Рабыня Гора

Приветственные возгласы. Звон кубков. Турнус снова встал.

— Я прошу эту свободную женщину, — он обернулся к Ремешку, — женщину, к которой я очень привязан, стать моей подругой.

Толпа разразилась ликующими криками.

— Но, Турнус, — спросила она, — раз я теперь свободна, я имею право отказаться?

— Конечно, — озадаченно ответил Турнус.

— Тогда, благородный Турнус, — голос ее звучал спокойно и ровно, — я отказываюсь. Я не стану твоей подругой.

Турнус опустил чашу. Воцарилось молчание.

Ремешок опустилась на землю, легла к ногам Турнуса. Охватив ладонями его ступню, прижалась к ней губами. Подняла голову. В глазах ее стояли слезы.

— Позволь мне быть твоей рабыней, — проговорила она.

— Я предлагаю тебе быть моей подругой!

— Я прошу рабства.

— Почему? — все не мог взять в толк Турнус.

— Мне уже доводилось быть с тобой, Турнус. В твоих руках я могу быть лишь рабыней.

— Не понимаю.

— Я обесчестила бы тебя. В твоих руках я могу быть только рабыней.

— Ясно, — сказал глава касты в Табучьем Броде.

— Любовь, что питаю я к тебе, — говорила она, — это не любовь подруги. Это безнадежная рабская любовь, настолько сильная и глубокая, что испытывающая ее женщина может быть лишь рабыней мужчины.

— Подай мне пагу, — протягивая ей кубок, сказал Турнус.

Взяв кубок, она встала на колени, опустила голову и подала ему кубок. Свободная женщина, она прислуживала, как рабыня. Крестьяне едва переводили дух от изумления. Свободные женщины возмущенно заголосили. Турнус отставил кубок.

— Вели принести веревку, надень на меня ошейник, Турнус, — попросила она. — Я твоя.

— Принесите веревку, — бросил Турнус.

Принесли веревку.

Держа веревку в руках, Турнус смотрел на девушку.

— Надень на меня ошейник, — повторила она.

— Если я надену на тебя ошейник, — сказал он, — ты снова станешь рабыней.

— Надень на меня ошейник, хозяин.

Дважды обмотав вокруг ее шеи веревку, Турнус завязал ее узлом.

Ремешок, его рабыня, преклонила перед ним колени. Он схватил ее, могучими руками прижал к себе, насилуя девичьи губы властным поцелуем, словно сладострастие и радость обладания удесятерили его силы. Она, теряя власть над собой, вскрикнула, сжимая его в объятиях. Голова ее откинулась, губы приоткрылись. Он начал зубами сдирать с нее тунику.

— Унеси меня от света, хозяин, — попросила она.

— Но ведь ты рабыня, — рассмеялся он и, сорвав с нее одежду, швырнул ее наземь меж праздничных костров. Она вскинула глаза — покорно-страстные глаза снедаемой вожделением рабыни.

— Как угодно хозяину! — И опрокинулась навзничь. Волосы разметались по земле. Он бросился к ней, и они слились в бесконечно долгом объятии, а вокруг пылали праздничные костры. В ночи разнесся ее крик, слышный, наверно, далеко за частоколом.

А когда Турнус вернулся на свое место, она, рабыня, примостилась у его ног, время от времени осмеливаясь коснуться кончиками пальцев его бедра или колена.

Праздник затянулся.

Свежело. Силуэты лун заволокло влажной пеленой. В небе, гонимые ветром, вздымались громады облаков.

Избитая, измученная, я, должно быть, заснула у дыбы.

Разбудил меня звук защелкнутых на запястьях наручников. Я открыла глаза. До рассвета еще далеко. Передо мной стоял Туп Поварешечник. Мои руки плотно схвачены стальными кольцами.

— Вставай, птенчик, — сказал мне Туп. Я с трудом поднялась на ноги. Руки скованы спереди — и на дюйм не развести. — Теперь ты моя!

— Хозяин? — проронила я.

— Да, — повторил он, — моя.

— Да, хозяин.

Странно… Так просто: раз — и перешла из одних рук в

другие.

Я огляделась. Праздник кончился. Почти все селяне разбрелись по домам. Кое-кто улегся у догорающих кострищ.

Мы стояли у дыбы. Беспомощной пленницей распростерлась на ней Мелина, некогда — свободная женщина, ныне же — рабыня. Рядом — Турнус, Ремешок, Редис, Верров Хвост и Турнепс.

— Нарекаю тебя Мелиной, — объявил Турнус распятой на дыбе женщине.

— Да, хозяин, — ответила она. Ужасающий позор уготовил он ей — в рабстве носить имя, которым она звалась, будучи свободной. Теперь оно станет ее рабской кличкой.

— Можно рабыне говорить? — спросила она.

— Да, — разрешил Турнус.

— Зачем ты велел обрить мне голову?

— Чтобы с позором вернуть в село к отцу.

— Оставь меня здесь, хозяин, прошу тебя!

— Зачем?

— Чтобы я могла доставлять тебе наслаждение, — прошептала она.

— Странно слышать такое от тебя, — усмехнулся он.

— Умоляю, оставь меня, позволь угождать тебе, хозяин!

— Ты что, обретя клеймо, разума лишилась? — осведомился Турнус.

— Я только хотела быть подругой окружного головы, — проронила она.

— А теперь ты рабыня любого, кому мне вздумается подарить или продать тебя.

— Да, хозяин.

— Я и пальцем не пошевелил, чтобы стать окружным головой, — разоткровенничался вдруг Турнус, — именно потому, что к этому так стремилась ты. Начни я добиваться этой должности, все вокруг решили бы, что лишь твое тщеславие и твои попреки тому причиной.

Зажатая между балками, она принялась отчаянно извиваться на девичьей дыбе.

— Мужчина, — продолжал он, — должен быть хозяином в собственном доме. Даже если выбрал себе подругу. Для того и нужна подруга, чтобы поддерживать, помогать, а не козни строить.

— Я была плохой подругой, — прошептала она. — Постараюсь, чтобы рабыня из меня получилась лучше.

— Сочту я нужным — стану добиваться места окружного головы, — отрезал Турнус. — Нет — значит, нет.

— Как угодно хозяину, — ответила Мелина, его рабыня.