Рабы Тьмы

— Цена? — переспросил Круз. — Ты должен знать это, брат. Ибо где мы сейчас и что это за вода перед нами?

— Хтония, — произнес Малогарст, давая имя мысли, что посетила его сразу же при взгляде на стены пещеры и черное озеро. Он посмотрел на диск луны, висящий над покрытой рябью водой. Подумал о Морнивале и об осколках старых обычаев, укорененных в легионе так глубоко, что только теперь их происхождение из темноты делалось очевидным.

— Дверь становления, — сказал он, глядя в пустые глаза Круза. — Сборщик платы, и… — он поднял руку к груди, и его пальцы нащупали кожаный мешочек, висящий на шнурке на шее. Сняв его, он вытряхнул содержимое мешочка на ладонь. Одна–единственная блестящая зеркальная монета, мерцающая, точно отражение утонувшей в воде луны. — Цена.

— Ты ли — тот, кого я призывал? — спросил Малогарст, вскинув руку и зажав между пальцами монету, покрытую гравировкой. Обрывок древних легенд из тоннелей Хтонии, обретший новую силу благодаря искусству, которое постиг Малогарст. Монета мертвых, дар, уплаченный, дабы обязать проводника проделать путь сквозь неведомое. Кровь и символы на монете придавали ей здесь, в варпе, вес и значение куда больше, чем в реальности.

Круз не шевельнулся.

— Ты понимаешь, — сказал он; скорее утверждение, чем вопрос.

Малогарст посмотрел на волчью голову на серебряном диске. Он наклонил ладонь, и голова превратилась в глаз с узкой прорезью зрачка.

— Моя душа, — ответил он. — Всё, чем я был и что я есть, всё, что я ограждал от варпа, когда другие отдавались ему.

— Такова цена, — сказал Круз и протянул ладонь над водой. — Цена всегда такова.

Малогарст кивнул, на мгновение сжав монету в кулаке и открыв ее снова. Серебро ярко сияло в его пальцах.

— Да, — согласился он. — Конечно, именно так. Я понимаю.

Он подбросил монету в воздух. Она закувыркалась — глаз и волк сменяли друг друга в падении — и ударилась об отражение луны, разбив его. Круз метнулся вперед — его рука нырнула под воду, чтобы поймать тонущую монету. Пальцы Малогарста сомкнулись вокруг сжатого кулака Круза.

— Я понимаю, — прорычал Малогарст. Круз попытался вырваться, но Малогарст крепко держал его. Слог силы сорвался с его губ. Стены пещеры задрожали. Вода в озере забурлила, пошла волнами. — Я понимаю, — повторил он и выплюнул цепочку слогов в лицо Крузу. — Лайак поместил тебя здесь, зная, куда приведет путь. Так вы хотите заманить меня. Получить возможность вонзить свои клыки в мою душу. Поместить близ Гора еще одного раба.

Лицо Йактона Круза искажалось, иллюзия плоти пузырилась и плавилась. Челюсть с хрустом удлинилась. Выдвинулись черные клыки. Шерсть и перья прорастали сквозь кожу. Тело увеличивалось в размерах, мышцы вздувались под серой плотью. Демон взревел в лицо Малогарсту. Слюна и кровь забрызгали его щеки.

— Ты пал, — проревел демон. — Ты уже пал. Ты уже стал мясом на нашем столе. У тебя нет выбора. Единственный вопрос — кто держит твой поводок.

— У тебя нет власти надо мной. Я уже давно отдал свою душу…

Малогарст крепче сжал хватку поверх руки существа — руки, что по–прежнему держала монету — зеркало настоящей монеты, висящей на его перерезанной шее в реальном мире; монету, которая прожигала сущность демона, как бы он ни пытался от нее избавиться.

— Я отдал свою душу Гору Луперкалю, — сказал он и произнес последний слог.

Демон закричал. Монета погружалась в его плоть, сжигая до углей кожу и кость. Малогарст разжал пальцы и выпрямился.

Демон скорчился на краю озера, затем замер. Его челюсть втянулась обратно. Перья и шерсть скрылись под кожей. Когда он наконец встал, то выглядел так же, как и раньше. Только правая рука осталась черной и искривленной, со сморщенной кожей и когтями на пальцах. Серебряная монета лежала на ладони, сплавившись с почерневшей плотью. Демон, казалось, коротко вздохнул, затем поднял взгляд на Малогарста.

— Ты заплатишь за это.

— Как тебя зовут?

Демон покачал головой.

— Ты связал меня. Зачем тебе мое имя?

Малогарст тонко улыбнулся.

— Чтобы знать, как к тебе обращаться. Назови мне свое имя.

— Амарок, — ответил демон.

— И ты будешь моим проводником, Амарок, как и обещал, хотя не собирался выполнять обещание. — Малогарст указал на озеро. — Отведи меня к Гору.

— Ты даже не представляешь, о чем просишь.

— Неважно.

— Хорошо же, — Амарок нагнулся и дохнул на воду. Луна исчезла, оставив лишь темноту; теперь на поверхности не было никакого отражения. Демон отступил назад и указал на озеро.

Подойдя к краю, Малогарст поднял взгляд на демона. Черные провалы взглянули на него в ответ.

— Почему ты носишь этот облик? — спросил Малогарст. — Из всех лиц, которые ты мог бы выбрать, этот старый дурак мало что значит для меня. — Он махнул рукой в сторону пергамента, по–прежнему приколотого к груди демона. — А его смерть — и того меньше.

— Мы все старики, Мал, — произнес голос Йактона Круза. Амарок улыбнулся и указал на озеро: — После тебя, хозяин.

Лайак

— Это место осквернено! — рыкнул Лайак. Перед ним дороги ветвились и скручивались, словно внутренности витой раковины. Он и его спутники перестали бежать еще какое–то время назад — насколько давно, он не мог судить. Лайак был убежден, что они проходили пространство более обширные, чем это; огромные, гулкие пустоты, давившие на его чувства, даже будучи укрыты туманом. Гравитация подчинялась простому в своей извращенности закону: «низом» была любая поверхность, на которой ноги находили опору.

— Или чудесно — зависит от того, как смотреть, — отозвалась Актея. Она по–прежнему держала в руках выпуклый хрустальный сосуд с кровью. Время от времени она поднимала сосуд к лицу и прижимала к одной или другой глазнице. — Паутина обманывает, но не свят ли обман? Разве не следует испытывать праведных?

— Она нам не повинуется, — огрызнулся Лайак.

— И всё, что не повинуется, должно быть уничтожено? Не слишком ли это недальновидно?

— Твои вопросы…

— Проницательны, — сказала Актея. — Я надеялась бы, что некто, набравшийся такого могущества под взором богов, будет ценить проницательность.