Рабы Парижа
Шрифт:
Последний удар оказался не по силам самозванному маркизу. Он побелел и разревелся, как ребенок.
— Но, Зора — в тюрьме! Зора — под арестом! — всхлипывал он, захлебываясь слезами.
— Вот именно. Сначала в полиции вместе с карманниками и пьяными воришками, а потом в Сен-Лазаре!
Это оказалось слишком для жалкого потомка. Он закричал, забился на полу, выкрикивая:
— Вы злоупотребляете своими родительскими правами! Так знайте, мы явимся в полицию, я с друзьями, назло вам и вашему Катену, и освищем вас обоих. Я сяду рядом с ней на скамью подсудимых. Накуплю ей бриллиантов, а когда дождусь
Отец медленно поднимался со своего места.
В эту минуту Андре схватил юного негодяя за шиворот и вытолкал за дверь.
— Зачем вы это сделали? — строго спросил старик. — Теперь он побежит к этой… предупредит ее, и она ускользнет от рук правосудия. Этого не должно случиться.
— Не надо, успокойтесь, — говорил Андре, пытаясь его удержать.
Но старик оттолкнул его и, шатаясь, вышел из кабинета.
— Быть беде, — подумал Андре, ожидая развязки.
Минут через десять старый Ганделю вернулся. Он стал спокойнее, но лицо его оставалось грустным.
— Я запер его, а ключ отдал надежному слуге. К ней он теперь не попадет. Но мне от этого не легче. Ох, совсем не легче…
— Надо проследить, чтобы он что-нибудь не сделал с собой, — обеспокоился Андре.
Старик пожал плечами, губы его скривила жалкая улыбка.
— Это он-то? — презрительно спросил он, — скорее от его пальто можно ждать решительного поступка, чем от него! Разве он мужчина? Посмотрите на него. Валяется на постели и льет слезы, Пора давно мне одуматься и, вместо того, чтобы потакать ему, взять его в жесткие руки. Завтра же соберу семейный совет и объявлю, чтобы никто не давал ему ни сантима! Пусть подумает над тем, что деньги в его возрасте пора зарабатывать. А его девку непременно посажу. Пусть хоть все журналы разом поднимают скандал!
— Может быть, вы все-таки найдете другое средство… — заметил Андре.
— Нет, другого средства быть не может. Надо научиться переносить скандалы и мнимые бесчестия, чтобы не прийти к настоящим. Не известно, с кем он связался, сам бы он до махинации с кредиторами не додумался бы.
Любящий отец пытался найти оправдания своему непутевому сыну.
— Пора, однако, заняться делом. Прошу вас, забудьте те неприятные минуты, которые я невольно заставил вас пережить. Идемте на стройку…
Выходя, он оглянулся вокруг.
— М-да, печальная картина. Все разбито вдребезги. А какая хорошая была мебель… Сколько труда в нее вложено. Видите, как нехорошо поддаваться своим эмоциям.
Он обернулся и крепко пожал Андре руку.
— Бог наградит вас. Сегодня вы спасли жизнь моему сыну, а следовательно и мне. Таких услуг я не забываю. Теперь займемся делом, которое нас ожидает. Но по дороге зайдем куда-нибудь перекусить…
Андре с удовольствием принял предложение. Он гордился уважением этого простого, но глубоко честного человека.
Прийдя на стройку, они застали там более дюжины молодых художников и скульпторов, но, против обыкновения, подрядчик не уделил им внимания. Все его мысли были на улице Шоссе-д' Антен, возле сына.
Минут через пятнадцать он подошел к Андре.
— Я, пожалуй, вернусь к себе, — проговорил он устало, — о деле поговорим завтра…
И быстро ушел…
Художники и рабочие
переглянулись.Андре переоделся в рабочую одежду.
Только он принялся за работу, как к нему подбежал один из учеников и сказал, что какой-то хорошо одетый господин непременно хочет его видеть.
Андре с досадой оторвался от работы и сбежал вниз. Но вся его досада исчезла, как только он увидел барона Брюле-Фаверлея.
— О, вас я всегда рад видеть, — воскликнул он, — извините, не могу подать руки, весь в алебастре.
Вдруг он заметил, что барон чем-то расстроен.
— Что случилось? — спросил он, бледнея. — Сабине плохо?
Гонтран опустил голову.
— Если у вас есть время, то поехали ко мне. Здоровье мадемуазель Мюсидан поправилось, но… но, час от часу не легче…
— Господи! Что там опять произошло? — произнес потрясенный художник, — обождите, я сейчас переоденусь…
— Да бросьте…
— Но я же в блузе и весь испачкан!
— Да какое это имеет значение?
— Для вас имеет. Встретится кто-то из вашего круга, пойдут ненужные разговоры…
— Да пусть болтают, что хотят, поехали скорее, — сказал тот и, схватив художника за рукав, потянул его за собой.
— Что же, все-таки, случилось? — нетерпеливо спросил Андре.
— Да потерпите же, сказать об этом я могу только дома, у себя в кабинете!
Добравшись до дома, они тут же заперлись в кабинете, и барон заговорил:
— Сегодня утром я случайно оказался в районе улицы Матиньон. Вдруг вижу — Модеста. Вся в слезах, она кинулась ко мне и сказала, что с двенадцати часов дожидается вас, а вы все не идете.
— Я действительно опоздал, но это произошло помимо моей воли. Так что же случилось?
— Вот вам письмо от Сабины.
Андре судорожно сорвал печать и стал читать вслух:
"Бесценный друг мой!
Я никогда не перестану вас любить. Но обстоятельства таковы, что мы никогда больше не увидимся с Вами. Это письмо будет последним.
То, что побуждает меня к этому, настолько важно, что я не могу противиться, не потеряв уважения к своему имени.
В скором времени Вы, вероятно, услышите о моем замужестве. Не надо проклинать меня, лучше пожалейте… И помните, что как бы ни было велико Ваше отчаяние, оно все равно не сравнится с моим.
Бог поможет перенести нам наше горе. Постарайтесь забыть меня. Я же до того несчастна, что не могу искать даже смерти.
Позвольте мне, в последний раз, назвать Вас своим единственным, самым близким и дорогим другом, и — простимся навсегда!…
Душой навеки ваша, Сабина".
— Только не предавайтесь отчаянию, — испуганно проговорил барон, — нужно держаться…
Но Андре не дал ему договорить:
— Я не собираюсь отчаиваться, — сухо проговорил он, — я мог рыдать, когда она умирала. Но я мужчина и, если надо бороться за свою любовь, так я буду бороться.