я ничего не расслышала.
"Хоть в этом повезло", — мрачно подумал герцог.
— А потом вы взялись за шпаги и начали драться. Это было так красиво…
— Все?
— Нет. Этот чужой господин упал.
— Продолжай.
Каролина дрожала так сильно, что у нее стучали зубы.
— И вы…
— Что я?
— Вы его зарыли в яму.
— Ты хорошо разглядела этого человека?
— Да, господин герцог.
— Знаешь ли ты, как его зовут?
— Нет.
— Видела ли ты его прежде?
— Нет, ваша светлость.
Норберт перевел дух.
— Послушай, девочка, — сказал он. — Ты умеешь держать язык за зубами?
— Да. У меня нет ни подруг, ни поклонников: я слишком некрасива. Мне не с кем даже поговорить…
— Если ты будешь молчать, а еще лучше — забудешь все, что видела сегодня в парке, то я сделаю тебя счастливой.
— Клянусь вам, господин герцог, что никому ничего не скажу!
— Завтра я дам тебе много денег.
— Спасибо, ваша светлость!
— Ты станешь богатой невестой и у тебя сразу появятся поклонники.
— Дай-то Бог!
"Куда бы ее услать подальше?" — соображал де Шандос.
— Есть ли такой молодой человек, за которого ты мечтаешь выйти замуж?
Девушка
покраснела.— Вижу, что есть. А где он живет?
— Он уехал в Америку…
— Прекрасно! — вырвалось у Норберта. — То есть, я хочу сказать, у тебя теперь все будет прекрасно. Ты получишь деньги и поедешь к нему в Америку. Перед богатой невестой он не устоит. А теперь иди в свою комнату и ложись спать, а утром Жан скажет тебе, что делать дальше.
— Слушаюсь, ваша светлость.
— Но помни: я рассчитываю на твое молчание. Не проболтаешься — будешь счастлива. Скажешь хоть одно слово — и ты погибла.
— Клянусь Богоматерью, господин герцог!
— Иди.
Каролина ушла, смеясь и плача одновременно.
Де Шандос снял с дерева фонарь и еще раз осмотрел пустырь.
Все было в порядке.
Норберт направился во дворец.
Ему хотелось верить, что Каролина Шимель сдержит свою клятву Деньги и страх — могущественные повелители человеческих душ!
Но женщины болтливы… Она может нечаянно сказать лишнее в разговоре с подругой или в порыве страсти поделиться тайной с женихом. Хорошо еще, что он в Америке…
Вот до чего дошел потомок славного рода герцогов де Шандосов! Его честь и свобода зависят от ничтожной кухарки…
Норберт чувствовал себя как связанный пленник, сидящий на бочке с порохом, у фитиля которой дети играют со спичками.
Теперь он — раб этой уродины… Когда она это поймет, малейшее ее желание будет равносильно приговору суда!
Чего только не взбредет в голову женщине, получившей власть…
Герцог вспомнил, что его тайна известна не одной лишь кухарке Каролине. Есть еще женщина, приславшая анонимное письмо, есть его жена и Жан, которому придется все рассказать.
В Жане он не сомневался. Старый слуга не раз доказал свою преданность и осторожность. Но три женщины… Боже мой, три женщины, когда достаточно и одной, чтобы завтра же все полицейские ищейки Парижа наизусть знали, в каком углу его парка зарыт труп!
Де Круазеноа был прав: лучше смерть, чем такая жизнь…
С этой мыслью Норберт вошел в спальню герцогини.
Она сидела в кресле у камина и уже не плакала.
При появлении де Шандоса Мари встала и посмотрела ему в глаза.
Герцог невольно отвел взгляд в сторону, но тут же снова устремил его на жену, стыдясь минутной слабости.
— Я убил вашего любовника, мадам. Моя честь отомщена.
Мари не упала в обморок, потому что была готова к самому худшему. Слез у нее тоже почти не было: бедняжка выплакала их за долгие месяцы своего замужества.
Герцогиня де Шандос с презрением отпарировала:
— Маркиз де Круазеноа не был моим любовником.
— Не лгите!
— А зачем? Чего мне теперь бояться?
Непривычная твердость ее голоса раздражала Норберта.
— Я вас ни о чем не спрашиваю, — грубо ответил он.